— Что ж это, что это делается! — причитала вторая бабушка.
Первая (та, что работала в гостинице), хмуро глянув на Нику, пихнула подругу в плечо.
— Хватит гундосить!
И другая бабушка, тоже посмотрев на Нику, мигом успокоилась.
— Вам помочь прибраться? — спросила Ника, глядя, как две бабульки и священник переминались, осматриваясь.
— Нет, нет, что ты, — разом заговорили все трое.
— Это земля дышит, — вдруг сказала вторая бабушка.
— Боженька чихнул, ничего страшного, — протараторила первая. И они дружно закивали, а отец Александр закатил глаза.
Ника, припомнив неуместное в церкви слово «дурдом», улыбнулась, кивнула и, пятясь, вышла наружу.
Почти бегом добралась до гостиницы и, борясь с сильным желанием запереть все двери на засовы, вошла в столовую, где уже был накрыт стол для ужина.
— Ты откуда такая растрёпанная? — спросила Женя, развалившаяся на стуле.
— Я так, гулять ходила. В церковь зашла. — Ника ополоснула руки из умывального кувшина в углу столовой.
— И как? — спросил кто-то из ребят, пока хозяйка гостиницы с вежливой улыбкой лила воду на руки Ники, чтобы та могла умыться.
— Земля дышит, а Боженька чихнул, — неожиданно для себя повторила Ника услышанное от бабушек.
— Чего? — хохотнула Женя.
— Это местный фольклор, — спокойно улыбнулась Бэлла Геннадьевна. Вытираясь мягким полотенцем, Ника украдкой глянула на её молодое, но какое-то безжизненное лицо. Могла она старухе язык отрезать? А если могла? — У нас тут глину когда-то добывали, — продолжала с пустой улыбкой хозяйка, — так в земле образовались полости. Теперь иногда бывает что-то вроде небольших землетрясений, когда карсты внутри рушатся. А богобоязненные старушки говорят, что это земля дышит. Они в чём-то правы, наверное.
— Не боитесь, что вся деревня провалится? — спросила Женя.
— Мы надеемся, что до этого не дойдёт. Ну, к столу. — И Бэлла Геннадьевна сделала приглашающий жест.
Утром во время сборов Ника снова вспомнила вчерашнее землетрясение. По крайней мере, для себя она обозначила это событие именно так. А про божий чих слышать от взрослых людей было как-то странно. Это мало похоже на чих. Да и Бог вроде как на небе обитает, а кто чихает под землёй, да ещё так громко, даже подумать страшно.
Упаковав вещи, Ника решила проверить, не забыла ли чего, и заглянула под кровать. У самой стены валялся небольшой предмет. Ника залезла под кровать, почти вслепую пошарила по полу рукой и вытащила ненавистную глиняную свистульку. Сначала хотела вернуть её на место и оставить в гостинице, но подумала, что это, наверное, будет неприлично. Решив выкинуть свистульку где-нибудь в лесу, засунула её в рюкзак, отряхнулась и пошла к остальным в столовую.
— То есть, вы уверены, что не хотите взять меня с собой в качестве проводника. — Бэлла Геннадьевна не спрашивала, а констатировала факт, упираясь руками в спинку стула.
— Ну, это всё-таки наш проект, — протянула Стася, потому Гордей вообще ничего не ответил — он за обе щёки уплетал пухлые золотистые сырники.
— После Воздвиженья вообще в лес ходить не надо, — тихо проговорила бабушка Аглая. Она заботливо и проворно продолжала выставлять на стол блинчики и вазочки с вареньем.
— Вашего мнения, Аглая Георгиевна, никто не спрашивал, — жёстко проговорила хозяйка, разделяя слова. — И потом — что за средневековье? Кто теперь верит в леших?
Женя засмеялась, стараясь не забрызгать чаем стол — она заедала ароматный настой принесённым с пасеки малиновым крем-мёдом. Старушка молча вышла из столовой, провожаемая грозным взглядом хозяйки. Интересно, чего такого ещё могла сказануть эта бабушка, что Бэлла Геннадьевна грозилась отрезать ей язык?
— А в посёлке есть детский сад? — спросила Ника, которой всю ночь снились маленькие дети. Во сне среди них потерялась её сестра, которую срочно нужно было куда-то отвести.
— Какой детсад, вы что, — улыбнулась хозяйка. — В посёлке, к сожалению, вообще нет детей.
