Примерно через полчаса, а может быть, и больше, Дима за временем не следил, в своём шкурном гнезде материализовалась Танечка. Она резко вскочила, как ошпаренная, от неожиданности обстановки и замерла, сканируя недобрым взглядом экзотическое жильё.

Молодой человек даже по-доброму позавидовал её физической форме. Вскочить на ноги практически из лежачего положения, да так ловко — это уметь надо. Блондинка медленно осмотрелась. Скривила на личике неприязнь к культуре этноса и неспешно пристроилась на шкуры. Не произнеся при этом ни звука. Даже не поздоровалась, дрянь.

Она была одета по-летнему: лёгкий брючный костюм и спортивного кроя туфельки без каблука. Но не сказать, что ей было холодно. Дима несказанно удивился, что убогая не только додумалась до телепортации, но и наверняка запросила у Кона нечувствительность к холоду. По крайней мере, весь её вид об этом говорил.

Он на автомате влез в эмоции сокурсницы и грустно констатировал, что красавица в очередной раз с самого утра пребывала в глубочайшей депрессии. С одной стороны, захотелось насыпать ей «соль на рану». Просто из вредности и в отместку на её к нему притязания. Но с другой — стало отчего-то жалко горемыку.

Примерно через пятнадцать минут молчаливого сидения девушка встрепенулась и заговорила:

— Я хотела сегодня посетить Юсуповский дворец. Давай сходим на экскурсию только по этому дому. Хочу походить вокруг.

— Вперёд, — Дима вытянул руку, подражая постаменту Ленина. — Я думаю, будет лучше, если ты сходишь одна. Подумаешь над своим поведением.

— Но мне нужен Кон.

— Бери. Кто тебе не даёт? Ангельское Господство может при необходимости наплодить своих аватаров сколько угодно. Притом каждый будет самостоятельной единицей. Правда ведь, Кон?

— Неправда, — ответил Саша-лицеист, которого, Дима готов был зуб дать, ещё мгновение на своём месте не было. — В одном мире — один образ. Иначе возникнет конфликт приоритетов.

— Ну так Танечка идёт в другой мир.

— Да, — ответил Кон, флегматично смотря на огонь в очаге. — В том мире я могу составить ей компанию.

И тут, вопреки самому себе, прямо из сидящего лицеиста встала его копия. Оба Саши улыбались, но улыбались по-разному.

«Понторез», — мелькнуло в Диминой голове, а голос добавил:

— Вот уж от кого-кого, но от тебя, друг мой, дешёвых трюков не ожидал. Прям Джи напомнил, чтоб ей пусто было.

Вставший лицеист хоть и был точной копией первого, но Диме сразу не понравился. И, похоже, это было взаимно. Вновь созданный Шурик неожиданно перестал улыбаться и со злостью в ангельском взгляде ни с того ни с сего принялся наезжать на Диму.

— Смертный, — рявкнул он душераздирающим басом, от которого у молодого человека все внутренности завибрировали, и он ощутимо вздрогнул, резко вспомнив Чудо-юдо-бабку-смерть. — Никогда не старайся подружиться с Высшими Силами. Для Нас только один этот факт — повод подозревать тебя во всех прегрешениях.

Дима аж офигел от крутизны наезда.

— А при чём здесь это?

— Ты только что обратился ко мне «друг мой».

Молодой человек в наигранном изнеможении закатил глаза, прислушался к быстро колотящемуся сердцу и, обозвав про себя новоиспечённого Кона сукой, выдавил:

— Гос-по-дя. Это просто игра слов такая. О какой дружбе в моём случае может идти речь? Я что, дебил? — но тут же, глубоко вздохнув и перейдя на спокойный тон, с лёгкостью согласился: — Хотя да. Дебил.

— Твоя самокритичность похвальна, — ухнул басом Саша-копия, но уже понизив уровень инфразвукового воздействия до приемлемого.

— Я тут вообще-то знания получаю, — не остался в долгу Дима, сделавшись на редкость самоуверенным, переходя в режим «я — ведущий», — а знания порой могут стоить жизни. Недаром же говорят: меньше знаешь — крепче спишь. А если они опасны, то я по технике безопасности просто обязан прикидываться дебилом.

— Не хами, сын мой, — да нехавы́емонным будешь, — прогремел озлобленный двойник Кона, явно угрожая и возвращая в голос низкочастотное давление.

