Это я так себя успокаиваю, потому что в душе кипит успешно подавляемая, но ни к чему хорошему неспособная привести злость. Злость — чувство деструктивная, особенно в условиях, когда ее трансформация в ярость чревата. Эмоции вроде бы схожи, но есть важный нюанс — злость, в отличие от ярости, не требует от человека реализации прямо сейчас: она просто копится и, подобно яду, влияет на принимаемые решения и оказывает деструктивное воздействие на организм. Ярость же толкает человека на поступок — нужно во чтобы то ни стало убрать вызывающий ее объект, невзирая на последствия. Ни с тем, ни с другим мне не по пути — должность такая, очень рисковая и крайне ответственная — а значит нужно от них последовательно избавляться.
Что есть первое для нового наследника заседание Государственного Совета? Очень важный ритуал. Все собравшиеся здесь люди — больше тридцати человек — просто обязаны показаться мне на глаза, и, желательно, создать благоприятное впечатление. Безусловно, у многих из них есть крайне важные должностные обязанности, которые требуют от них присутствия «на местах». Для многих это выльется в «кранч» — это в лучшем случае — а в худшем проблема на тех самых местах окажется нерешенной из-за упущенного мнения. Второе мне не нравится, но протестовать против этого я не стану — ритуальная компонента сегодняшнего заседания важнее, и мне остается только успокаивать себя тем, что времена сейчас медленные, и день-два «простоя» чиновника высшего ранга не приведет к смерти моих любимых подданных.
Свободен лишь один стул. Ну как «свободен» — на нем сидит «товарищ» Алексея Александровича, хренова «дяди Лёши», который демонстративно такой важный день проигнорировал, даже не потрудившись родить нормальную отмазку — «Его Высокопревосходительство больны», сказал заместитель. Хрена с два я в это поверю — ублюдок просто фрондирует, показывая, что в грош меня не ставит. Так-то вопросы флота мы сегодня не обсуждаем, но это нисколько его не оправдывает. Лично мне на дядюшкины потуги плевать — я же не золотой червонец, чтобы всем нравится — но пренебрежение к русскому цесаревичу непростительно! Злость моя, помимо этого, продиктована еще и тем, что планы придется скорректировать — дядюшка откровенно идет на обострение, и банка с пауками — она же Двор — прекрасно это видит, делая соответствующие, идущие мне во вред, выводы.
Так уж устроено человеческое общество, что наверх — исключения всегда и везде есть, но на то они и исключения, чтобы ими можно было пренебречь — поднимаются социопаты. А иначе не получается — даже если ты трижды умница и профессионал, максимум, на что можешь рассчитывать — это роскошный кабинет, в котором можно спокойно заниматься своей важной и сложной работы за хорошую зарплату, а в баню с уважаемыми людьми ходить будет твой начальник, который нихрена в конкретном деле не разбирается, зато шикарно умеет строить карьеру и «обкашливать вопросики». Справедливости ради — ему в деле разбираться не шибко-то и нужно, потому что по ту сторону бизнес-процессов точно такие же как и он, обладающие развитой социальной мимикрией и «сверхпроводимостью» партнеры. В общем — ничего плохого в этом нет, и работающим под крылышком такого деятеля мягкотелым гениям можно только позавидовать: как у Христа за пазухой живут, целиком отдаваясь любимой и такой интересной работе.
Вывод прост — мне нужно быть самой хладнокровной и зубастой рептилией в этом гадюшнике. «Ничего личного, просто бизнес» — вот мое кредо отсюда и до последнего вздоха. Все всё понимают, и, если я потерплю кретина-дядюшку год-другой, ничего плохого не случится — не им единым живет Империя, и некоторый репутационный урон я смогу нивелировать успехами на других направлениях, но тянуть дольше, чем необходимо — нельзя. Говоря метафорически — на том приснопамятном приеме мы с дядей Лёшей обменялись гневными дипломатическими нотами, а сегодня он демонстративно подтерся пактом о ненападении. До войны еще далеко, но грохот ее за горизонтом уже слышится.
