«Меделяны» оказались собаками огромными, напоминающими догов, с большими головами и мощным сложением. По словам сопровождавшего нас егермейстера — используются в охоте на медведей, и я согласен с тем, что лучшего назначения такому здоровенному псу не найти. Нрав, по словам того же егермейстера, у них при должной дрессировке для хозяев и других людей покладистый, добродушный, а посему завести такого питомца Мише можно смело. А еще егермейстер с гордостью заметил, что меделян считается русской породою, первые упоминания о которой относятся к XV веку. Надо брать — грядет эпоха небывалых в истории человечества войн, и она моим подданным не понравится. Тяжело будет, а когда «тяжело», хороши все средства, в том числе подчеркнутая «русскость» правящей персоны. Меделян здесь подходит гораздо лучше потенциальной «подарочной» немецкой овчарки.

Нас подвели к загону со щенками, и я неожиданно для окружающих рявкнул, захлопав на щенков ладошками. Основная масса собачек благоразумно сбежала, а двое самых «лобастых», один — золотистый, другой — бело-золотистый и полосатый — с бодрым лаем кинулись на источник агрессии — меня.

Егермейстер и присутствующие псари посмотрели на меня с уважением — именно так лучших щенков в «помете» и определяют.

— Полоски или золото? — предоставил я Мише выбор.

— Полоски! — решил он.

— Тогда я возьму себе второго, — улыбнулся я ему.

Многовато сегодня решений менять приходится, но оно и к лучшему — там, где твердое ломается, гибкое гнется, да выдерживает!

К собакам как-то сами собой приложились двое вихрастых подростков в костюмах мануфактурного пошива и кепках — Степка и Антошка. Оба грамотные, оба из семей дрессировщиков в пятом поколении, оба шибко довольные тем, что будут жить во дворце и регулярно лицезреть меня и Мишу. Еще больше довольны родители — везение исчезающе редкое. Никакой драмы — тут на лошадках меньше получаса езды, и никто кровиночек насовсем не забирает. Поручив мальчишек заботам взятой в поездку фрейлине — одной из двух десятков — Мария Федоровна решила усилить впечатления от прогулки, и мы прогулялись по всей «собачьей» части слободы. Борзые удостоились угощения бисквитами, разработанными самим Александром.

Домой вернулись уже в сумерках. Переодевшись, отправились ужинать. Мой «гражданский» стиль во время прогулки Мишей не остался незамеченным, и он выбрал такой же, что дало мне ощутить легкий вкус мелкой и ни на что не влияющей победы над маменькой. Под обмен впечатлениями от визита в слободу ужин показался еще вкуснее, и после него, пожелав младшим спокойной ночи, Императрица решила, что под конец дня можно и немного поработать:

— Идем, я помогу тебе написать ответ Вильгельму.

Мы с нею двинулись по коридорам к моим апартаментам, и мама заметила:

— Если бы я не знала о том, что ты забыл сестер и брата, я бы решила, что ты просто втянул их в веселую игру, притворившись, что забыл Табель о рангах. То, как ты держишься, как говоришь, как ведешь себя даже в ближнем кругу… Ты — тот же Георгий, каким я тебя воспитывала! Ты ведешь себя именно так, как пристало наследнику!

— Кровь — не водица, — пожал я плечами. — Спасибо, мама, эти слова для меня очень важны.

Вздохнув, Ее Величество укоризненно покачала головой:

— Не слишком ли много приглашений ты разослал? Уделять каждому гостю не более двадцати минут…

— Разве аудиенции у Его Величества длятся дольше? — пожал плечами я.

— Нет, дело не в этом, — покачала она головой. — Двадцать две встречи за один день! Георгий, куда ты так спешишь?

Окинув руками окружающее пространство, я честно ответил:

— Наш мир очень медленный, мама. Чтобы начать любое предприятие, нужно потратить недели, а то и месяцы.

— Каждый шаг следует тщательно обдумать, — заметила мама.

— Это правда, — согласился я. — И поэтому чем быстрее мы начнем, тем быстрее получим результат. Наша Империя — непаханное поле. Я ни в коем случае не умаляю заслуг как наших предшественников, так и отца с его государственным аппаратом. Но этого решительно недостаточно.

