Я встал. И понял, что доктор не зря велел мне лежать. У меня ничего не болело, но в теле была непривычная слабость. Видать, организм в борьбе за выживание, истратил все энергетические ресурсы. Ладно, как-нибудь добреду до сортира. Я сделал по палате несколько шагов, меня шатало, но ноги держали. Добрел до двери, открыл ее и выбрался в коридор. В нем было пусто. Держась за стеночку, я побрел в направлении больничных удобств. Я знал, где и что здесь расположено, не столько по первому своему заходу, сколько по последующим посещениям.

— Больной, кто вам разрешил вставать? — послышался сзади до боли знакомый голос.

Можно было даже не оборачиваться, чтобы понять, кто это, и я упрямо продолжал путь.

— Саша, ну как же так! — укоризненно произнесла медсестричка, нагоняя меня. — Виктор Тарасович с меня голову снимет.

— Не снимет, — хмыкнул я. — А если снимет, жених пришьет.

— Уже успели доложить… — пробормотала Наташа, подхватывая меня под руку. — Прости, что не сказала первой… С тобой было хорошо, но… Дмитрий Николаевич сделал мне предложение. Это совсем другое, понимаешь?

— Все в порядке, не переживай… Поверь, искренне рад за тебя…

— Я вот только на смену заступила, — поспешила переменить тему медсестричка. — Смотрю в журнале процедур — Данилов А. С. Надеялась — однофамилец. Оказалось — ты…

— Да, снова вот у тебя в подопечных.

— Ничего, — с профессиональным оптимизмом откликнулась она. — Диагноз неплохой… Первая степень переохлаждения…

— Значит, жить буду, — усмехнулся я. — И даже жениться смогу?

— А что, уже есть — на ком?

— Беру пример с тебя.

— Ну и правильно… Сможешь жениться. Сужение периферических сосудов — это не страшно…

В сортир я вошел без посторонней помощи. Сделал все дела. Вымыл руки и снова выбрался в коридор. Наташа ждала меня.

— Сейчас я провожу тебя до палаты, и ты ложись, — сказала она. — Сейчас будет ужин, а потом я поставлю тебе капельницу. Надо подкормить твой организм.

— Спасибо, Наташа!.. Ты не могла бы как-то сообщить Ксюше Борисовой, что я в больнице. Я обещал за ними завтра заехать, но вот, сама понимаешь, не смогу.

— Так вот на ком ты собрался жениться? — ревниво пробормотала медсестричка.

— Не угадала. Они с Володькой мои брат и сестра.

— Ты серьезно⁈

— Вполне. Только троюродные.

— Что же ты мне раньше не сказал?

— Да я и сам узнал не так давно.

— Ладно. Попрошу тетю Феню, санитарку, зайти к ним… Она соседка их, и утром как раз сменяется…

— Спасибо!

Она ввела меня в палату. Увидев медсестру, Кирьян Петрович тут же принялся канючить:

— Наташенька, милая, нельзя ли мне укольчик?.. Болит, сил нет.

— Потерпите, больной. Перед сном сделаю, чтобы спали лучше.

Она подвела меня к койке, и я с удовольствием опустился на нее. Вовремя я выскочил из ледяной купели. Еще немного и февральская водичка если бы не добила меня, то уж точно уложила бы в койку на месяц, если — не больше. Заботливо укрыв меня одеялом, Наташа вышла из палаты.

— Ну ты даешь, парень, — с восхищением проговорил Колян. — Не успел появиться, уже такая деваха тебя обхаживает!

— Это моя знакомая, — пробурчал я.

— Ясно. Везде — блат.

— Э-э, вы не правы, Николай, — возразил старичок. — Будь у Саши блат, он бы в отдельной палате лежал… А так — вместе с нами, сирыми, кукует…

— Ладно… — отмахнулся Колян, вставая. — Ужинать пора… Тебе каши принести, Сашок?..

— Тащи… Если не трудно.

— Не развалюсь… Пойдем, Петрович, набьем кишку!

— Не скучайте, Саша!

И они ушли. Я откинулся на подушку. Чертова слабость. Интересно, как там пацан со своей собачонкой? Надеюсь, папаша отполировал ему задницу солдатским ремнем. Я опять задремал. Разбудили соседи, вернувшиеся с ужина. Колян притаранил тарелку с остывшей овсяной кашей, стакан какао, накрытый ломтиком хлеба, с двумя подтаявшими кубиками сливочного масла. Я почувствовал зверский голод и все это умял подчистую. И понял, что — мало. И в этот момент вернулась Наташа, притащила стойку с двумя бутылками и желтыми резиновыми шлангами.

