Белые гиганты начали движение вверх, навстречу моим глазам. Миг показался мне вечностью, но неожиданно прервался, скинув с меня колдовские оковы гипноза. Существо издало короткий, последний в своей жизни звук и обратилось в камень ровно в тот момент, когда наши зрачки встретились, готовые раскрыть тайны, томящиеся за ними, но так и не позволив проникнуться глубиной душ.

Тело и разум окончательно вышли из оцепенения, а уши заливал дикий визг на грани ультразвука. Резким движением я обернулся назад в тот самый момент, когда второе существо в страстном порыве начало складываться, словно пытаясь проглотить само себя, образовывая шар. Сам того не заметив, я со всей силы зажал уши руками и повалился на пол. Как только шар схлопнулся, звук утих, и воцарилась недолгая тишина – ровно до того момента, как выживший напарник уже навечно окаменевшего «созерцателя» начал свое торопливое движение, снося все на пути, устремляясь в дальний зал, забиваясь там в угол.

Нечего медлить! Пора и мне уносить ноги. Неизвестно, что у него на уме и какие алгоритмы им движут. Подскочив, я со всей силы дернул ручку двери и без раздумий побежал влево. Вслед мне звенели лишь осколки разбившегося вдребезги витража входной двери, безвинно пострадавшего в этом хаосе. Первая, вторая, третья дверь пронеслись мимо. Где-то здесь должен быть выход на верхние этажи! И вот он, спасительный проем, изучать который времени не было. Нырнув в него без раздумий, перепрыгивая ступени, я поскакал вверх. Спустя четыре пролета силы покинули меня, сердце выскакивало из груди, а дыхание сбивалось на кашель. Все, пора сделать паузу, тем более никаких признаков погони нет.

Тяжело дышать, сердце сейчас вырвется из груди, а колени сами собой сгибались. Усевшись на ступени и облокотившись плечом о перила, я закрыл глаза и, растирая лицо рукой, успокаивался. Все, вокруг тишина и покой, можно не суетиться, отдышаться. Как только сердце вернулось в привычный темп, а легкие успокоились, совершив последний глубокий вдох, я открыл глаза, продолжительно выдыхая. Сквозь зазор между пролетами виднелся конец лестницы. Всего один этаж вверх. Пора идти, выбираться из этого здания. Половина дня уже точно прошла, и осталось еще несколько часов до того, как стемнеет. Ночевать в одном здании с такими соседями нет желания: неизвестно, что у них на уме и сколько их здесь. Нужно искать приют в другом месте.

Вереница ступеней заканчивалась просторной площадкой с огромной стеклянной дверью, которая переливалась на свету, словно хрусталь. За ее пределами располагался зал – достаточно просторный, с рядом окон по левой стороне. Вид был замечательным: весь порт как на ладони. С третьего этажа было хорошо видно все, что происходило на пристани. Уже давно эти причалы не видели кораблей, они омывались лишь слабыми волнами залива. Девственный, нетронутый рукой человека противоположный берег, место моего старта, седел в дали туманной пеленой. Вода потихоньку начала отдавать свое тепло воздуху, предвосхищая ночную прохладу.

Проследовав вдоль окон, я даже не подумал осмотреть помещение. Да и нечего здесь задерживаться – я не в музее. За аркой располагалось сердце этого здания – зал ожидания. Стройные ряды диванов, сопровождаемые пузатыми колоннами, стояли вдоль стен, обрамляя центр, где на внушительном постаменте расположилась статуя высотой в несколько метров. Вновь изображен человек! Но кто же мне встретился несколькими минутами ранее? Крепкая, монументальная мужская фигура с широкими запыленными плечами. Взгляд его был устремлен в огромные окна. Словно Колумб, он с уверенностью смотрел на уходящую вдаль воду и свято верил, что там он встретит новые, богатые земли. В одной руке он держал бумаги, в другой – связку ключей. Сапоги чуть ниже колена, брюки, рубашка и длинный узорчатый камзол нараспашку и без рукавов – вот и вся его одежда. Мудрое, напряженное лицо, отражавшее всю тяжесть усвоенных знаний и сложных испытаний, не потерявшее от этого своей природной красоты. Солидный красавец по нашим меркам! Самая интересная деталь скульптуры – голова: абсолютно лысая, но на ней держался обруч – простое широкое кольцо без каких-либо излишеств; внимание концентрировалось на огромном камне желтого цвета, расположившемся ровно посередине лба, занимая половину его площади. Это был настоящий самородок – и точно драгоценный. Без вкраплений, ровный монотонный ярко-желтый цвет. Он будто светился изнутри. Может, это царственная особа? Может, эти земли принадлежали ему? Но он явно имел какой-то высокий статус, иначе бы его статую не поставили на самом видном месте, еще и с таким украшением на голове.

