Таким образом, И. Кант прямо говорит, что время и пространство – это особые конструкции человеческого сознания. Складывается странная ситуация. Одни великие находят время и пространство в окружающем нас мире. Другие не находят их там, обнаруживая лишь в человеческом сознании. Как же связаны между собой сущности окружающего мира и человеческое сознание?
По-видимому, первым среди физиков о природе репрезентируемых концептами физических сущностей задумался Э. Мах. Он (2011, с. 426) рассматривает понятия масса, сила, атом в качестве «средств мышления физики», вся задача которых заключается только в том, чтобы экономно упорядочить опыт в нашем сознании. Э. Мах указывает, что мы не должны считать эти интеллектуальные вспомогательные средства, которыми мы пользуемся для репрезентации мира в нашем мышлении, основами действительного мира. Но отмечает, что большинство естествоиспытателей приписывают им реальность, выходящую за пределы мышления, полагая, что эти понятия обозначают настоящие, подлежащие исследованию сущности окружающего мира.
То есть Э. Мах понимает, что все сущности, которыми оперирует физика, созданы человеком, а не обнаружены исследователями в окружающем мире. Он пишет: «Все положения и понятия физики представляют собой не что иное, как сокращенные указания на экономически упорядоченные, готовые для применения данные опыта. …Вследствие краткости своей они часто получают вид самостоятельных сущностей» (2011, с. 164).
Задолго до А. Эйнштейна, которому в современной научной литературе приписывают эту заслугу, Э. Мах отказывается принимать реальность существования «абсолютных» физических сущностей И. Ньютона (абсолютного времени, пространства и движения): «…в приведенных здесь рассуждениях Ньютон изменяет своему намерению исследовать только фактическое. Об абсолютном пространстве и абсолютном движении никто ничего сказать не может; это чисто абстрактные вещи, которые на опыте обнаружены быть не могут» (с. 191). «В физиологическом отношении время и пространство суть системы ориентирующих ощущений, определяющих вместе с чувственными ощущениями возбуждение биологически целесообразных реакций приспособления. В отношении физическом время и пространство суть особые зависимости физических элементов друг от друга» (Э. Мах, 2003, с. 402). «…Время есть абстракция, к которой мы приходим через посредство изменения вещей…» (2011, с. 187).
В статье, написанной по случаю кончины Э. Маха, А. Эйнштейн пишет: «Понятия, которые оказываются полезными при упорядочении вещей, легко завоевывают у нас такой авторитет, что мы забываем об их земном происхождении и воспринимаем их как нечто неизменно данное… В этом случае их называют “логически необходимыми”, “априорно данными” и т. п. Подобные заблуждения часто надолго преграждают путь научному прогрессу» (1967а, с. 28).
А. Эйнштейн (2008, с. 327) также указывает, что наука является не коллекцией законов, а созданием человеческого разума с его свободно изобретенными идеями и понятиями. Он (2002, с. 13–14) предлагает свою принципиально иную концептуализацию аспектов «физической» реальности, которые до него связывались в науке с сущностями, обозначаемыми понятиями пространство и время. Он отвергает концепты И. Ньютона, но не принимает и альтернативные концепты его оппонентов. Сохранив прежние термины «пространство» и «время», А. Эйнштейн создает новые концепты, то есть наполняет эти термины иным содержанием.
Поначалу А. Эйнштейн отказывается рассматривать пространство и время как физические сущности, присутствующие в «физической» реальности до человека и независимо от него: «Под давлением фактов физики были вынуждены низвергнуть их (пространство и время. – Авт.) с Олимпа априорности, чтобы довести их до состояния, пригодного для использования» (с. 13). «Земная кора играет настолько важную роль в нашей повседневной жизни при определении относительных положений тел, что это привело к абстрактному понятию пространства, которое, конечно, не выдерживает критики» (там же).
Время для него тоже «всего лишь иллюзия» (цит. по: С. Тейлор, 2010, с. 167).
