— Удивительная реакция, — вздохнула думающая совсем о другом Дагмара и грустно посмотрела на меня. — Я почти ничего не поняла из вашего разговора, но я никогда не видела Дмитрия Ивановича таким воодушевленным. Он — умнейший человек нашего века, и ты говорил с ним на равных!

— Просто ограничился тем, что знаю, — покачал я головой. — Начни Дмитрий Иванович обсуждать со мной свои любимые газы, я бы тут же его разочаровал. И почему вы так грустны, мама? Разве вам невместно ощущать гордость за успехи сына?

— Я очень горжусь тобою, Георгий, — снова вздохнула она. — Но никто и никогда не учил тебя таким вещам.

— Очень зря, — уселся я нормально, потому что до прибытия следующего посетителя осталось полминуты. — Сыну, которого мне однажды подарит Марго, я собираюсь дать несколько более естественнонаучное образование.

Мария Федоровна поморщилась, покосилась на часы и восстановила душевный покой — следующего гостя она любит, как и положено большой поклоннице русской культуры в целом и театра в частности.

— Петр Ильич Чайковский! — огласил Федр имя гостя.

Приёмом почти целиком рулила Дагмара — чуть ли не пылинки сдувала со старенького композитора, лично угостив чаем и засыпав ворохом комплиментом и вопросов о дальнейших творческих планах. Я был не против, и в паузах между приступами Высочайшего расположения успел попросить живого классика подумать над оперой по мотивам русской народной сказки «Гуси-лебеди» — сборник сказок Афанасьева к нашим прогрессивным временам издавался уже не раз многотомными тиражами, и «Гуси-лебеди» там есть.

В дополнительных стимулах Чайковский не нуждается — фигура мирового масштаба с соответствующими доходами — а потому согласен поработать за почет, устную благодарность монарха и ради творческого наследия. О неизбежном получении Романовской премии с титулом пока умолчим. Оперу я пущу в планируемый ТЮЗ — идея открыть его нравится как маме, так и Петру Ильичу — нужно набирать для него эксклюзивный и не очень репертуар, а еще мне приятно косвенно поучаствовать в пополнении копилки отечественной культуры.

Когда композитор ушел, я преподал маме урок дипломатии:

— Содомитов в мире много, и, как ни странно, это не зависит почти не от чего — если считать процентами, их на планете во все времена было примерно одинаковое количество.

— Георгий! — фыркнула Дагмара, но смешинка в глазах дала мне право продолжить.

— Это ежели исключить из статистики страдающих безделием и странными идеями любителей придаться содомии при наличии семьи, статуса и общей предрасположенности к прекрасному полу. Пример — античные аристократы, которые настолько погрязли в прелюбодеянии, что им стало все равно. Простой народ в массе своей содомитов не любит, и оттого запущенный мною тезис о греховных связях Маркса и Энгельса немного оттолкнет людей от социалистов. Однако бывают содомиты полезные и без всякого сомнения гениальные. Они нужны Империи, и в ближайшие дни, когда журналисты кропотливо отобразят в статьях каждого моего гостя в первый приемный день, бедолаги типа Петра Ильича вздохнут с облегчением — у меня ведь репутация очень набожного человека, и они боятся, что я начну выжигать их каленым железом.

— Петр Ильич очень стыдится своего порока, — сочувственно вздохнула Императрица. — И даже судился с газетчиками, посмевшими на него нападать.

— Грустно, но что поделать, — развел я руками. — Человек стал человеком только путем обуздания животной стороны своей натуры. Табу — это древние, нерушимые запреты. Некоторые из них, безусловно, устарели и отказ от них не принесет большого вреда, но содомия, как ни крути, грех.

— Грех, — согласилась Мария Федоровна. — Но я не хочу думать о том, что Петр Ильич не заслуживает места в Раю.

Вполне искренне переживает.

— Полагаю, в Раю играет немало его сочинений, — улыбкой успокоил ее я. — И вес их всяко выше греха содомии. Симфонии слышали десятки тысяч, а задницу…

— Жоржи! — со смехом одернула меня Дагмара и с улыбкой заметила. — Что отец, что сын — лишь бы мужланские остроты отпускать.