Впереди него, как и за спиной, высвобождая широкое пространство для постамента и предполагаемых зрителей, расположились огромные лестницы. Та, что перед его лицом, уходила вниз, раскрываясь веером в две стороны и провожая путешественников в прочие залы, о назначении которых оставалось лишь гадать. Лестница, находящаяся за спиной, имела полукруглое широкое основание, дублируя свою предшественницу. По мере продвижения вверх ступени сужались и выпрямлялись, заканчиваясь небольшой площадкой, которая разделяла потоки надвое, направляя гостей на боковые лестницы, более скромные по своим размерам. Стена, в которую упиралась площадка главной лестницы, была изрезана барельефами человеческих фигур в разных одеждах, и каждая играла какую-то свою роль в общем сюжете. «Какая тонкая работа! – подумал я, поднявшись как завороженный к этому скульптурному произведению, проводя рукой по одной из фигур. – Даже складки на одежде как живые». Но задерживаться не стоит, как бы этого не хотелось. Осталось преодолеть последний лестничный марш…

Вот они, ворота в мир – вестибюль порта; единственный из этажей, который возвышался над утесом и представлял собой один большой зал. Впереди – множество огромных дверей-порталов, залитых светом стремящегося к закату солнца, окрасившего стены и все предметы в нежный оранжево-розовый цвет. Позади – стойки с окошками, несколько десятков письменных столов с креслами, а все остальное пространство заполняло множество диванов, стоящих отдельными группами, в сопровождении растений – от небольших кадушек до целых пальм под три метра высотой, чьи листья давно завяли, а стволы прогнулись.

Уверенной походкой я направился на выход, сопровождая каждый шаг стуком ботинок о мраморные плиты зала, оставляя за собой след, отпечатанный в пыли. Двери с легкостью поддались слабому напору, и меня встретил одинокий ветер, гулявший на просторе цветущего разнотравья, окружавшего холл. Нет ни парка, ни сквера, ни парковки – лишь круглая выложенная камнем площадка для разворота транспорта и дорога, уходящая вперед и вымощенная ровным булыжником. Моя цель была не так уж далеко, выдавая свои размазанные очертания, искаженные солнцем, которое стремилось спрятаться за горами, оставив меня наедине с ночью.

– Госпожа Кхира, третья десятка из дозора вернулась. Нарушителей не замечено, сейсмичность без изменений, – вытянувшись, как струна, сообщил десятник.

– От местных были какие новости? – безэмоционально поинтересовалась Кхира, не отрываясь от бумаг, которые внимательно изучала, упершись руками в стол.

– Новостей нет. В долине все спокойно.

– Вы свободны, Стом. Встретимся через три дня. Хорошего отдыха! – ответила Кхира, подняв голову на последней фразе, и слегка улыбнулась, что придало этим словам искренности и теплоты.

– Благодарю, госпожа. Всего доброго! – глубоко поклонившись, ответил Стом и вышел из зала, плотно закрыв за собой массивную дверь.

Рабочий день подходил к концу, и уже можно было бы собираться домой, если бы не последняя десятка, которая должна была вернуться задолго до отряда Стома. Несмотря на то что район, в котором они вели дежурство, считался запретной зоной, серьезных происшествий там давно не было, разве что повышенная сейсмичность, что было следствием активности кротов. Однако хлопот они не доставляли. Видимо, их манили богатства поспешно покинутого порта и совершенно не интересовали мелкие группы разведчиков на поверхности.