Отдышавшись, я понял, что одновременно разгорячен солнцем и замерз, так как ледяной камень пристани, не желавший впитывать тепло, сопротивляясь безжалостному повелителю дня, окончательно остудил мои голые ступни, передавая озноб выше по телу. Надо было хоть как-то одеться. Сначала выпрямившись, а потом округляя спину туда и обратно и разминая поясницу, я не поверил своим глазам.

То, что у порта должны иметься служебные помещения, конторы и склады, понятно, но это было нечто невероятное. Таких красивых портов, похожих на дворцовый комплекс, мне еще видеть не приходилось. Изъятая из утеса часть, которая пошла на создание причалов, уходила вглубь на десятки, а то и сотни метров, закрывая портовые помещения от возможных ветров. Мастера не придумали ничего легче, чем воспользоваться этим прекрасным природным монолитом и выбить прямо в нем все необходимое для обслуживания транспорта и торговли. Словно величественная Пе́тра – древняя жемчужина Идумеи и спасительное пристанище пилигримов, – этот порт был зданием, вытесанным в скале, имеющим П-образную форму и выполненным в едином стиле, сплошным фасадом. Состоящее из четырех этажей, своей стилистикой оно напоминало Дворец дожей в Венеции.

Первый этаж выстроился сплошной колоннадой с полукруглыми сводами, изрезанными витиеватыми узорами. Если бы мне посчастливилось оказаться здесь в момент рассвета, когда солнце заливает весь фасад, посылая из-за горизонта первые нежно-розовые лучи, то я мог бы наблюдать невообразимые тени, оставленные этими каменными кружевами на стенах портовых помещений за колоннами. Второй и третий этажи, покоившиеся на мощных столбах, не представляли чего-то выразительного в своем облике. Они имели гладкие, отшлифованные стены с выбитыми в них квадратными окнами, которые плотно прилегали друг к другу, сохраняя небольшой зазор, создавая тем самым наполненные светом рабочие помещения для местных управленцев, клерков и прочих белых воротничков.

Четвертый этаж отличался от нижних ярусов, расположившихся у подножья. Он выступал над поверхностью, обозначая свое положение на многие километры вдаль. Наверное, он и создавался с особым архитектурным изыском потому, что был воротами, через которые все желающие попадали в центр водной торговли, а возможно, и путешествий. Ровно посередине надстройки стремился ввысь огромный вестибюль с большими стрельчатыми окнами от самого пола: одно большое и по два меньшего размера с каждой стороны от него венчали композицию в центре этажа. Его покрывала двухскатная крыша из светло-голубой черепицы. Далее от вестибюля в обе стороны расходились прочие помещения, фасад которых был выполнен из нового материала. Наверное, этот камень привезли из другого места: он напоминал голубой мрамор. Окна, пронзающие гладь фасада, вытягивались тонкими заостренными полосками меньшего размера, чем на предыдущих двух этажах.

Верхний ярус порта состоял из единого непрерывного помещения, лишенного боковых пристроек, как на остальных трех этажах. Вместо них по краям утеса независимо стояли стремящимися ввысь громадами ночные светлячки – два маяка прямоугольной формы с узкими, как бойницы, щелями для скудного света внутри, по одной на каждой грани, прорезающими стены во всю длину. Последний уровень каждой из башень венчала корона, собранная словно из наконечников копий, увеличенных стократ. Именно там, судя по всему, каждый вечер и в непогоду зажигался, пыша жаром, сигнальный огонь, оставивший следы копоти по зубцам, сохранившейся по сей день.

Внимательно изучив изысканную архитектуру удивительного порта, я быстрым шагом направился в его немые пространства. Он точно был необитаем, но его состояние было изумительным, если учесть, что покинули его не так давно. Даже окна и те были целы и не успели покрыться толстым слоем пыли. Возможно, в помещениях этого красавца мне удастся найти что-то сносное из одежды, чтобы перестать разгуливать в чем мать родила и уберечь кожу от ожогов, а ноги – от холода каменного пола.