Воткнула мне в вену иглу, через которую из бутылочки потек в меня раствор. За одной бутылочкой последовали еще две. Потом медсестричка унесла капельницу и погасила в палате свет. Я тут же провалился в сон. Во сне я все пытался выбраться из темной холодной глубины и никак не мог понять, куда нужно плыть и начинал задыхаться. Проснулся от того, что в палате опять зажгли свет. Медсестричка принесла градусники и раздала нам, болящим.

— Ну как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, — ответил я.

— Горло болит?

— Немного.

— Ладно. Посмотрим, что у нас с температурой… — она выхватила у меня из-под мышки термометр. — Тридцать семь и семь… Ну повышенная, конечно, но не смертельно… Сейчас будет обход. Лечащий врач посмотрит…

— Буду ждать его приговора…

— Ну-ну, не куксись…

— Посещения сегодня будут?

— Будут. С двух дня. Тетю Феню я попросила, он обещала зайти к твоим.

— Вот спасибо! С меня подарок на свадьбу.

— Думаешь, я тебя приглашу?.. Не дождешься!

— Ну-у, как знаешь…

Она рассмеялась, щелкнула меня градусником по носу и вышла.

— А говоришь — знакомая! — пробурчал Колян.

Начался обход. В палату ворвалась банда в белых халатах и шапочках. Во главе ее был уже знакомый мне высокий моложавый главврач. Его сопровождал мой лечащий — Виктор Тарасович и другие врачи отделения. Наташа тоже была здесь, но упорно делала вид, что мы незнакомы. Как и в предыдущий раз, лечащий врач доложил своему шефу о состоянии моего здоровья, тот благожелательно покивал и вся стая перешла к следующему пациенту. Медсестричка отделилась от нее, подошла ко мне, наклонилась и прошептала:

— Ну радуйся, завтра тебя, скорее всего, выпишут!

— Спасибо!

— Скажи спасибо своему организму!

Она поправила на мне одеяло и отошла к остальным. Ну что ж, то, что меня завтра отпустят домой — это прекрасно. Жаль только, что Борисовых я поневоле обманул, да и с Виленой свидание получилось скомканным. Ну ничего, наверстаем. После обхода можно было отправляться на завтрак. Я себя чувствовал вполне здоровым, и потопал в столовку своими ногами. Опять подали кашу, на этот раз манную. Ну и кроме того — два ломтика хлеба с сыром, пару кубиков масла и невкусный чай.

После завтрака Наташа меня отправила в рентгеновский кабинет, на флюорографию. И больше, не считая принятия лекарств, никаких медпроцедур мне не полагалось. Можно было поваляться и вздремнуть. Что я и сделал. Проснувшись, понял, что соседей от скуки потянуло на анекдоты. Кирьян Петрович налегал на политические, а Колян — про баб. Поржали немного и пошли обедать. На обед подали суп, в котором плавали рыбьи кости, пюре с вареной курицей и какао. От такой жрачки аппетит разыгрывался только сильнее.

Для переваривания столь скудного обеда, соседи отправились смотреть телевизор, который стоял в холле. А я опять завалился на койку. Разбудили меня посетители. Сначала пришла жена Кирьяна Петровича, властная, крупная женщина, которая тут же принялась проводит ревизию тумбочки своего благоверного, забирая опустевшие банки и пакеты и выкладывая новые, набитые домашними яствами. За нею появилась супруга Коляна — тихая и худенькая, она терпеливо сносила попреки мужа, который бурчал, что та не принесла пива.

А потом потянулись мои визитеры. Первой пришла Вилена. Даже застиранный халат для посетителей не смог испортить ее точеной фигурки. Не только озабоченный Колян, но и престарелый Кирьян Петрович встал в стойку, увидев, как переступает она ладными ножкам по выцветшему больничному линолеуму. Я тоже вскочил, отнял у нее авоську с апельсинами и сырокопченой колбасой, от которой по палате разнесся такой аромат, что он даже перебил запах карболки, и кинул ее на свою тумбочку.

— Привет! — сказал девушка. — Как ты себя чувствуешь?