— А мы вчера целую толпу видели, — сказала Стася, причмокивая из большой чашки.
— Где это? — удивлённо спросила хозяйка.
— Там, в лесу, — неопределённо махнула рукой Стася. — Полно маленьких детей. Может, лагерь рядом?
— Нет здесь никакого лагеря, — сжав зубы, процедила Бэлла Геннадьевна. Потом, уже мягче, добавила: — Это, наверное, дачники из соседних посёлков.
После завтрака ребята собрали вещи, договорились с хозяйкой о постое на обратном пути и вышли за ворота. У церкви священник в куртке поверх подрясника разговаривал с участковым.
— А, туристы. Решили всё-таки идти на Мещёру? — бодро спросил Новиков. — И без проводника?
— Да, сами как-нибудь справимся, — натянуто улыбнулся Гордей.
— Ну, удачи вам. А я вот приехал с иконой помочь, — зачем-то сообщил полицейский.
— А что с ней? — спросила Стася одновременно с Женей.
— Упала, — сухо ответил священник.
— А, это во время землетрясения, да? — Стасин звонкий голос иногда сильно раздражал.
— Угу, — коротко кивнул отец Александр.
— Это та, большая? — продолжала голосить Стася. — С монетками? А монетки-то на месте?
— Пока ещё не все нашли. — Казалось, священника этот разговор раздосадовал — он как-то странно блуждал взглядом по сторонам.
— Удачи в поисках, — весело сказала Женя, и ребята пошли дальше — по тропинке вдоль лесной кромки. — Я на их месте монеты бы себе взяла, а всем сказала, что они пропали.
У Ники от этого замечания голова закружилась. Ведь монетка с иконы до сих пор лежала во внутреннем кармане её куртки. Вот ведь простое решение — подбросить куда-нибудь под церковную лавку, чтобы её приняли за потеряшку. Но теперь уже поздно. Хотя это можно провернуть на обратном пути. Главное, не забыть.
— Нельзя красть из церкви, — тем временем заметила Стася.
— Подумаешь, — фыркнула Женя. — А что за звук?
Ребята приостановились. Прислушались. Откуда-то доносилось не то мычание, не то глухое завывание. Потом кто-то затянул песню, вроде бы женский голос. К нему присоединились ещё голоса, песня, слова которой разобрать не получалось, неслась над округой, отчего местные собаки затеяли громкий лай. Лай этот смешался с мычанием коров, разносившимся эхом по полям.
— А так и не скажешь, что здесь почти никого нет, — хихикнула Стася, снова включая музыку на телефоне.
Ника, уже давно привыкшая к собственным мыслям, лучше бы послушала осеннюю тишину леса, песню местных или хотя бы мычание коров. Оказалось, Женя тоже думала примерно так же.
— Выключи, а? — попросила Женя, шедшая впереди.
— А чего это — им можно орать на всю округу, а мне нельзя?
— Да выключи уже! — Женя остановилась, перекрыв собой тропинку.
— Ладно тебе. — Гордей погладил Стасю по плечу, но она скинула его руку.
— Опять ты ей поддакиваешь? Можно подумать, это она твоя девушка, а не я!
— Да ладно… ну чего ты? — Гордей поплёлся за Стасей, проскочившей мимо остальных.
Видимо, она из принципа решила не выключать музыку, так что некоторое время ребята шли по тропинке, сопровождаемые не шумом ветра в вышине и лесными шорохами, а разносящимися на всю округу битами и пристонами заграничных певиц.
— Треснула бы ей, — проскрипела Женя примерно через полчаса, когда узенькая тропинка повела ребят от леса в низину, где среди высокой травы серели крыши домиков.
Пока Ника с Женей осторожно спускались по крутому склону, певица в Стасином телефоне взвыла на очередной ноте и вдруг замолкла.
— Ну, слава Богу, — выдохнула Женя.
— У меня, кажется, телефон сел, — проговорила Стася, демонстрируя остальным чёрный экран.
— Вот и хорошо, — радостно произнесла Женя.
— Что?!
— Что слышала! — также радостно через плечо ответила Женя, ушедшая вперёд. Её конский хвостик с сине-фиолетовыми прядями колыхался из стороны в сторону, будто она шла вприпрыжку.
— Нет, ну чего она меня достаёт? — плачущим голосом спросила Стася.
— Ну, ладно тебе, малыш, иди сюда.