— Знаю, господин Лаплас, — уверенно и по-военному чётко ответил стоящий по стойке смирно молодой кадет.

— И меня обычно коллеги приглашают для того, чтобы сбить спесь с особо зазнавшихся учеников.

— Знаю, господин Лаплас, — как заведённый продолжал чеканить приговорённый к позорной переэкзаменовке много на себя берущий кадет военного училища.

— Не боитесь?

— Нет, господин Лаплас. Я люблю математику не меньше вашего.

Экзаменатор добродушно рассмеялся.

— Ну что же. Одно то, что вы использовали «люблю» вместо «знаю», делает вам честь. Тем не менее начнём, сударь.

Великий математик встал, расстегнул сюртук, подбоченился и скомандовал: «К доске»! Как к барьеру на дуэли.

Следующий клип. Просторный кабинет. Судя по атрибутам, весьма высокого по положению чиновника. По площади — хоть бальные танцы устраивай. Все стены от пола до потолка уставлены стеллажами из книг, стопок рукописных листов, пачек бумажных рулонов, похожих на скрученные карты. На полу сложенный замысловатым образом паркет кофейных оттенков.

Большой стол, заваленный бумагами, книгами, чертежами. За столом в массивном кресле восседает удлинённый господин ориентировочно сорока годов от роду. Удлинённая вытянутая голова с узким лицом. Удлинённый высокий лоб. Длинный, но соразмерный с удлинённым лицом нос. Удлинённое худое тело с узкими плечиками. Складывалось впечатление, что этого кадра в графическом редакторе вытянули в длину за счёт уменьшения ширины.

На голове вьющиеся волосы средней для современного мужчины длины. Потуги на какую-либо причёску отсутствуют. Дыбом не стоят, но и про расчёску забыли. Умные серые глаза, которые можно было бы назвать красивыми, если бы не безобразные мешки под ними, портящие своим присутствием общий лощёный вид. Плотно сжатые губы, практически отсутствующие, вытянутые в линию, что придавало замершему лицу патрона подобие лёгкой ухмылки.

Сидел господин, словно лом проглотил. Спина прямая, как по струнке. Плечики развёрнуты, но колеса́ в груди не просматривалось. Колесить было нечему. Мышцы отсутствовали. По всему выходило, что чиновник — деятель умственного, а не физического труда.

Перед ним на столе на небольшом, очищенном от вороха всякой всячины пятачке лежали две аккуратно сложенных стопки бумаг. Его удлинённые кисти рук с длинными паучьими пальцами безмятежно возлежали на этих стопках, как на подставках.

Перед столом, вытянувшись, но без особого фанатизма, стоял герой клипа — молодой Наполеон Бонапарт. Дима оценил его возраст как своего сверстника. Худой, отчего казался таким же, как и хозяин кабинета, удлинённым. Узкое вытянутое лицо. Вот только чёрные пакли волос, в отличие от чиновника, свисали сосульками до самых плеч. Мешков под глазами не наблюдалось, но сами глаза выглядели усталыми, словно их хозяин не выспался.

Его элегантный мундир был практически чёрным. По крайней мере, Диме так показалось в слабом освещении кабинета. Но одеяние было настолько разукрашено золотом, что выглядело впечатляюще дорогим и даже местами вычурным.

Ажурным золотом были обшиты: высокий воротник стойкой, лацканы рукавов, все окаймления сюртука, эполеты и ремень с золотой пряжкой. Два ряда часто пришитых золотых пуговиц общим весом не менее килограмма добавляли золотистости в расцветке общего фона.

В руках молодой пижон держал расшитую золотом треуголку с золотыми короткими перьями, свисавшими, как бахрома, по длине всего гребня головного убора. Чёрные, без изысков, панталоны. Чёрные высокие сапоги с наполовину завёрнутым голенищем, также расшитым золотыми нитями. В общем, пацан выглядел очень дорого.

Дима в своём кресле с остатками уже холодного кофе оказался с торца стола, заняв положение арбитра меж двух сторон, и с любопытством разглядывал то одного, то другого представителя прошлого. Почти минуту парочка изображала фотографию. Наблюдатель во времени и пространстве и сам чуть не купился их статичностью, если бы не периодический шум, доносившийся из-за массивных закрытых дверей. Там кто-то кого-то настойчиво и достаточно громко уверял, что какой-то директор занят и в настоящий момент ну никак принять не может.

