– Этим-то зачем понадобилось ехать в Рим? – недоумевала мисс Уинчелси. – Что им там делать?

А вон сразу два викария: один очень длинный – с очень маленькой соломенной шляпой на макушке, другой очень короткий – с длинной треногой для фотоаппарата. Фанни долго смеялась над этой диспропорцией. Потом девушки услыхали, как кто-то окликнул кого-то: «Снукс!»

– Надо же, Снукс! – удивилась мисс Уинчелси. – Я всегда думала, что это имя придумали писатели. Давайте угадаем, кто здесь мистер Снукс.

Перебрав присутствующих, они сошлись на упитанном и бойком коротышке в широком клетчатом костюме.

– Если он не Снукс, то по чистому недоразумению, – подытожила мисс Уинчелси.

Но тут групповод раскусил хитрую тактику Хелен и немедленно принял меры.

– Пять свободных мест! – зычно крикнул он, сопроводив свое объявление переводом на язык пальцев.

И в следующую минуту к ним в купе ввалилось семейство – мать, отец и две дочери, все в сильном возбуждении.

– Сейчас, мам, дай-ка я… – сказала одна из дочерей, чуть не сбив с головы матери капор в неуклюжей попытке водрузить баул на багажную полку.

Мисс Уинчелси была невысокого мнения о людях, которые создают вокруг себя шум и толчею, а к матери обращаются «мам».

Пятым к ним присоединился молодой человек, путешествующий в одиночку. Мисс Уинчелси одобрила его одежду – ни малейшего налета «туристичности». В одной руке он держал небольшой элегантный саквояж из хорошей кожи приятного оттенка с парой наклеек, которые свидетельствовали о посещении Люксембурга и Остенде; через другую руку было перекинуто легкое пальто; его башмаки, хоть и коричневые, никто не назвал бы вульгарными.

Не успели вновь вошедшие рассесться по местам, как началась проверка билетов. С нестройным грохотом захлопнулись двери, и – вот он, долгожданный миг! – поезд плавно тронулся, унося их прочь от перрона Чаринг-Кросс. Путешествие в Рим началось.

– Невероятно! – воскликнула Фанни. – Мы едем в Рим! Боже мой, в Рим! Мне все еще не верится.

Мисс Уинчелси сдержанно улыбнулась, призывая Фанни умерить эмоции, а так называемая «мам», их попутчица, принялась во всеуслышанье объяснять, почему они прибыли на вокзал «в последнюю минуту». Две дочки снова замамкали и быстро, хотя и крайне бестактно оборвали маменьку, после чего та, непрерывно бормоча себе под нос, начала инспектировать содержимое дорожной корзинки. Через минуту она сокрушенно подняла голову:

– О господи! Их тут нет!

– Ну мам! – в унисон возмутились дочери, но причина их огорчения осталась тайной.

Фанни достала «Прогулки по Риму» Хейра[116], общедоступный и весьма популярный у путешественников путеводитель по Риму. Отец двух дочек углубился в изучение билетных книжек, очевидно рассчитывая отыскать там английские слова. Сперва он разглядывал билеты как полагается, потом перевернул вверх ногами. Затем извлек из кармана вечное перо и принялся методично проставлять на билетах даты. Молодой человек исподволь оглядел своих попутчиков, раскрыл книгу и начал читать. Когда проезжали Чизлхерст, Хелен и Фанни приникли к окну – Фанни вспомнила, что в Чизлхерсте жила французская императрица[117], бедняжка! – и мисс Уинчелси воспользовалась случаем, чтобы кинуть взгляд на книгу в руках молодого человека. Это был не путеводитель, а тоненький томик стихов – в заказном переплете. Она посмотрела на его лицо – приятное лицо образованного человека; по крайней мере, ей так показалось. На носу у него сидело маленькое пенсне в золотой оправе.

– Интересно, она и сейчас там живет? – задумчиво произнесла Фанни, прервав наблюдения мисс Уинчелси.