Формат заседаний Госсовета в целом похож на любые другие совещания — человечество не больно-то изменилось. После коллективного приветствия важного меня, мы ознакомились с повесткой, я формально ее одобрил, и на несколько часов мы погрузились в ее проработку: доклады, вопросы и предложения, голосование, мой формальный вердикт — я не нашел ни одного повода придраться, а потому со спокойной душой «подмахивал» большинству, чисто ради приличия задавая вопросы, призванные продемонстрировать, что я тут не повинность отбываю, а реально пытаюсь вникать в государственные дела.
Вопрос повестки, к которому я имел прямое отношение, сегодня всего один — выдвинутое министром Дурново предложение отправить в отставку Воронежского губернатора Куровского. Письмо от Кочубея Министр частично зачитал, изрядно повеселив заседающих. Принято единогласно — даже «Мишка», который непосредственный покровитель, не стал за своего протеже заступаться. Невелика фигура, можно и пожертвовать ради демонстрации личной справедливости.
После отработки основной повестки, как и положено, присутствовал блок «вопросы и предложения». Здесь я выкатил запрос на создание Антимонопольного комитета и согласованных с Императором наград. Папочки, само собой, прилагаются — с ними гораздо лучше, чем «а сделайте-ка мне, господа, вот такое!». Вроде бы мелочь, но папочки тоже в копилку моей репутации упадут — толковые бюрократы оценят, что я не гнушаюсь лично заниматься предварительной работой. Они, конечно, не Алексей Александрович и даже не министр Дурново, но коллективную мощь «бумагомарателей» недооценивать нельзя — их не видно и не слышно, но, ежели затаят, могут начать терять бумажки и саботировать процессы так, что виноватого хрен найдешь. Верно и обратное — ежели цесаревич, а за ним и Император, не гнушается поработать сам, они будут видеть во мне достойного руководители и «подтягиваться», дабы не ударить в грязь лицом. Дисциплина начинается с себя!
По завершении заседания я выкатил десяток фраз о том, насколько мне приятно работать с такими профессиональными и патриотично настроенными людьми, кивнул в ответ на коллективный поклон и отправился к покоям Императора — поделиться впечатлениями.
По пути повспоминал вчерашнее «интервью» привычного формата: это когда я в режиме монолога рассказываю то, что мне нужно, а журналист конспектирует и задним числом выдумывает вопросы. Материал обещает раскинуться на пару разворотов, но у вас что, более важные статейки есть? Объема цесаревичу жалко? А на каторгу? Шучу — газеты меня любят, и не только отечественные. И не только скандального толка! Французы, например, заметки про меня строчат без продыху и радостно перепечатывают мои интервью — они там жутко политизированные, и Жаки да Жанетты алчно потирают ручки в ожидании свежих инфоповодов.
Начал, конечно, с комментариев о запрете лавок и ограничении штрафов — поименно похвалил тех, кто разработал законопроект, упомянул некоторых заводчиков, которые сделали это сами, до введения законов — поощрение так сказать — и повздыхал на грубую объективную реальность, из-за которой улучшить положение рабочих сильнее пока не представляется возможным.
Львиная доля объема отошла реформе просвещения — обозначил общие контуры, тепло отозвался о Дагмаре, которая сильно за грамотность народа радеет и вкалывает не щадя себя (на самом деле пашут ее чиновники, но какая разница?), подал сигнал заводчикам «вкладывайтесь в кадры, и вам воздастся» и анонсировал скорый расцвет медицины, ибо в воспитание нового поколения врачей Империя вложится не шуточно.
Далее поговорил о Синоде, обильно похвалив батюшек за здравомыслие и христианскую любовь к ближним — мол, согласились, что поражение в правах по религиозному и национальному признаку — штука вредная. В контексте реформы просвещения им тоже досталось — на батюшек из церковно-приходских школ ляжет львиная доля нагрузки, так что заслуженно.
Анонсировал и поднятые сегодня вопросы. Антимонопольный комитет это понятно, а премия и медали направлены на деятелей культуры, науки и простых людей — я вас вижу и ценю, господа, собираясь подтвердить это реальными делами.