В 1932 г. в статье «Замечания о новой постановке проблем в теоретической физике» А. Эйнштейн пишет: «В настоящее время известно, что наука не может вырасти на основе одного только опыта и что при построении науки мы вынуждены прибегать к свободно создаваемым понятиям, пригодность которых можно a posteriori проверить опытным путем. Эти обстоятельства ускользали от предыдущих поколений, которым казалось, что теорию можно построить чисто индуктивно, не прибегая к свободному, творческому созданию понятий. Чем примитивнее состояние науки, тем легче исследователю сохранить иллюзию по поводу того, что он будто бы является эмпириком. Еще в XIX в. многие верили, что ньютоновский принцип – hypotheses non fingo («гипотез не изобретаю». – Авт.) – должен служить фундаментом всякой здравой естественной науки. В последнее время перестройка всей системы теоретической физики в целом привела к тому, что признание умозрительного характера науки стало всеобщим достоянием» (А. Эйнштейн, 1967, с. 167).
Если читатель решит, что это высказывание А. Эйнштейна как-то повлияло на развитие психологии в части теории концептов и понятий, то я его разочарую. Никак не повлияло, хотя прошло почти 100 лет.
Как я отмечал, поначалу А. Эйнштейн вообще отказывается считать пространство и время физическими сущностями. Но, приняв геометрическую конструкцию Г. Минковского, объединяющую в одно целое пространство и время, он уже был не столь уверен в физическом отсутствии пространства: «…Закон инерции, по-видимому, вынуждает нас приписать пространственно-временному континууму объективные свойства» (2002, с. 63).
В конечном счете А. Эйнштейн (с. 173) отождествляет пространство с гравитационным полем, имеющим четырехмерную систему координат. Тем не менее его позиция в отношении пространства остается противоречивой, так как, даже отождествляя пространство со свойством гравитационного поля, он (2008, с. 64–65) не исключает возможности существованияпространства и в тех местах Вселенной, где вовсе нет гравитационного поля. М. Каку (2008, с. 50) отмечает, что пространство и время у А. Эйнштейна перестали быть статичной сценой, стали важной составляющей жизни, приобрели динамичность, начали изгибаться и извиваться причудливым образом. Сцена превратилась в батут и стала столь же важной, как и актеры.
Эйнштейновские концепты, обозначаемые понятиями пространство и время, сохраняют неоднозначность, что отмечают и другие исследователи. Если Б. Рассел (цит. по: А. Н. Леонтьев, 1965, с. 287), например, указывает, что теория относительности дала физике основания для отрицания пространства, хотя оставляет открытым вопрос о возможности абсолютного пространства-времени, то Б. Грин (2009, с. 71), например, уже прямо говорит, что пространство-время является абсолютной физической сущностью, что разные наблюдатели «нарезают» его различными способами, но само оно, «подобно буханке хлеба, имеет независимое существование».
Я не собираюсь, естественно, углубляться в вопрос о том, что собой представляют пространство и время в физике. Для нас важно лишь то, что исследователям так и не удалось определить, присутствуют ли они в физическом мире или же представляют собой лишь не очень успешно концептуализированные сущности, до сих пор вызывающие вопросы и сомнения в своем наличии в реальности.
Нам было бы достаточно мнения Э. Маха и А. Эйнштейна, чтобы признать, что сущности, обозначаемые базовыми понятиями физики, не следует искать в окружающем нас мире. Но о том же пишут и другие выдающиеся исследователи. М. Борн (1973, с. 114–115), например, считает, что большинство физиков – наивные реалисты, которые не ломают голову над философскими тонкостями и довольствуются наблюдением явления, измерением и описанием его обычным языком, расцвеченным специфическими терминами.
Автор указывает, что уже в первой физической теории – ньютонианской механике – появляются понятия вроде силы, массы и энергии, которые не соответствуют обычным вещам. Далее такая тенденция становится все более отчетливой. В максвелловской теории электромагнетизма появилась концепция поля, совершенно чуждая миру непосредственно ощущаемых вещей. В физике начинают превалировать количественные законы в виде математических формул типа уравнений Максвелла. В квантовой механике математический формализм получил полное и успешное развитие еще до того, как была найдена какая-то словесная интерпретация этой теории на бытовом языке. Причем и поныне идут нескончаемые споры о такой интерпретации.