Остаток пути по железной дороге мисс Уинчелси в основном помалкивала, а уж если открывала рот, то старалась высказываться как можно более изящно и умно. Голос у нее был ровный, чистый, приятный, и сейчас благодаря ее усилиям он звучал как никогда ровно, чисто и приятно. Когда за окнами выросли белые скалы[118], молодой человек убрал томик стихов, а когда поезд наконец остановился возле парома, галантно изъявил желание помочь мисс Уинчелси и ее подругам справиться с поклажей. Мисс Уинчелси терпеть не могла старомодных «глупостей», но ей польстило, что молодой человек сразу признал в них леди и предложил свои услуги в высшей степени деликатно, очень мило давая понять, что для него простая любезность – не повод навязывать свое общество. Ни одна из них прежде не покидала пределов Англии, поэтому девушки были взволнованы и немного робели, ведь им впервые предстояло переплыть Ла-Манш. Они жались друг к другу, побаиваясь сойти с «хорошего места» в центральной части судна (молодой человек отнес туда баул мисс Уинчелси со словами, что это хорошее место), смотрели на удалявшийся белый берег Альбиона, декламировали Шекспира и втихаря, на английский манер, вышучивали своих разношерстных спутников.

Особенно их забавляли те меры, которые тучные люди принимали, дабы избежать неприятностей от легкого волнения на море. Среди спасательных средств преобладали лимонные дольки и фляги; одна пышная дама возлежала на шезлонге, прикрыв лицо носовым платком; квадратный и очень решительный господин в рыжеватом «туристическом» костюме на протяжении всего вояжа из Англии во Францию вышагивал по палубе, широко расставляя ноги – шире просто некуда. Как бы то ни было, все рецепты сработали – никто не жаловался на морскую болезнь. Подопечные групповода ходили за ним по пятам и наперебой забрасывали его вопросами (неуместное сравнение с курицами, которые носятся по двору за полоской свиной шкурки, само собой возникло у Хелен), и в конце концов он скрылся под палубой. Молодой человек с томиком стихов стоял на корме и неотрывно смотрел на исчезающую вдали Англию, и вид у него был печальный и одинокий, по мнению мисс Уинчелси.

А потом Кале и шквал новизны. Молодой человек не забыл про баул мисс Уинчелси и прочие вещи. Кстати, все три девушки, хотя и сдали экзамен по французскому, ступив на французскую землю, устыдились своего акцента и не могли выдавить из себя ни слова, так что молодой человек оказался чрезвычайно полезен им. Он по-прежнему соблюдал дистанцию: усадив их в вагон, приподнял шляпу и откланялся. Мисс Уинчелси поблагодарила его самым приятным и любезным образом, а Фанни выпалила, что он «просто душка», даже не убедившись, что он отошел на достаточное расстояние и не слышит ее.

– Любопытно, кто он и что он, – сказала Хелен. – Во всяком случае, держит путь в Италию: я успела заметить у него зеленые билеты.

Мисс Уинчелси уже хотела сообщить им о стихах, но передумала. Все внимание девушек устремилось к окнам, и молодой человек был забыт. Им казалось, что они существенно пополняют свой культурный запас поездкой по стране, где самые банальные вывески пестрят французскими идиомами, и мисс Уинчелси пришло в голову непатриотичное сравнение скромных рекламных щитков вдоль железнодорожного полотна с рекламными заборами, портящими пейзаж в родной стране. Впрочем, север Франции малоинтересен, и через некоторое время Фанни уткнулась в «Прогулки» Хейра, а Хелен предложила подкрепиться. Мисс Уинчелси словно очнулась от блаженной грезы, в которую погрузилась, как она объяснила, пытаясь осознать удивительный факт – что она действительно едет в Рим. Но коль скоро Хелен заговорила о еде, пожалуй, она тоже проголодалась. Подруги весело угостились припасами из своих корзинок. К вечеру все устали и притихли, пока Хелен не устроила чаепитие. Мисс Уинчелси была бы не прочь немного вздремнуть, но знала, что Фанни спит с открытым ртом; а поскольку с ними вместе сидели две весьма приличные и критически настроенные, судя по лицам, дамы неопределенного возраста – достаточно владевшие французским, чтобы на нем изъясняться, – весь остаток пути она незаметно толкала Фанни в бок. Стук колес все громче отдавался в ушах, от бесконечно убегавшего пейзажа за окном уже рябило в глазах. Когда добрались до места, где путешественникам предстояло заночевать, девушки были вконец измотаны дорогой.