В дверь постучали, мама одернула платье, я велел входить, и секретарь Федор объявил:

— Его Высокопревосходительство действительный тайный советник, министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново.

С Иваном Николаевичем, обладателем интересного фасона бороды — два клинышка справа и слева от выбритого подбородка, мы виделись на приеме в день моего прибытия и состояли в краткой переписке до этого, поэтому можно сразу переходить к делу:

— Огромная у нас страна, Иван Николаевич.

Замаскировав обдумывание нестандартного начала разговора поправкою усов, министр со мною согласился:

— Велика и необъятна, Георгий Александрович. Бог даст, еще и прирастет, навроде как недавно, — улыбнулся, демонстрируя признание моих заслуг.

Этот в «секту противников бескровных побед» не входит, так и запишем. Ответной улыбкой поблагодарив за комплимент, я продолжил:

— Экономика пусть и не без проблем, но развивается. Прибывает и торговое дело. Эти процессы, очевидно, будут развиваться и далее.

— Безусловно, Ваше Высочество, — согласился Дурново и с этим.

— Також будет расти население. Больше людей, больше денег… — сделал паузу, выжидающе посмотрев на Ивана Николаевича.

— Больше лихих людишек, — прошел он простенький тест.

Я кивнул:

— Полиция у нас хорошая, но размер ее недостаточен уже сейчас. Во время поездки по стране я много общался с полицмейстерами и младшими чинами, и все они говорят о росте рабочей нагрузки. Народ наш, слава богу, — перекрестились. — В массе своей добропорядочный, а значит нам нужно как можно эффективнее защищать его от негодяев.

Какому большому государственному начальнику не хочется больше подчиненных, полномочий и финансирования?

— Вы совершенно правы, Георгий Александрович, — оживился Дурново. — Признаюсь вам, Мария Федоровна, я и сам собирался в ближайшее время поставить озвученный Георгием Александровичем вопрос перед Государственным советом, — наврал Императрице прямо в глаза.

При этом осмелившись повернуться ко мне почти боком! Приклеиваем ярлычок «Мутный дед». Так-то не проверишь, может и вправду собирался «вопрос поднять». Ну а если и нет, я бы на его месте скорее всего так же бы подсуетился. Пофигу, лишь бы палок в колеса не ставил, все равно очень старый и скоро на пенсию или на тот свет — даты его смерти я конечно же не помню.

— Я очень рада, что вы с Георгием сходитесь во мнениях, Иван Николаевич, — благожелательно кивнула ему Дагмара.

— Виноват, Георгий Александрович, — нивелировал «оскорбление действием» Дурново, повернувшись ко мне и изобразив верноподданнический взгляд.

Вот бы по холеной роже заехать! Ладно, пожилой все же.

— Считаю необходимым не ограничиваться простым расширением штатов. Торговля, строительство, промыслы, фабричное производство — все это с каждым днем усложняется, и обыкновенному, при всем моем уважении, уряднику со всем этим не разобраться — еще ведь есть классический, так сказать, набор преступлений. Полиции необходима особенная, специализирующаяся на экономических преступлениях, структура — скажем, отдел по борьбе с экономическими преступлениями — ОБЭП.

Дурново трезво оценил свою квалификацию и озадаченно пошевелил усами.

— Работы предстоит много, — не стал я его жалеть. — По сути, все надлежит выстраивать с нуля — с организации специального училища. Свои соображения по этому поводу… — я повернулся вправо и взял с полки шкафа привычно толстую папку. — Я изложил здесь. Безусловно, в нынешнем виде это недостойно взгляда Его Величества, а потому я прошу вас ознакомиться с бумагами и внести потребные на ваш многоопытный взгляд правки.

Объем работы Ивана Николаевича не радовал, но выбора не было:

— Будет исполнено, Георгий Александрович.

Министр с папкой покинули кабинет, и Дагмара выразила заинтересованность:

— Пришли мне список.

— Федор, пришли, — переадресовал я просьбу по адресу.