Редуцированное понятие – это нечто вроде психического ярлыка для концепта, но в то же время самостоятельный психический феномен и единица мыслительной деятельности. Ярлык делает возможным выделение концепта из прочего психического содержания и его использование… А. Д. Шмелев (2012, с. 308) совершенно справедливо замечает, что показателем наличия в культуре того или иного концепта является наличие языковой единицы, кодирующей данный концепт.
Концепты индивидуального сознания, будучи ассоциированными с образами слов, через слова непосредственно связаны с языком общества, то есть индивидуальное сознание непосредственно связано с интерсубъективным пространством языка. В свою очередь, через язык общества можно получить доступ к концептам индивидуального сознания. Всякий концепт всегда частично вербализован уже потому, что он обязательно ассоциирован с образом хотя бы одного обозначающего его слова. Образ слова выделяет концепт из прочего психического содержания сознания и делает узнаваемым для человека Собственно, поэтому мы его называем концептом, а не просто репрезентирующей что-то психической конструкцией.
§ 6. Слово – понятие – концепт
Слова – это сравнительно простые искусственные физические объекты, легко создаваемые людьми с целью коммуникации между собой Человек способен произносить их за секунды, произвольно менять их форму, а главное – связывать их образы в своем сознании с репрезентациями других, несравнимо более сложных физических и психических сущностей.
Слово является таким же объектом физической реальности, как и любой другой звук, поэтому человеческое сознание создает и модели-репрезентации воспринимаемых им слов. Они представляют собой либо мономодальные – слуховые (у детей и взрослых, не владеющих письменностью), либо даже тактильные – у слепых, либо бимодальные (слуховые и зрительные) психические конструкции, состоящие из образов воспоминания и представления слов.
Поскольку слова – физические объекты, то образы представления и воспоминания слов, известных человеку и имеющих для него смысл, соотносятся со словами так же, как образы представления и воспоминания предметов соотносятся с этими предметами. Однако слова – не простые объекты, а объекты-знаки, поэтому образы слов являются носителями дополнительного значения или замещающими аналогами сущностей, обозначаемых данными словами.
Надо признать, что за 100 лет, прошедших после выхода в свет книги Ф. де Соссюра (2001), никто лучше него так и не написал о соотношении слова, понятия и концепта: «Отправная точка акта речевого общения находится в мозгу одного из разговаривающих, скажем А, где явления сознания, называемые нами понятиями, ассоциируются с представлениями языковых знаков, или с акустическими образами, служащими для выражения понятий. Предположим, что данное понятие вызывает в мозгу соответствующий акустический образ – это явление чисто психического порядка, за которым следует физиологический процесс: мозг передает органам речи соответствующий образу импульс, затем звуковые волны распространяются из уст А к ушам В – это уже чисто физический процесс. Далее процесс общения продолжается в В, но в обратном порядке: от уха к мозгу – физиологическая передача акустического образа; в мозгу – психическая ассоциация этого образа с соответственным понятием» (2001, с. 15). «…Единица языка есть нечто двойственное, образованное из соединения двух компонентов. …Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ. …Мы предлагаем сохранить слово “знак” для обозначения целого и заменить термины “понятие” и “акустический образ” соответственно терминами “означаемое” и “означающее”…» (с. 27–28).
Написанное автором верно. Удивительно только то, что оно не привлекло внимания психологов[49]. Рассмотрим сказанное им на конкретном примере, используя предложенную мною терминологию. Допустим, вы собираетесь с друзьями выпить чаю. Чайник закипел. Вы его выключили и вербализуете чувственную репрезентацию реальности в форме вербальной конструкции, состоящей из двух редуцированных понятий – чайник и готов. Вам надо передать ее друзьям, находящимся в других комнатах. Ваш речевой аппарат трансформирует ее в конструкцию языковую, которую вы произносите. Далее происходит физический процесс передачи звуковых волн к ушам слушателей, воспринимающих уже слуховые образы ваших слов. В их сознании появляются два тех же самых редуцированных понятия – чайник и готов, которые либо понятны сами по себе, либо немедленно актуализируют в сознании слушателей знакомые им чувственные концепты, представляющие собой преимущественно зрительные и слуховые образы представления и воспоминания вскипевшей в чайнике воды.
Этот удивительный механизм позволяет нам как бы обмениваться с окружающими собственным психическим содержанием. Особую роль в этом «переносе» играют слова языка и их образы, то есть редуцированные понятия.
Но как собеседникам удается «синхронизировать» в процессе коммуникации собственное уникальное психическое содержание, если оно в принципе никому, кроме его «владельцев», не доступно?
Субъективные чувственные концепты, репрезентирующие один и тот же предмет, в нашем случае чайник, унифицируются двумя путями: через общий для всех людей элемент окружающей «реальности в себе», сходно конституируемый сознанием каждого человека в виде чувственной репрезентации чайника, и через другой общий элемент окружающей «реальности в себе», тоже сходно конституируемый каждым сознанием в виде чувственной репрезентации строго определенного слова – «чайник». Получается, что благодаря словам общего языка дополнительно происходит как бы двойная унификация каждого обозначаемого в языке предмета.
Ж. Деррида отмечает, что слово как бы растворяется в обозначаемом им предмете: «Не только означающее и означаемое кажутся сливающимися в единство, но в этом смешении означающее как бы растворяется, становится прозрачным, чтобы позволить концепту предстать самому таким, каков он есть без отсылки к чему-либо другому, кроме своего присутствия. Внешность означающего предстает редуцированной» (2007, с. 29).
Думаю, что исходя из этого не менее логичным, может быть, было бы вообще рассматривать редуцированное понятие как часть концепта, способную его полноценно замещать, а не как самостоятельную по отношению к концепту сущность. Данное обстоятельство определяется исключительно предпочтениями исследователя.
Кстати, непонятно, как следует называть образ восприятия слова, значение которого нам неизвестно. Образ восприятия неизвестного слова нельзя расценивать уже как редуцированное понятие, так как редуцированное понятие – это образ воспоминания и представления известного нам слова.
Если собеседники, владеющие общим языком, слышат одно и то же слово, в их сознании немедленно актуализируются унифицированные, то есть сходные, концепты, репрезентирующие предмет, обозначаемый данным словом. Соответственно, произнесение слова одним человеком и восприятие его другим человеком как бы сопровождается передачей психического содержания. Использование людьми в своем мышлении образов общих для них слов – редуцированных понятий – в максимально возможной степени нивелирует многообразие их субъективных чувственных репрезентаций, замещаемых этими понятиями.
Конечно, каждое сознание сохраняет множество субъективных чувственных нюансов, что делает любой концепт в принципе индивидуальным и особенным. Однако, как справедливо замечает П. А. Сорокин (1992, с. 49), если бы у людей формы символизации и объективации психической жизни были различны, то общение между ними было бы невозможно.
Надо признать, что выделение редуцированных понятий и концептов внутри полных понятий – это в определенной степени результат произвольных действий исследователя[50], так как в сознании присутствуют единые психические конструкции, репрезентирующие те или иные сущности. Эти конструкции включают в себя и образы слов, обозначающих сущности, репрезентируемые концептами, и сами концепты.