— Недостаточно для чего? — покосилась на меня Мария Федоровна.

— Для большой европейской войны, — ответил я полуправдой.

Потому что «для повышения качества жизни наших подданных» за нормальный ответ принято все равно не будет. Слуга открыл перед нами дверь, мы прошествовали в кабинет, и я жестом попросил оставить нас наедине. Сделаю вид, что не заметил брошенный Семеном на Императрицу взгляд и ее микроскопический кивок — «выполняй». Так себе дисциплина. Вернее, дисциплина-то хорошая, но почему на ее верхушке не я, а матушка? Разберемся.

Опустившись на диван, Ее Величество посмотрела на почти освобожденный от корреспонденции стол и заметила:

— Никто не хочет большой войны.

Усевшись в кресло по другую сторону столика, я улыбнулся:

— Три главных пункта. Первый — ты совершенно права в том, что большой войны никто не хочет. Но к ней ведь готовятся, а когда нежелание накладывается на подготовку, в результате получается чудовищная мясорубка. Второй — Европа уже давненько не воевала на родном театре в полную силу, а чем дольше в Европе держится мир, тем свирепее и больше следующая за ним война. Третий — самый главный: наш мир в целом поделен на сферы влияния, и такое положение дел нравится не всем. Противоречия между Великими державами копятся, и конца-края этому накоплению не видится. Сейчас, пока все перевооружаются, копят силы, налаживают экономику и развлекаются «гонкой вооружений» в виде флотов, противоречия получается разрешить дипломатическим путем, либо просто откладывать на будущее — война решит их все и сразу.

Вот что мне нравится в «современниках» — это навык слушать собеседника, не перебивая и не забегая вперед. Я стараюсь отвечать им тем же, и такие разговоры намного конструктивнее громких и хаотичных «срачей», ибо последние ни к чему, кроме траты нервов и воздуха, не приводят.

Обдумав мои слова, Мария Федоровна кивнула:

— Что ж, ты прав — мир никогда надолго не приходил в Европу. Однако, как только начнется большая война, все решится за несколько месяцев — никто не захочет воевать годами, как это было при Наполеоне. Долгие войны ведут к разрухе.

— Тысячи лет назад на месте Китая было пестрое лоскутное одеяло мелких государств. Они все время воевали между собой, и уже тогда всем было очевидно, что долгая война истощает казну, разлагает моральный дух войска, дает простор для деятельности внутренним врагам законной власти и способна сподвигнуть население на бунты. Да, мама, я вижу на вашем лице это дивное выражение, с которым представитель так называемой «белой расы» хочет попросить не сравнивать цивилизованную Европу с косоглазыми варварами, но я хочу тебя заверить: законы, которым подчиняются политико-исторические процессы, сформировались не вчера и не в Европе. Они столь же древни, как само человечество, и им совершенно неважно, в каком месте и времени идет война — они просто работают, вроде как гравитация, — для наглядности я смахнул со стола перо.

Проследив его падение взглядом, Мария Федоровна попыталась парировать:

— Сейчас есть пушки, винтовки и броненосцы.

— И есть железная дорога! — обрадовался я. — Есть большое население и есть, например, такие люди как господин Крупп — «пушечный король». Свои Круппы есть везде, и они очень довольны тем, как много денег в них бросают власти в надежде укрепить армию. Безусловно, в выкладках социалистов, которые обвиняют власти в обслуживании интересов крупных капиталистов, имеется критический изъян — любое крупное предприятие рано или поздно попадает в сферу государственного внимания, банально потому, что на нем трудятся сотни тысяч людей, которые в случае банкротства окажутся на улицах и закономерно превратятся в бунтовщиков, поэтому давать «затонуть» крупным предприятиям государству нельзя — приходится давать субсидии, выкупать долги и так далее. Но верно и обратное — например, в вашей любимой Франции лоббисты от военно-промышленного комплекса открыто выбивают себе преференции. Так же будет и в других заигравшихся в конституции и парламенты странах. Большая масса интересантов в большой войне неизбежно к этой самой войне приведет. Но они и сами не подозревают, насколько чудовищной будет эта война.