Будильник звонит снова, вытаскиваю руку из-под одеяла, чтобы выключить его. Холод сразу же кусает кожу. Быстро возвращаю ее под одеяло. В ближайшее время занятий нет, но заставляю себя вставать каждое утро, просто ради привычки. С мужеством, достойным величайших романов, встаю с кровати, закутываюсь в свитер, надеваю носки и включаю чайник, чтобы заварить горячий чай. Открываю занавеску: со вчерашнего дня мягко падает снег, а ведь осень еще даже не закончилась. Увеличиваю обогрев.
– Я тоже скучаю по мансарде Персефоны, – говорю Норберту. – Но мы скоро забудем о ней, и тоска обязательно пройдет.
Мои вещи были телепортированы из Нью-Йорка в дом на Поляне. Норберт балансировал между двумя картонными коробками. Какое леденящее душу мгновение я пережила в тот момент! Как загружала машину, которую одолжила Рэйчел, среди разочарованных ведьм, с которыми больше не разговаривала… Трясу головой, чтобы прогнать воспоминание.
Завариваю чай и включаю ноутбук.
– Что думаешь о том, чтобы посмотреть последний эпизод ограбления банка?
Хватаю Норберта и прижимаю его к себе, заворачиваюсь в одеяло, с чаем в руке. Норберт, подписка на Lugh+ и я – идеальное сочетание! Конечно, в компании волкособа было бы еще лучше. Но я не получала от него новостей. Словно никогда не была замужем. Больше нет союза и цели завладеть ихором. «Я больше не хочу тебя видеть…»
Внутренности сжимаются каждый раз, когда вспоминаю эту фразу. Боюсь, ничто не сможет вылечить меня. Нажимаю кнопку Play и позволяю себе погрузиться в историю, надеясь загнать Деймоса в дальний угол памяти.
Я замкнулась в подростковых привычках, стремясь любой ценой к одиночеству, поскольку это единственное, что успокаивает. Ничто больше не может добраться до меня или причинить боль. Не хватает только кошки, чтобы окончательно стать похожей на одиноких ведьм, какими их представляют люди.
К финальным титрам обретаю некое подобие мотивации, даже удается встать, одеться и выйти на улицу. С нетерпением жду каникул, чтобы больше ничего не делать. Некоторое время брожу по снегу, прежде чем направиться в университетское кафе. Капучино, чтобы выжить на занятии, – еще одна неплохая идея. Именно здесь, недалеко от входа, замечаю два знакомых силуэта, которые следят за студентами.
Резко останавливаюсь. Цирцея сжимает руку Мероэ и указывает на меня. Я не могу вечно убегать от них и не собираюсь это делать. Но мне трудно справиться с противоречивыми чувствами. Делаю вдох и позволяю им приблизиться. Они робко машут, а я прячу руки в карманы пальто.
– Элла, мы можем поговорить? – спрашивает Цирцея.
Киваю, тронутая. Старшая сестра выдыхает с сияющими глазами.
– Мне так жаль, ты бы знала, – говорит она с дрожью в голосе. – Я обманула твое доверие и очень виню себя за это.
Я, в свою очередь, сглатываю. От ее слов становится хорошо. Я боялась, что долг для нее превыше всего.
– Мы не знали об ограничении твоих способностей, – добавляет Мероэ. – Мама никогда ничего не рассказывала. Она сделала трудный выбор и испытывает огромную вину.
Я много об этом думала. Я светилась даже без присутствия Деймоса. Но он сумел пробудить во мне чувство уверенности, что позволило мне разрушить заклинание, ограничивающее силы. В итоге я задалась вопросом: не было ли нужно ограничение только для того, чтобы подогреть это чувство? Подобное поведение проводниц беспокоит до сих пор.
– Знаешь, Геката многое исправила, – подхватывает Цирцея. – Наши предки, пережившие войну, изменили идеологию общины, разделив богов на доброжелательных и злонамеренных.
Снова киваю, опустив голову. Мне не хочется упоминать Деймоса, это все еще слишком больно.
– Цирцея, ты станешь следующей проводницей. Мне страшно думать, что однажды ты сможешь принимать подобные решения на благо всех: ограничивать силы при рождении, обманывать, вынашивать планы, которые ставят под угрозу жизни…
Цирцея берет мои руки в свои, решив доказать серьезность обещания.
