Вскоре к двум девушкам присоединился Мальвадус. Захваченная им мандолина прекрасно оттеняла утонченный образ мужчины. Его длинные пальцы и без того навевали мысли о музыкальных инструментах, а одухотворенное лицо с тонкими чертами намекало на склонность к изящным искусствам.

На этот раз компания молодых людей сразу свернула с центральных аллей парка и нашла прибежище в уютной беседке в стороне от желающих насладиться видом обсуждаемых всеми цветников. Голос у Мальва оказался не слишком сильным, но приятного тембра, чуть высоковатого на вкус Тиль. Но для выбранных мужчиной модных песенок о любви чистый и нежный тенор подходил как нельзя лучше, этого девушка отрицать не могла.

Так же посчитали и проходящие мимо стайки барышень, привлечённые красивыми мелодиями и стекавшиеся к уединённому уголку. Юные леди и лери бросали на Мальвадуса кокетливые взгляды, одаривая мужчину улыбками. А потому две подруги и брат одной из них с досадой покинули приглянувшуюся беседку и отправились на прогулку, оставив за спиной разочарованных зрительниц.

Мори весело щебетала обо всём и ни о чём, Тиль лишь поддакивала в ответ на редкие вопросы подруги. А Мальв молчал, смущая своим взглядом застенчивую блондинку, не привыкшую к такому вниманию. Мужчина предложил пообедать в ресторане, но Лантиль напомнила Морвенисе об обещании вернуться к обеду, от чего молодой человек погрустнел. Прощаясь с юной леди, он снова поцеловал ей руку, умудрившись вложить в неё какую-то записку. Вспыхнувшая Тиль быстро спрятала свёрнутый в тугую трубочку листочек в свою сумочку, прикрепленную к поясу, отчего-то не пожелав делиться этим секретом с Морвенисой.

Провожавшая притихшую Тиль девушка с удовольствием осталась на обед у подруги, старательно оживляя его лёгкой беседой. Лантиль с сожалением подумала, что вряд ли когда-нибудь сможет стать такой же утончённой барышней, способной поддержать любую тему, а тем более самой заводить разговор, ухватившись за незначительные слова или события. Её дядя, напротив, радовался, что племянница вовсе не похожа на болтушку Мори. О чём же размышляла экономка, никому не ведомо. Скорее всего, прикидывала, стоит ли немного увеличить закупки продуктов, учитывая участившиеся визиты приятельницы юной леди.

___ 34 дня ___

Лишь поздним вечером, оставшись одна, Тиль наконец-то развернула записку от Мальвадуса. Она и сама не могла бы сказать, почему сохранила в тайне от подруги это послание. Возможно, начитавшись любовных романов, боялась обнаружить пылкие признания. И совершенно неудивительно, что ожидания девушки оправдались.

“Колокольчика звон — Ваше имя

Мне разбитое сердце тревожит,

Не дадите надежды, быть может,

Но любовью горю я отныне.”

Лантиль пыталась нахмуриться, ведь теперь дружба с Мори осложнится непрошенными чувствами её брата. Но помимо воли на лицо набегала улыбка. Оказалось, что быть объектом чьего-то обожания очень приятно, даже если обожатель не имеет никаких надежд. Нет, Мальв вполне симпатичный молодой человек, даже красивый, его манеры безупречны, а взгляды волнуют… Но она не имеет права на увлечения.

Эти рассудительные доводы, что приводила себе Тиль, заставили девушку загрустить. Ей даже не дали времени на милые девичьи мечты, на робких воздыхателей, балы, где она будет кружить головы и присматриваться, пытаясь разобраться в собственных сердечных порывах. На первом же балу обозначили, чьей женой она станет, и этим лишили милых юношеских радостей и печалей.

Девушка аккуратно скрутила стихи в трубочку, которую так легко спрятать… Да хоть бы и среди книг. Постаравшись запомнить, в каком из романов теперь будет изображать закладку коротенькая записка, даже не подписанная, чтобы не скомпрометировать получательницу послания, Лантиль не сразу улеглась в кровать. Она села у открытого окна и замечталась, глядя на мерцающие звёзды, на подсвечиваемые дорожки в небольшом парке, окружающем старинный особняк.