От этого по всему Диминому телу пронеслось в панике стадо мурашек, и задница зачесалась, напомнив о суккубской порке без отрыва пятой точки от трона. Он мгновенно заткнулся и насупился, изображая нашкодившего пацана, из вредности не признающего право старших на его наказание. Дима показательно зло уставился на огонь в ожидании дальнейшего разноса.

Но негативных для него оргвыводов не последовало. Запугивающий молодого человека Шура-сука, как он решил его называть про себя, моментально потерял всякий интерес к наглому смертному и перевёл его на блондинку.

— Сударыня, — резко сменил он запугивающий тон на нормально-услужливый. — Я к вашим услугам. Прошу.

И исчез, сволочь. Нагадил в душу. Напугал до сикорашек. И растворился, словно так и надо. Дима мельком взглянул на Танечку. Но той тоже на месте не оказалось. Неадекватная копия Шуры-суки её спёрла, утащив на экскурсию по Москве. Да скатертью дорожка.

Дима тяжко выдохнул.

— Кон. Придай, пожалуйста, креслу сидячее положение, — попросил он наконец после минутной паузы, заполненной тихим потрескиванием костра.

Спинка кресла, заваленного шкурами, поднялась. Молодой человек вроде как сел. Только ноги по-прежнему остались лежать в вытянутом положении. Вполне комфортно. В такой позе стало удобней общаться с оставшимся аватаром. А тот одной своей ехидной улыбочкой прямо напрашивался на дискуссию.

Но Дима уже отошёл от негативного давления неадекватной копии, и говорить с оригиналом на эту же тему желания не было. Было желание включить режим: баба с воза — мужик на воле. Поэтому, стараясь забыть этот короткий инцидент, завёл разговор о другом.

— Как считаешь? — начал он. — Она когда-нибудь станет адекватной?

— Время покажет, — равнодушно ответил Саша-лицеист, пожимая плечиками.

— Да, — вновь тяжело выдохнул смертный, делая умное лицо, — время — лучшее лекарство.

— Время не лечит, — тут же обломал его ангельский лицеист. — Оно меняет. Причём даже незыблемое, расставляя всё по своим местам. А вот кого гнёт, выпрямляя, а кого ломает, зависит не от времени.

Так хорошо начавшейся философской беседы не получилось. Диалог неожиданно был прерван.

— Дмитрий Вячеславович! Ну что за дела!? — заголосила Вера, судя по всему, с порога своей спальни, и, выдержав паузу, понизив уровень децибелов в голосе, зло констатировала: — Урод!

После чего наступила тишина с потрескиванием поленьев в костре. Других звуков не прослеживалось минут пять. Следующий окрик Веры прозвучал уже по-барски, но в нём почувствовалось: «Я тебе отомщу, скотина».

— Дмитрий Вячеславович, будьте добры, организуйте девушке дорожку до шатра.

— Это не шатёр, а яранга, двоечница, — прокричал он в ответ и вполголоса попросил Кона: — Сделай ей, пожалуйста, дорожку с фонарными столбами в стиле местного антуража.

Саша-лицеист зловеще улыбнулся и медленно кивнул. На что со стороны Веры раздался душераздирающий визг, а вместе с ним по Диминым мозгам прилетела боевая Слава.

Молодой человек аж задохнулся от нахлынувшей любвеобильности. И главное, ничего не мог сделать с этой ведьмой. Он её не видел, а значит, ни в эмоции её не влезть, ни ретранслировать удар обратно. Из глаз брызнули слёзы. Дыхание спёрло, а сердце принялось молотить с запредельным ритмом, хоть реанимацию вызывай. Причём долбилось в голове, а не в груди, отчего, кажется, оглох на оба уха.

Им завладело необоримое желание сжать её в объятиях и облизать сверху донизу. Эйфория идиотского счастья заполонила мозги, нагло пнув оттуда остатки рассудка. Как он её в этот момент любил! Боже! Как любил! Да он жить без неё не мог. Дышать без неё не мог. Даже готов был Родину продать за один её поцелуй. Хорошо, что в мечтах не дошёл до секса. Сдох бы тут же от вожделения.

Неуклюже барахтаясь в оленеводческой экипировке, как майский жук на спине, пытающийся встать на ноги, он завалился набок и упал на пол. Встал на четвереньки и, пуская слёзы, сопли, слюни, так и пополз на четырёх конечностях к своей любимой. И только протиснувшись в щель импровизированной двери и увидев колдующую ведьму, звезду очей его, он автоматически ухнул в её эмоции.