— Ну так это правильно. — говорит Бон Хва: — семья — это мужчина. Род по мужской линии идет, вот и все.

— Смотри, как заговорил. — усмехается Старший: — а ты сам с матушкой чего живешь? Где твой отец?

— Даже если я живу с матерью, все равно род считается по отцу. — упрямо набычился Бон Хва: — вот, смотри, фамилия у меня Намгун, — по отцу. И мать фамилию поменяла, она в девичестве Пак была.

— Да я не о том. — говорит Старший: — я об опекунстве. С кем бы ты сам предпочел остаться — с человеком, который бросил твою матушку и сбежал и о тебе или твоем брате не беспокоился все эти годы, или же с матушкой? Ответ понятен, да? Кто бы не был твой отец, он не собирается нести ответственность, и скорее всего уже обзавелся новой семьей. Это твоя мать заботилась о тебе и работала сразу на нескольких работах. Это ей было не все равно. А по закону, если бы твой папаша завтра появился — у него были бы все права забрать тебя.

— Никто меня не заберет!

— Еще как заберут. Ты ж несовершеннолетний. У тебя считай и прав никаких нет. — насмешливо говорит голос: — кроме основополагающих. Ну там права на жизнь, на медицинское обслуживание и на достойное образование… что на самом деле означает бесплатное. Но в части выбора опекуна — нет у тебя такого права.

— Ладно, я понял. Система не совсем справедлива. — говорит Бон Хва, не желая спорить со Старшим: — ну и что?

— Да вот что. На фотографии видно, что девочка — ближе к матери, а от отца отстраняется. В заявлении сказано, что они не вели совместное хозяйство вот уже несколько лет, а девочка все это время проживала с мамой. Потом появляется папаша и забирает дочку — причем именно забирает, пользуется своими ключами, открывает дверь и забирает дочку. Мать пишет заявление в полицию. В полиции — разводят руками, он же отец, имеет право. Но самое интересное — дочка не интересовала Чжу Джонхёна, развод произошел пять лет назад… но когда у матери появилось свое дело, она открыла ресторан — тут же появился папаша. Забрал дочку и… — его руки сами собой открыли папку, перелистнули документы, добрались до страницы, помеченной желтым стикером: — вот тут, смотри — заявление об алиментах. Алименты рассчитываются в процентах от дохода. Чем больше доход — тем больше размер алиментов. Пока у матери не было никаких доходов — дочка была ему не нужна…

— Погоди, ты хочешь сказать, что отцу просто нужны были деньги и он забрал ребенка себе — чтобы получать алименты? — Бон Хва хмурится. Ему не нравится это дело.

— В точку. Этот мудак использует свою собственную дочку для того, чтобы выжимать деньги из бывшей жены.

— Но это же неправильно! Ей нужно было обратиться в суд!

— Что она и сделала — сперва обратилась в нашу фирму. Ну… и наши специалисты поставили крест на этом деле, видишь пометку «нет перспективы судебного иска»? Подать в суд, конечно, можно, вот только толку от этого никакого не будет. Я же говорю — в девяноста процентов случаев суд оставляет ребенка отцу. А эта Пак Су А — стала богатой, но все же не совсем миллиардер, у нее просто два ресторанчика в городе, не более. Может если бы она была из семьи чеболей, то перед ней какие-нибудь двери открылись, ну там знакомство с судьей или что еще… но сейчас — перспективы нет.

— Но… может быть девочке с папой тоже неплохо? — предполагает Бон Хва. Ему неуютно от описанной ситуации. Но ведь этот Чжу Джонхён — ее отец! Что с ней может произойти? В конце концов род считается по мужчине…

— Эх… если бы. Смотри, вот результаты ее физического осмотра в школе. Синяки на предплечьях и ногах. Говорит, что упала. Однако — ее вес по сравнению с прошлым годом — уменьшился. Не просто стоит на месте, а — уменьшился. Знаешь ли что это значит в ее возрасте? В ее возрасте она должна расти! Набирать рост и вес с каждым годом. А тут… мать, конечно, написала заявление в органы опеки, но там на все закрыли глаза, прямых доказательств нет, сама девочка отрицает факт насилия или побоев… да и вообще у вас тут не принято сор из избы выносить. И вот еще — школьные отметки показывают, что с момента как отец ее забрал — она скатилась с «А» до «Е».