Дима ностальгически улыбнулся, почему-то сразу вспомнив квартиру своего детства в хрущёвке, где с соседями можно было переговариваться через стенку, даже не повышая голоса. С кислой ухмылкой заглянул в чашку, где кофе осталось на полглотка́, обдумывая: заказать ещё или потом как-нибудь? И решив, что любимый напиток следует в следующий раз заказывать по-русски, то есть в поллитровой кружке с пятью ложками сахара, спокойно принялся освобождать посудину для утилизации.

В это время важный чиновник неожиданно громко заговорил:

— Генерал Бонапарт.

Дима, залив в этот момент кофе в рот, тут же поперхнулся и выплеснул его с кашлем на заваленный важными государственными документами стол.

— Генерал?! — выдавил он из себя, изумлённо уставившись на чёрного в золоте Наполеона. — В мои-то года́?! Ну не ха-ха ты, пацан, поднялся.

Дима успел втереть капли выплюнутого кофе в фирменные спортивные штаны. Вытер влажные от этого действа ладони о такую же фирменную футболку, прежде чем господин в кресле, выдержав паузу, продолжил:

— Директория рассмотрела Вашу записку и детально изучила представленные планы военных компаний. Расширенный совет Ваш австрийский план не поддержал. Вам должно быть известно, что основной удар по коалиции мы намерены нанести на севере. Но тем не менее Ваш план в обход Альп и удар по Австрии решено оставить как резервный.

Наполеон, внимательно слушавший сановника, в ответ даже бровью не повёл, оставаясь с каменным и почему-то недовольным лицом.

— А вот Ваша итальянская компания вызвала самый живой интерес. Притом с крайне противоположными оценками. Само предложение атаковать на южном направлении в качестве отвлекающего манёвра расценено как рациональное. Это бы позволило не только сковать южные силы коалиции, но и при определённых условиях оттянуть на себя резервы неприятеля с центра.

— Мне это всё известно, директор Карно́, — неожиданно резко прервал важного господина уже с виду закипающий Наполеон.

— Не всё, генерал, — спокойно и даже как-то устало одёрнул его чиновник в статусе непонятного для Димы директора. — Командующий итальянской армией генерал Шерер назвал Ваш план бредовым и отказался от него, предложив исполнять выдуманное тому, кто его сочинил.

— Если бы я там был, я бы их давно всех разгромил! — с какой-то ребячьей задиристостью воскликнул Наполеон, сжимая кулаки.

— И вы готовы, генерал, бросить сытую жизнь в Париже и променять спокойную денежную карьеру на походную и неблагодарную? Где Вас может убить в любой момент шальная пуля? — спокойно и явно беря на слабо́ молодого горячего корсиканца, спросил важный господин.

— Да, — безапелляционно отрезал молодой генерал.

Наступила пауза. Директор Карно делал вид, что размышляет, хотя Дима, видя весь диалог со стороны, даже не зная предыстории, был уверен, что пацана просто развели как лоха, поймав на слове. А решение отправить его подальше от Парижа было принято заранее.

— Хорошо, — наконец отмер Карно. — Вы там будете. Кстати, генерал Шерер — единственный, кто выступил против Вашего плана. На всех остальных он произвёл впечатление. А генерал Бертье, этот талантливейший офицер, по моему мнению, назвал его даже военным шедевром. А это многое значит.

Наполеон резко снял напряжение с кулаков и позволил себе наметить самодовольную улыбку.

— Но ещё большее впечатление Ваш план произвёл на меня как на учёного, знающего о математике не понаслышке.

Вот здесь хозяин большого кабинета улыбнулся, уже не маскируясь. Наполеон ответил взаимной улыбкой самодовольства.

— Наполеон, — перейдя на фамильярность, поинтересовался Карно, — на сколько ходов вперёд Вы просчитали ход итальянской компании?

— На двадцать, гражданин директор, — с явным бахвальством в голосе ответил генерал-мальчишка.

— Впечатляет, — похвалил государственный муж, убирая руки со стола, — я давно обратил на Вас внимание. Ещё с Тулона. С Ваших феноменальных расчётов при осаде. Вы талантливый математик, Наполеон Бонапарт. Не задумывались над занятием наукой по-настоящему?