Все это начинает обретать смысл.

Я узнаю фирменную кровать Omega, которая у нее есть, и почти улыбаюсь.

Она заслуживает хороших вещей, говорит тихий голос внутри меня, когда я рассматриваю шелковые наволочки и обилие пушистых подушек.

Мои глаза сканируют ее комод, опрятный и без пыли. На темной деревянной поверхности лежит небольшая стопка бумаг, и я внимательно просматриваю их.

Рецепты.

Мои губы изгибаются.

Я так давно этим не занимался. Я не пытался узнать о ком-то по их имуществу или тому, что они оставляют после себя.

И все же я чувствую, что понимаю Скайлар все больше и больше с каждой секундой, проведенной в ее доме.

И чем больше я полон решимости выяснить, что с ней случилось, и где, черт возьми, она находится.

Моя, рычит внутри властный голос. Кто-то забрал ее у меня.

Но прежде чем я успеваю сосредоточиться на своей реакции, в комнату входит Бен, глядя на свой телефон и нахмурив брови.

— Хэй — настойчиво говорит он. — Я не должен показывать тебе это, но эм… — он протягивает мне свой телефон с усталым выражением лица. — Криминалисты только что вернулись к нам из другого округа. Посмотри на результаты этого. Новая партия O.

Я читаю отчет, и у меня сводит живот.

— Черт, — шепчу я.

Мы должны найти Скайлар.

Прямо сейчас.

5

СКАЙЛАР

Я пытаюсь считать дни.

Но в комнате нет окон, и желтый искусственный свет всегда горит.

Когда он приносит мне еду, это случается нерегулярно.

Немного крекеров здесь. Кусочек хлеба там.

И каждый раз, когда я слышу шарканье шагов и открывающуюся дверь, я остаюсь за стеной в ванной.

Я стараюсь сохранять спокойствие.

К счастью, у меня всегда есть доступ к воде из раковины, поэтому я зачерпываю ее руками и жадно пью в течение всего дня.

От слез у меня только болит голова, и это отнимает драгоценную энергию.

Итак, я провожу свое время во сне, потому что это все, что я могу делать.

Я отдыхаю, свернувшись калачиком между душем и туалетом, завернувшись в колючее, пропахшее плесенью одеяло.

По крайней мере, между мной и ним есть какой-то барьер.

Чтобы оставаться в здравом уме, я считаю плитки линолеума.

Я считаю трещины в штукатурке.

Я вспоминаю рецепты.

И я изо всех сил стараюсь не думать об Эйприл, Тэмми, Лэндоне или Ривере.

Но иногда я это делаю.

Лэндон и Ривер появляются в моих снах, настолько яркими, что я могу поклясться, что они настоящие.

Затем я просыпаюсь дезориентированная в грязной ванной и борюсь со слезами.

Я подсчитываю, сколько раз я спала.

К концу десяти циклов сна я все еще не знаю, чего хочет от меня мой Бета-похититель.

Не имело бы смысла просто держать меня здесь, не так ли?

И здесь так холодно.

У меня есть только та одежда, которая была на мне с той ночи — розовые спортивные штаны и серая толстовка.

У меня пропали носки, и я думаю, что знаю почему.

Он специально держит меня в холоде и слабости. Я смогла быстро вымыться в душе — каждый раз смывая с себя грязь меньше чем за минуту. Но нет полотенца, чтобы вытереться. Я дрожу в ванной и кутаюсь в грубое одеяло, пока мои зубы не перестают стучать.

Цепь делает меня его пленницей, но недостаток энергии для чего-либо — это еще один способ держать меня в повиновении.

Но почему?

— Ешь и пей. И веди себя тихо. Это все, что тебе нужно делать.

Я снова засыпаю, продолжая сворачиваться в клубок, чтобы согреться.

Я наконец-то понимаю, чего он от меня хочет.

Прошло, должно быть, не меньше двух недель. Я сплю больше, чем бодрствую. У меня пропал аппетит, и еда, которую он оставляет мне, остается нетронутой на тумбочке в ванной.

Я слышу, как открывается дверь и звук его шагов, но у меня нет сил пошевелиться. Мое лицо прижато к стене, а спина ноет от неудобного лежания на боку, но я пытаюсь заставить себя снова заснуть, хотя чувствую, что он со мной в ванной.

