Глава 1

Темнота. Ощущение непонятной легкости в теле. Где-то вдали пробивается свет. Где я? Что со мной? Вопросы вихрем проносятся в голове, но ответа я на них не знаю. Или знаю, но не помню? Пытаюсь сконцентрировать взгляд на непонятном свете. От резкой вспышки нахлынувших воспоминаний зажмуриваюсь. Картинки предыдущего дня проносятся перед глазами с ужасающей скоростью. Я… умер? Осматриваюсь: лишь темнота и белый свет вдали. Всегда людям представлялся рай светом в конце туннеля. Откуда мы могли знать правду? Но это значит, что есть только один путь — вперед, на свет, к непонятному и неизведанному. Попытка приблизиться не увенчалась успехом. Закрываю глаза и мысленно пытаюсь приблизиться. Эффект такой же. Хотя нет, появился какой-то новый шум. Доносится со стороны света. Странно, по ощущениям, я не стал к нему ближе. Всматриваюсь в огонек, который начал делиться. Теперь он выглядит, как светящийся контур прямоугольника, только размытый. Пытаюсь протереть глаза рукой, но безуспешно. Тело не слушается. А есть ли у души тело? Астральное, например. Определенно, есть, я же смог закрыть глаза. Предпринял вторую попытку. Странные отголоски еще не чувствующегося тела намекнули, что двигаюсь в правильном направлении. Снова и снова продолжаю пытаться исполнить сие действие. К разуму начинает пробиваться ощущение тела, покалывание от затекания. Еще и еще, медленно, но без остановок.

— А-а-а-а, — еле слышно и вместо «ура», вырвалось из моего рта, когда я увидел темные разводы, которые являлись моими руками и устремлялись к моим глазам. А после взрыв боли по всему телу и голоса, слышимые гораздо лучше:

— Я должна его увидеть! Вы не понимаете! — голос был знакомым, но звучал так, будто говорили в пустое ведро, с некоторым непонятным эхом.

— Не положено. Да и эти две «овчарки» явно будут против.

— Но… НО!

— Никаких «но». Только по особому распоряжению.

— Ну, пожалуйста, — голос плавно переходил в стон, а затем, в плач, — мне надо…

— Девочка моя, я все понимаю, — голос был спокойным, по-матерински добрым, — но его не вернуть. Да и нельзя тебе его сейчас видеть. И не надо.

В ответ лишь жалобное завывание и всхлипы, видимо у кого-то началась истерика. Я же, протерев рукой глаза и кряхтя от боли, еще раз осмотрелся. Ничего нового: темнота и светящийся контур прямоугольника где-то в полуметре от моих ног. В попытках руками сдвинуть свое тело по направлению к свету, больно приложился головой и спиной, вызвав очередной взрыв боли. Приступ был минимум вдвое сильнее, чем предыдущий, так что не в силах сдерживаться, я сжался в позу эмбриона и тихо застонал.

— Твоего ж бать. Это… это… — чей-то голос начал заикаться.

— Из морозильной камеры, — хором ответили две девушки и воцарилась тишина.

Пока я пытался бороться с болью и хотя бы выровнять тело в исходное положение, послышались еле слышные приближающиеся шаги. Протяжный скрип открываемой дверцы и выдвигания стола был настолько противным, что вынудил меня зажмуриться, а яркий свет, который попытался ударить по глазам, был приглушен веками и принят более спокойно.

— Сережа, — со всхлипами и мольбой в голосе, кто-то прижался ко мне.

— Да-а-а, — хриплым голосом протянул я, отчего послышались два почти одновременных гулких удара.

— Отойди от него! Быстро! — закричала кадет Ольга, доставая пистолет и направляя на меня.

— Он жив, уберите оружие! — в ответ громко заявила Марина.

— Нет. Не может быть! Василиса Никитична констатировала смерть! Он… он… Он ЗОМБИ! — истошно вопя и нагнетая панику, орала Ольга.

— Не зомби я, — еле слышно проговорил я, — дайте воды попить, в горле пересохло.

Вдруг мой голодный желудок заурчал так, что кадета чуть не выстрелила в Марину, которая закрывала меня своим телом.