— Она — «ешница»? Девочка? — Бон Хва качает головой. В его классе девочки никогда «Е» не получали. Максимум — «С».

— И в конце концов — вот, приложена запись разговора Джонхёна с Су А — там он просто прямым текстом требует от нее денег. Прямо не угрожает, но намекает, дескать не будет денег — девочка будет хуже жить.

— Но это же… шантаж! Предъявить это в суд! В полицию!

— Хм. Тут есть несколько нюансов, уважаемый Бон Хва. — говорит голос: — вот, смотри… доказательства, полученные вне надлежащей процедуры — не могут являться доказательствами. Запись телефонного разговора, когда ты не предупредил о записи предварительно — не является допустимым доказательством. Кроме того… даже если предположить, что эта запись — все же является допустимым доказательством — что это докажет? Он же просто констатировал факт — меньше денег — хуже условия проживания…

— Неужели ничего нельзя сделать? — спрашивает Бон Хва: — понимаю, что это не наше дело, мы тут вообще бумажки перебираем, но все же…

— Сделать… хм. Сделать можно. Вот тут я решил тебя разбудить. — говорит голос: — все же ты у нас хозяин тела, тебе и решения принимать… а я тут — просто голос в голове.

— Решение? Какое решение?

— Что с этим делать. Потому что — да, возможно сделать. Однако… если мы в это впутаемся, это будет означать… как там про Жароптицево перо — «много, много непокою принесет оно с собою». Это своего рода дорожный камень, Намгун Бон Хва. Знаешь, такой, на котором написано «налево пойдешь коня потеряешь, направо пойдешь — женатым будешь, а прямо пойдешь — смерть свою найдешь». Вот что-то в этом духе. Угловой камень.

— Да чего тут решать-то? — удивляется Бон Хва: — если девочке с отцом худо, если он ее только ради денег забрал — значит ей нужно помочь! То есть ее матери.

— Эх… хороший ты человек, Бон Хва. — с какой-то непонятной интонацией говорит голос Старшего в голове: — даже не колебался. Правильно все же вас матушка воспитывала…

— Ну тебя… — ворчит Бон Хва, немного смутившись: — так что там с девочкой?

— Что с девочкой? Знаешь, у вас тут принята довольно интересная система… вот тебе скажем сколько лет?

— Семнадцать. Ты же знаешь.

— На самом деле тебе — шестнадцать. У вас тут возраст считается с момента зачатия, а не с момента рождения. То есть когда ребенок рождается — ему сразу год накидывается. Во всем остальном мире иначе, а вы тут особенные… на год старше.

— Ээ… ну да, но при чем тут…

— А эта девочка родилась 31 декабря. Таким при рождении — аж два года накидывают. Однако ее родители во время рождения ребенка — были за границей. А там посчитали дату рождения как есть.

— Но…

— Они поженились во время беременности, понимаешь? По идее девочка должна была быть старше на два года, но тогда на это никто не обратил внимания… вернее мне кажется — что это было сделано специально, понимаешь? Ведь иначе она была бы рождена вне брака, а это — позор и все такое. Однако сейчас это нам на руку, ведь если мы применим Корейский Семейный Кодекс и расчет возраста девочки по-местному — получится что она рождена вне брака. Следовательно, свидетельство о рождении — не является верным.

— Ээ…

— Тут простая комбинация в два хода. Сперва обжалуется дата, указанная в свидетельстве о рождении, подается иск об установлении юридического факта, дескать неправильно установлен возраст девочки. На процесс будут приглашены оба родителя, однако я не думаю, что папаша явится. Ведь такой иск никак ему не угрожает. Подумаешь, подали на уточнение даты рождения… и даже если он появится — не сможет отрицать что дату следует установить в соответствии с национальными стандартами. И как только у нас на руках будет решение об изменении возраста девочки — подаем в суд, указав что в свидетельстве о рождении — указан не тот отец.

— Отец? Она — что от другого мужчины⁈