Если я сплю, он не может заставить меня поесть.

И все, что я хочу делать, это спать.

Но грубые руки хватают меня за плечи и разворачивают, пока я не оказываюсь лицом к нему, и я вскрикиваю от боли. Я отползаю на заднице, пока не упираюсь спиной в стену, мои глаза расширяются от страха, когда я встречаюсь с его лицом. Я обхватываю руками колени и сворачиваюсь в клубок, пытаясь создать как можно больше пространства между нами.

Его глаза налиты кровью и остекленели, когда он смотрит на меня. Он всего в нескольких дюймах от меня, сидит на коленях, положив руки на бедра. — Дай мне свою руку, — говорит он.

Именно тогда я замечаю, что лежит на линолеуме рядом с ним.

Запечатанный шприц. Флаконы. Вата. Жгут.

И рулон синей медицинской ленты.

Я замираю.

Я не против того, чтобы умолять. Что бы он ни хотел сделать, это не произойдет.

— Это новое, — уверяет он меня, как будто это моя забота. — Ты не заразишься.

Я зажата между ним и стеной, и у меня едва хватает времени сопротивляться, прежде чем он дергает меня за руку. Он хватает меня так сильно, что остается синяк, и я хнычу, вырываясь.

Этого не произойдет.

— Пожалуйста, — выдыхаю я, слезы наполняют мои глаза. — Пожалуйста, не делай того, что ты собираешься сделать.

— Заткнись, — шипит он слишком близко ко мне. — Или я сделаю тебе больно.

Склонившись надо мной, он обматывает жгутом мое предплечье, сильно сжимая.

— Сожми кулак, — приказывает он, все еще держа мою руку на вытянутой.

— Пожалуйста, не заставляй меня…

— Сотрудничай, и я скажу тебе, где она, — небрежно бросает он.

Я замираю, неуверенная, правильно ли я его расслышала.

— Что? — шепчу я.

— Эйприл. Твоя подруга, верно? — он настаивает. Его хватка на моей руке ослабевает, когда я медленно сжимаю кулак. — Я скажу тебе, где она.

Он мог лгать. Его глаза безумны, а настроение постоянно меняется. Все это могло быть напрасно.

Но если он не…

— Не двигайся, — мягко говорит он. Я опускаю взгляд на потертый кафель, желая, чтобы это поскорее закончилось. Он легко находит вену, и слезы тихо стекают по моим щекам, пока он пьет мою кровь.

— Тебе нужно есть, когда я даю тебе еду, — продолжает он. Он слишком близко ко мне. Его приглушенный, искусственный запах Альфы витает вокруг меня, и это вызывает у меня тошноту.

Когда он, наконец, закончил, он прижимает ватку к моей коже, удерживая его на месте. Три флакона с моей кровью стоят на полу рядом с моим коленом.

— Она жива, — говорит он.

Она жива.

Эйприл жива.

Я хочу ему верить.

— Она ранена? — шепчу я.

— Ее содержат так же, как тебя, — просто говорит он.

Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы он сказал больше.

— У кого она? — Я спрашиваю. — Почему ты делаешь это с нами? Зачем тебе моя кровь?

Его взгляд напряженный. — Твоя кровь — жидкое золото, — зловеще говорит он.

Я жду, что он продолжит, но он этого не делает. Вместо этого он перевязывает вату с внутренней стороны моей руки медицинской лентой.

— У кого она? — Я спрашиваю снова. — Она здесь?

Он качает головой. — Нет, — отвечает он. — Нет, ее здесь нет. Но она жива.

Он отстраняется от меня и встает, оставляя меня прижатой к стене. — Кроме того, — добавляет он, когда я смотрю на него снизу вверх. — В любом случае, ты отсюда не выберешься. — Его кроссовка постукивает по цепочке, прикрепленной к моей лодыжке. — Так что тебе не нужно беспокоиться о ней.

Мое сердце замирает, когда он начинает уходить.

— Пожалуйста, — говорю я, в то время как черные точки пляшут у меня перед глазами. — Мне нужны мои подавляющие средства.

Он останавливается у разрушенного дверного проема и смотрит на меня сверху вниз. — Нет.

Я закрываю глаза и слушаю, как он уходит.