Мысли то и дело возвращались к неожиданному признанию Мальвадуса, вспоминались его прожигающие взгляды, то, как он пел сегодня о любви, привлекая внимание юных дам. Почему-то подумалось, что будь он женихом Тиль, ей никогда бы не снились тревожащие сны, ведь окруженная знаками внимания, она была бы абсолютно спокойна и весела.

“А этот… Арвендус… Даже коротенького письма мне не прислал. Не пожелал представиться сам и хоть что-то узнать обо мне…” — почти рассердилась девушка, задергивая кружевную занавесь и отправляясь в кровать.

Во сне вокруг Тиль кружились в танце кавалеры с мандолинами в руках, но ей никак не удавалось разобрать, что именно мужчины играют. Похоже, что каждый выбрал свою мелодию и именно её слышала девушка, когда кто-то из молодых людей к ней приближался. Потом сверху начал падать снег, при ближайшем рассмотрении оказавшийся маленькими записочками, которые никак не поддавались пальцам пытающейся их развернуть Лантиль. Пока она боролась с парой пойманных бумажек, вихрь закружил остальные белой метелью.

Но вот всё утихло, два сугроба из упавших записок превратились в неподвижные фигуры, рядом с которыми начало проявляться красное. Галантные кавалеры с мандолинами пропали, а на их месте оказалась гогочущая толпа. Сзади приближались знакомые шаги, заставившие отпрянуть от ожидаемого движения тяжелой руки, потянувшейся к плечу.

— Осссталосссь тридцать четыре дня! Я разочарован, ты совсссем не ждешшшь меня, — прошептал кто-то страшный практически на ухо. — Придется тебя наказать.

И этот кто-то сильно толкнул Тиль в спину, от чего девушка почти пролетела несколько шагов вперёд, вступив в красное и начав скользить дальше, к страшным зубастым улыбкам. От ужаса, что она вот-вот попадёт в гогочущую толпу мужчин, что туфельки её все в крови, что назад ей не убежать, ведь там стоит шепчущий, девушка закричала… и проснулась.

Как бы ни пыталась Тиль убедить себя, что сны — это лишь сны, что незачем слишком пугаться, что её волнение объяснимо, в конце концов, но вернуть себе прежнее спокойствие никак не получалось. Возможно, появись в этот день на пороге Мори, девушка смогла бы преодолеть неясную тревогу, что спряталась в глубине её глаз и залегла лёгкими тенями под ними. Но день прошёл в знакомом с детства близком окружении.

Дядюшка и не заметил бы, что племянница почти не ест, задумчива и тиха, если бы не экономка, по-женски прозорливая и успевшая уже переговорить с Уллой. Увидев, что и на следующий день Тиль вышла к завтраку непривычно бледная, с заострившимися чертами, Барфиниса побеспокоила лойра Олвенуса в библиотеке. И после обеда в дом уже прибыл лекарь, следивший за здоровьем всего семейства долгие годы.

— Юная леди просто переживает перед помолвкой, обычное дело, — скоро заключил тот, осмотрев и опросив девушку. — Ей бы переключиться на что-то приятное. Может быть, съездить на целебные озёра. Могу дать адрес и рекомендацию в один прекрасный пансион.

Несмотря на явное нежелание Лантиль уезжать куда-то, да ещё и одной, ведь дядюшке сейчас совершенно невозможно бросить свои изыскания, опекун решил, что идея весьма хороша. Лето почти в разгаре, купания в целебных источниках любому пойдут на пользу, да он и сам как-нибудь проведает племянницу, когда сможет вырваться…

Неизвестно, как пришлось бы решать проблему с упирающейся Тиль, понимавшей, что от снов и на курорте ей не сбежать, но вмешалась приехавшая на следующий день Морвениса. Она намекнула, что отправлять юную леди в сопровождении одной лишь служанки не совсем прилично. И конечно же позволила уговорить себя стать на время этой поездки компаньонкой для своей подруги.

Оживление Мори вновь передалось Лантиль, которая и сама теперь начала думать, что однообразные дни перед помолвкой кого угодно сведут с ума. А тут хоть какое-то развлечение, тем более в приятной компании. И вопрос с поездкой окончательно был решен за какие-то три или четыре дня, понадобившихся, чтобы списаться с пансионом и забронировать там большие покои с двумя спальнями, просторной гостиной, вместительной гардеробной и комнатой для прислуги при ней.