Наконец-то изматывающий зной от разбушевавшегося полуденного солнца сменился прохладой тени. Для такого помещения не требовалось кондиционера: оно было устроено как естественный погреб, который круглогодично держал одну и ту же температуру с небольшими колебаниями. Идеальное место для хранения любых товаров! Все, что могло быстро испортиться, достаточно было убрать на хранение вглубь первого этажа, где уже на подходе холод вырывался из ближайших казематов. Значит, в глубине можно было и вовсе околеть…

Вплотную подойдя к колоннам, я всем телом прижался к одной из них. Этот бодрящий холод доставлял мне невероятное удовольствие. Разгоряченный солнцем, я, как мне казалось, был готов задымиться, испуская пар и остывая. Для полноты образа оставалось только плавно стечь на пол, растекаясь от наслаждения. Придя в себя, остудив жар тела, я аккуратно заглянул за колонну. Глаза уже пообвыкли, плавно переключившись с высокой яркости на полутень.

Стены помещений первого этажа были наполовину украшены резьбой по камню, изображающей сцены из живой природы: цветы, лианы, ракушки, даже небольшие животные и птицы выступали героями сюжетов. Мало какой дворец мог похвастаться таким богатым украшением! А это всего лишь порт… Видимо, он принадлежал какой-то очень богатой стране, и при его строительстве коротких сроков не ставили, а скульпторы были крайне талантливы, не уступая строителям и архитекторам.

– Да-а-а, культура тут на уровне! – сказал я вслух, наполняя тихим эхом давно онемевшее пространство, будто пробуждая его ото сна.

Над каждой дверью висела табличка, обозначавшая, что находится в том или ином помещении. Однако мне эти изображения были неподвластны. Витиеватые символы образовывали неведомые слова. Арабский язык? Готический шрифт? Одновременно похоже и различно, будто перемешано, что наталкивало на мысль о схожести с привычными глазу иероглифами, которые вроде где-то видел, но уверен, что сталкиваюсь с этим впервые, терзаемый противоречием. Эту письменность так же сложно описать, как вкус съедобных плодов опунции: на что-то похоже, но непонятно, на что, ибо самобытно.

Толкнув от себя ближайшую дверь, я вошел внутрь. Света тут недоставало, однако, обвыкнув, можно было рассмотреть ближайшие к окну предметы интерьера. Помещение невелико, не больше сорока квадратных метров. Вплотную к окну стояли две длинные скамьи, перед ними – два стола: каждый на четыре места. На них стопками лежали бумаги, а рядом – письменные принадлежности. Сразу за столами оставалось свободное пространство перед прилавком, похожим на барную стойку. Но это не питейное заведение, так как сразу за столешницей во всю стену располагались стеллажи. Их полки были наклонены в сторону зала и заполнены чем-то непонятным.

Не спеша осматривая пространство вокруг, я направился в сторону этих полок, чтобы изучить содержимое. Подняв вверх откидную часть столешницы и оттолкнув дверцу, распахивающуюся в обе стороны, оказался на обратной для гостей стороне, давно забывших сюда дорогу. На полках ровными рядами лежали небольшие мешки литров на десять. На каждом из них красовалась цветная этикетка с вышитой надписью, скорее всего, обозначавшая содержимое. Выбрав один из кульков, верхняя часть которого была туго затянута веревкой, я поставил его вертикально и начал распутывать узел. Мешок был наполнен каким-то зерном, имевшим слабый сладко-травяной запах. Пожав плечами, я завязал его и положил на место. Содержимое соседних проверять не стал, а просто пощупал некоторые из них: везде было что-то сыпучее, отличающееся только размером, и лишь один был наполнен какими-то камушками, изучать которые я не решился.

Итак, это продовольственная зерновая лавка. Наверное, с разных концов света сюда свозили товары подобного типа, а в этой конторе их можно было посмотреть и оценить, чтобы заключить сделку о покупке прямо за столом напротив прилавка. Купленный товар непременно доставят в нужное место со складов. Именно такой алгоритм на основе опыта земной торговли вырисовывался у меня в голове. Наверное, экономические правила универсальны, действуя и здесь.