– Я научилась на своих ошибках, – поддерживает она меня. – Я больше не буду слепо выполнять приказы. Мы с Мероэ много говорили о том, что сделали с Деймосом и с тобой, и не может быть и речи о том, чтобы мы вновь допустили подобное. Клянусь, Элла.
Тронутая и успокоенная, обнимаю ее. Нет никого более надежного, чем Цирцея. Я верю во все, что она говорит.
– Спасибо.
– Я так боялась потерять тебя, Тыковка.
– И я тоже.
Мы остаемся прижатыми друг к другу, прежде чем Мероэ возвращает нас к обсуждению, придвигая свою голову ближе к нашим.
– Ты применила необычное заклинание, чтобы вернуть Деймоса. Проводницы все еще говорят об этом.
Цирцея отпускает меня, шмыгая носом и проводя рукавами по глазам.
– Превращение твоей крови в ихор – удивительное событие.
Я хотела бы разделить с ними восторг, но вместо воспоминания в памяти туман. Я сражалась, чтобы спасти Деймоса, не отдавая отчета в том, что делаю. Поэтому ничего не отвечаю, и мы втроем смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Думаю, мы чувствуем одно и то же: смущение, облегчение и проблеск счастья от того, что снова вместе, несмотря на напряжение.
– Знаешь, – говорит Мероэ, глядя в небо, – мы много говорили с Эросом и Антеросом со времен клятвы на Стиксе.
Содрогаюсь. Я слишком напугана, чтобы слушать, что она скажет дальше.
– Я опоздаю на занятие, может, увидимся позже, – поспешно обрываю ее.
Моя реплика не смущает сестер.
– Мы зайдем в кафе, подождем тебя там.
Черт.
– Мы можем встретиться в другой раз.
Я не очень хочу, чтобы они чувствовали себя отвергнутыми, но говорить о братьях Деймоса, когда мне стыдно за то, что сделала… не знаю, смогу ли это вынести.
– Не волнуйся за нас. Мы подождем тебя.
Хорошо, пусть будет так. Ухожу, пообещав встретиться с ними позже. Забываю о кофе и, обеспокоенная, направляюсь в лекционный зал. Что могли сказать Эрос и Антерос? И почему сестры связались с ними? Или все было наоборот? Черт возьми, я проведу в мучениях два часа!
Мадлен садится рядом со мной. Ее присутствие отвлечет, по крайней мере на время занятия.
– Ты можешь приехать к нам на День благодарения, – предлагает она, когда мы занимаем места. – Можем втроем приготовить ужин.
Не сомневаюсь, что это было бы здорово, но меня ждут Норберт и Lugh+. Я люблю Мадлен и Рэйчел, но с тех пор, как они увидели меня с разбитым сердцем, решили, что должны свести меня с Джонасом, милым спортсменом из «Альфы-Омеги». Поэтому использую лучшее оправдание, которое не осмеливалась использовать до сегодняшнего дня:
– Может быть, я все-таки поеду к сестрам.
Мадлен подмигивает мне, и свет в зале гаснет.
– Джонас как раз тут, – напевает Рэйчел, провожая нас к выходу из аудитории.
Он болтает с друзьями чуть поодаль. Взяв себя в руки, быстро разворачиваюсь, чтобы выйти из здания и, самое главное, не пересечься с ним. Я абсолютно не готова флиртовать или даже рассматривать отношения с кем-либо, кроме Деймоса. Мадлен и Рэйчел быстро догоняют меня, пока я проваливаюсь в снег.
– Элла, ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Да, все отлично!
Просто хочу вернуться в свою комнату и ни с кем не разговаривать. Не хочу присоединяться к сестрам и в очередной раз проворачивать воткнутый в рану нож. Меня ждут пирожные, чай, одеяло, носки, моя обитель.
Мадлен хватает меня за руку.
– Элла, – настаивает она, выглядя обеспокоенной.
Я хочу уступить им: они не видели меня в замкнутом и меланхоличном состоянии.
– Мы просто хотим, чтобы ты отвлеклась, – добавляет Рейчел.
– Мне нужно побыть одной, вот и все, – возражаю я.
Они склоняют головы.
– Ты уже достаточно долгое время одна, – замечает Мадлен. – Думаю, что тебе, наоборот, нужно быть в обществе.
Возможно, меня нужно подтолкнуть. И в нескольких метрах от меня появляется человек. Высокий, одетый во все черное, со светлыми волосами, переходящими в белые, – он, кажется, ждет, когда я подойду к нему.
