«Дядя Тихон» и вовсе залип. Его рука протянутая к «сторожу», уже явственно подергивалась, словно с перепою. И тут меня бес попутал. Я же видел, что Константинов-старший, как и я тогда, пытается отвести руку, но не может. Уже и пот выступил у него на лице. И голова начала дергаться, вслед за рукой. И вот уже тело стало выгибаться дугой. И тут я спохватился. Да что же я делаю! Схватил Васькиного папаню за воротник и рванул на себя. Рывок оказался таким сильным, что я вместе с Тихоном полетел на пол, сшиб табуретку. Проклятый волчок повращался, повращался и остановился.

— Тошенька! — окликнула старушка внучка. — Что вы там уронили, баловники!

— Ничего, бабуся! Это я табуретку опрокинул!

— Пирожками-то дружков угостил?

— Угостил, — упавшим голосом признался пацан.

— Да уж, угостил, — прокряхтел Константинов-старший, поднимаясь.

— Я не виноват, дядя Тихон, — откликнулся пацан. — Вы сами хотели «сторожа» посмотреть…

— Это я тебя угостил, — признался я. — Моя вина!

— Да будет вам оправдываться! — отмахнулся Васькин папаша. — Я не в претензии… Неужто, Тоха, это все ты сотворил?..

— Я, — кивнул тот.

— И как это у тебя получилось?

— Ну как… Увидел во сне, подобрал на свалке кусок пластмассы и сделал… Я хотел сторожа, вот и получился «сторож»…

— Понятно, — кивнул Тихон. — Вернее, ничего не понятно…

— Ладно, Антон, — спохватился я. — Спасибо тебе! Мы пойдем!

— Щас! — шепнул парень, схватил газетку и завернул в нее несколько пирожков. — Вот, возьмите! Бабушка пекла. С вареньем. Очень вкусные!

— Передай бабушке нашу благодарность! Скажи, что «дружкам» пирожки очень понравились. До свиданья!

— До свиданья!

И я буквально вытащил Константинова-старшего на лестничную площадку и почти бегом спустил на первый этаж. По лицу своего спутника я видел, что тот потрясен. Я как-то уже привык малость к чудесам, а каково ему, инженеру, прагматику до мозга костей? Мы снова сели в машину, и я повез его домой. Нарочно ни о чем, не спрашивая, ожидая, что он сам скажет. Однако Васькин отец молчал. Я так понял, что сказать ему нечего. Ведь в этом волчке не было ничего технического, кроме куска черной пластмассы.

— Не гожусь я в эксперты, — пробурчал, наконец, Тихон. — Ни браслетик твой, ни этот «сторож» не имеют никакого отношения к технике… Да и к науке — тоже…

— К чему же тогда?

— К магии, чародейству… — проговорил инженер и вздохнул. — Вот уж не думал, что доживу до такого… Видимо, правы те, кто утверждает, что материя это только тонкий слой над бездной неведомого…

— Не верю я в магию. Всему есть научное объяснение, — проговорил я.

Хотелось еще сказать, что, мол, в будущем и не такое встретишь. Искусственный интеллект музыку и тексты писать будет, а куча устройств (видеокамера, фотоаппарат, телефон, компьютер, игровая приставка и пр.) уместятся все в оном маленьком устройстве размером с ладонь. Но промолчал естественно.

— Даже не знаю, как теперь и работать, — пробормотал инженер.

— А что так?

— Да как тебе объяснить?.. Тут, понимаешь, ночами не спишь, целыми днями вкалываешь, чтобы хоть немного сгладить зубец на дисплее осциллографа, а когда получается — ходишь в именинниках… А здесь мальчишка, берет кусок эбонита, вытачивает из него параболоид вращения и тот превращается в ловушку, в которую попадает здоровенный мужик, и не может без посторонней помощи из нее выбраться.

— Я — выбрался.

— Не важно! — отмахнулся Тихон. — Я о том, что все это против правил… Не надо много лет учиться, а потом во много раз дольше набираться опыта, чтобы хоть что-то начало получаться в работе и целую жизнь мечтать о том, чтобы выше головы прыгнуть, ничего не надо…

— Да перестань! — сказал я, притормаживая возле дома, где живут инструктор районного комитета комсомола и этот рефлексирующий технарь. — Ты занимаешься полезными для народного хозяйства вещами, а все эти поделки… Они же просто игрушки, к тому же — в единичном экземпляре сделанные. Слыхал же? Во сне увидел и сделал! Никаких схем, расчетов…

— Ладно, утешил! — пробурчал Константинов-старший, открывая дверцу автомобиля. — В любом случае, спасибо за познавательную экскурсию.

— Возьми пирожки, — велел я. — Сына угостишь!

Он кивнул, взял пакет с пирожками и вышел. Я поехал домой. Меня ждала Вилена. Если ей, конечно, не надоело сидеть одной, и она не удрала. Я очень надеялся, что не удрала.

Я подъехал к воротам, посигналил. Сидорыч не вышел из своей будки. Нет, он, конечно, не обязан сидеть в ней безвылазно. Ночных дежурств не предусмотрено. Правда, этот пьянчужка нередко прячется на посту от своей сварливой супруги. А вот сегодня куда-то подевался.