— Вызовите Василису Никитичну и принесите что-то из воды и еды. А я его пока обследую, — настойчивым голосом проговорила Марина, не терпя возражений, и повернулась ко мне лицом, подняв руки над моей головой.

— Уже. Одну я тебя с ним не оставлю, так что подождет еще десять минут, — не опуская пистолет, заявила Ольга.

— Тогда не отвлекайте. Лучше своей подруге помогите. И медсестре, — не поворачиваясь, порекомендовала лекарь.

Кадета, не опуская пистолета, кинулась к своей подруге, которая лежала на полу без сознания. Никитична появилась на пороге морга буквально через минуту, запыхавшаяся, но старательно не подающая виду, что она очень торопилась. Первым делом, она присела к медсестре, которая дежурила в морге и осталась без внимания. После она подошла к нам с Мариной:

— Ну, как он?

— Стабилен. Правда наджелудочковая экстрасистолия выбивается из нормы и нервная система сбоит, — отчиталась Марина.

— Не страшно, подлатаем. Как и глаз, в общем-то. А ты молодец, не испугалась, как некоторые, — взглядом указывая на медсестру, которая начала приходить в себя, но все еще лежала на полу.

— Ну… да, — покраснела она, — спасибо.

Я продолжал сидеть на ледяном столе, ожидая вердикта от Василисы Никитичны. Та же молча наблюдала за манипуляциями Марины, одобрительно кивая.

— А ауру проверить? Методика едина для всех, — напутствовала она.

— Так он же мужчина, зачем на это время тратить? — поинтересовалась лекарь.

— Для тебя, как для лекаря, не должно существовать разницы, мужчина он или женщина. Они должны быть все равны. И методичку не просто так написали, значит, были конкретные причины исследовать всех одинаково. Кстати, с Сергеем все интереснее, — и загадочно улыбнулась.

Марина молча начала новый круг движения руками, а брови ее поползли вверх. Буквально через секунду в затылке что-то кольнуло, от чего я зажмурился, а когда открыл глаз — удивился не меньше ее. Вокруг Василисы Никитичны и Марины был оранжевый ореол. Не веря своим глазам, перевел взгляд на кадета Ольгу, окруженную пурпурным ореолом, которая приводила в чувства Татьяну. У кадеты без сознания ореол был серым, почти бесцветным.

— Значит, не глючит, — заключил я.

— В смысле? Сергей, с тобой все хорошо? — поинтересовалась Никитична.

— Вижу всех в разных тонах, — признался я, отчего у нее ореол плавно изменился на пурпурно-желтый.

— Марина, обследуй еще раз голову. Проследи, насколько сильно сбоит нервная система, — и уже обращаясь ко мне, — цветовосприятие не должно искажаться. Скажи мне, какого цвета эта ручка, — и, достав из кармана желтую ручку, выставила ее перед моим целым глазом.

— Желтая. Цвета я вижу нормально. Просто… — голос ушел совсем.

— Сейчас, — сказала Марина и бросилась набирать в первый попавшийся стакан воду из крана, — попей, полегче станет.

— Что там с головой? — напомнила Василиса Никитична.

— А, да, все в норме. Вроде.

— Как в норме? Ты же говорила, что были сбои? — удивилась лекарь.

— Не все сигналы доходили до мозга, а некоторые воспринимались по два или три раза, хотя приходил один. Сейчас этого нет. Проверьте сами, — и отошла, уступая место рядом с моей головой Никитичне.

Та не раздумывая приблизилась и начала повторное исследование. Судя по удивлению, появившемуся на ее лице, и ставшей голубой ауре, она тоже чего-то не понимала.

— Разберемся, — пробубнила она и добавила, но уже громче, — Сергей, раз ты уже стабилен, обо всех остальных проблемах мы можем поговорить чуточку позже. Например, когда ты будешь находиться в палате. Морг не самое хорошее место для пациента, да и не самое теплое, — и немного поежилась.

Я лишь кивнул, в подтверждении слов, хотя мне было не зябко. При попытке принять вертикальное положение, ноги подкосились. Хорошо Марина успела среагировать и подхватить меня.

— Не торопись. Давай я привезу тележку-каталку и мы тебя отвезем.