Я запер машину и оставил ее возле ворот. Вернется сторож, откроет и меня позовет. Я поспешил к своей девушке. Вошел в квартиру и сразу увидел, насколько в ней стало чисто. Да и пахло чем-то вкусным. Нет, что ни говори, женщина сколько угодно может быть высококвалифицированным профессионалом или общественным деятелем, но для меня важнее, если она умеет навести порядок в доме и приготовить вкусный обед.

— Добрый вечер! — сказала Вилена, выходя из большой комнаты, откуда доносилось бормотание телевизора. — Что-то долго тебя не было.

— Да вот прокатились с твоим соседом, поболтали, а потом завезли продукты одному моему ученику. Он сирота, с бабушкой живет, а у той ревматизм.

— Ну это прекрасно, — откликнулась она. — Хотя я, в общем, и не требую от тебя подробного отчета.

— А может мне хочется тебе рассказать?

— Тогда я с удовольствием тебя выслушаю, но сначала накормлю.

— А я с удовольствием накормлюсь.

— Умывайся, переодевайся, а я на стол накрою.

Я прошел в ванную и тщательно умылся. Потом переоделся в домашнее. Сразу почувствовал себя дома. На кухне уже поднимался пар над глубокой тарелкой с темно-бордовым борщом. Вилена умудрилась даже раздобыть свежую зелень к нему. Выращивали тут у нас где-то в тепличных хозяйствах.

Я зачерпнул ложкой щедрую порцию сметаны, погрузил ее в горячее варево и принялся неторопливо размешивать. Потом добавил зелени и сухарей. Попробовал и едва не застонал от наслаждения — до чего вкусно.

Когда я управился с борщом. Передо мною возникла тарелка рассыпчатого риса с томатной подливкой и солидным ломтем антрекота. На десерт полагались пирожные-эклеры с крепко заваренным чаем. Впрочем, поедание десерта мы перенесли в большую комнату. Там можно было удобно раскинуться на диване и разговаривать, прихлебывая чаек и погружая зубы в сладкую мякоть пирожного.

За окном завывал ветер, подъедающий последние наносы снега. Эдак не только весна, но и лето наступит прежде времени.

— Так о чем ты хотел мне рассказать? — спросила девушка, которая сидела тут же на диване, напротив меня, подобрав по себя ноги — теплая и нежная, как кошка.

— Вообще-то это долгий разговор, — пробормотал я.

— А мы разве торопимся, милый?

— Нет, — сказал я. — Да и о таких вещах нельзя говорить на ходу.

— Все настолько серьезно?

— Для меня — да, а вот как ты отнесешься к услышанному, я не знаю.

— Если серьезно для тебя, то и для меня — тоже. В любом случае, постараюсь тебя понять.

— Спасибо!.. Тогда слушай… Я появился… Вернее — приехал в этот город, чтобы отработать положенные после института три года в школе, а потом заняться чем-то другим. Понимаешь, я скорее ощущал себя спортсменом, нежели педагогом. И ничто не предвещало перемену в моем отношении к этой профессии. Педсовет решил поставить меня, молодого специалиста, классным руководителем самого трудного класса в школе, восьмого «Г», который почему-то назывался «экспериментальным». Первое время мне было глубоко наплевать. Все, что меня заботило — это обустройство собственного быта. Поначалу меня поселили в общежитии, поэтому приходилось обходиться минимумом благ. Потом по городу распространился слух, что я владею каратэ, хотя на самом деле я самбист, а каратэ — так, увлечение. Ну и я оброс полезными связями. В том числе — и с председателем горисполкома. Так мне дали эту квартиру. Зарплата у учителей не бог весь какая, пришлось брать подработку — секцию по самбо в школе и две секции по каратэ в «Литейщике». Но все это не важно. Важно, что незаметно для меня самого стало меняться мое отношение к своей основной работе. Вернее — к моим подопечным. Чем внимательнее я присматривался к ним, тем сильнее росло мое недоумение. Ведь предполагалось, что в моем классе собраны самые безнадежные двоечники и хулиганы, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что все пацаны разные и некоторые из весьма благополучных семей. Да и, как выяснилось, двоечники они не по глупости и лени, а просто потому, что взрослым не до них. Вероятно, спусковым крючком послужило ЧП, когда моего ученика обвинили в краже лекарственных препаратов. Там оказалась довольно сложная, запутанная история. В общем, выяснилось, что пацаненка втянули в эту историю взрослые. И знаешь, я словно прозрел. Понял, что если не помогу этим мальчишкам, то им никто не поможет. Конечно, я не единственный педагог в школе, кому не безразличны судьбы ребят. Вместе с Карлом мы организовали любительскую киностудию и даже сняли фильм, который включили в программу всесоюзного кинофестиваля любительских фильмов. Теперь вот дворовый клуб создаем, в ремонте которого ты поучаствовала. Есть у меня еще замыслы и довольно обширные. Я к чему все это рассказываю?.. Если у нас с тобой все серьезно будет, то ты должна знать, что своих пацанов я не брошу. И не только потому, что мне еще два с половиной года отрабатывать после института.