Я покачала головой, а один из старших братьев Вива (боги, да который же, Филипп или Эван?) понимающе хмыкнул.
И во внезапном порыве искренности я добавила:
— Если честно, того, кто ввел в официальный оборот эту формулировку, надо бить и плакать не давать! Нет, я понимаю, что совсем не все люди так самолюбивы, как дядя Квентин, но мой опыт показывает, что многие! И вообще… Зачем обижать там, где можно не обижать?
Отец Вива покивал головой, то ли выражая, то ли изображая согласие и сочувствие, но сбить себя с мысли не дал:
— А вы, Кассандра, почему же избегали государственного учета?
Я возмутилась:
— Я не избегала! Я просто не попала на этот учет! — И, слегка сдувшись, сконфуженно призналась, — Потому что мой потенциал недалеко ушел от дядиного; потому что из-за фиаско в своем прошлом дядя совершенно не доверял государственной системе развития магии и обучал меня дома, частным порядком; и потому что из-за первых двух пунктов я даже не знала, что магический дар принято регистрировать. И, заметьте, “принято”, а не “требуется”! Это не обязательная мера, и я, если честно, уже слегка устала от того, как меня этим отсутствием регистрации попрекают. Особенно учитывая, что магию я терпеть не могу и своим магическим даром не пользуюсь.
Мою слабенькую попытку контратаковать генерал величественно проигнорировал, и я готова поспорить, что он продолжил бы развивать эту благодатную тему, но вмешалась Сирьель:
— Папа, ну хватит, это скучно! — И с горящими глазами повернулась ко мне и Виву, — Лучше расскажите, как вы познакомились!
Так. А как мы с ним познакомились? Я не помню. И вообще, какой момент считать знакомством? Когда у наших групп впервые проходило совместное занятие? Когда он впервые обратился ко мне с заказом? Ну, почему мы с ним не согласовали версии!
И пока я озадаченно хмурилась, перебирая в памяти подходящие события, Вив небрежно ответил сестре:
— В этом нет ничего интересного. Ты лучше спроси, как мы начали встречаться!
Вивьен гросс Теккер! Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему!
— И как же вы начали встречаться? — С энтузиазмом заглотила наживку Сирьель, переводя взгляд с брата на меня и с меня на брата обратно.
— Да ничего особенного, — небрежно отмахнулась я. — Вив предложил мне приехать к с ним на зимние каникулы и спросил, можно он скажет вам, что я его девушка.
— Поня-я-ятно, — протянула Сирьель, блестя глазами. — Там настолько интересная история? Это только для двоих, да? Там что-то неприличное? Очень неприличное? Вив, ну, расскажи!
— А всё содержание на белье и чулки Вив до того или после спустил? — Подкинул уголька в топку тот из братьев Вива, что сидел правее.
Верните генерала — предыдущий допрос мне нравился больше.
Так. Вив это Древнее Зло пробудил — Вив пусть с ним и сражается.
Сквозь ресницы взглянув на людей, собравшихся за столом, я увидела, что Сирьель смотрит на нас с Вивом с интересом и завистью, братья Вива открыто веселятся, у его матери такое лицо, словно она изо всех сил сдерживается, но вот-вот расхохочется. Удивленным не выглядел никто. На генерала смотреть мне было страшно, и я торопливо снова уткнула взгляд в тарелку.
Но, уверена, и он не удивлен.
В этой семье все знают, какие дорогие я ношу чулочки!
О, боги-боги, два вопроса: как и за что?!
Собрав в кулак всё хладнокровие и невозмутимость, я обратилась к матери Вива:
— Мадам гросс Теккер, расскажите, а где вы работаете? Вив мне не говорил.
Та великодушно и милосердно приняла мою попытку сменить тему разговора.
Улыбнулась:
— Я не работаю.
Я растерялась на миг: странно, мне известно другое… Впрочем, видимо, мои сведения устарели или изначально были не очень точны.
Клеманс гросс Теккер еще раз улыбнулась, и пояснила:
— Я не работаю. Я служу.
— Мама — глава архивной службы столичного управления полиции, — пояснил мне брат Вива. Не тот, что спрашивал про чулочки, а другой, левее. — Она эту шутку обожает!
Мать взглянула на него снисходительно — мол, что ты можешь понимать в хорошей шутке!
Тролли. Целое семейство троллей!
Повернувшись к Эвану (или Филиппу? Словом, к тому брату, что сидел левее, выглядел постарше и посерьезнее и не задавал дурацких вопросов), я поспешила развить успех:
— А вы? Вы тоже служите в полиции?
— Нет-нет-нет, в полицию меня не заманят, я на полицию насмотрелся еще в младенчестве!
Э-э-э… Что, простите?
На мой незаданный вслух вопрос ответила Клеманс.
С довольно меланхоличным видом она поделилась воспоминанием:
— Я была молода, верила, что можно совмещать родительство блестящую карьеру в полиции для обоих родителей, и мы с мужем по очереди таскали первенца на работу.
И все с тем же меланхолично-ностальгическим видом пояснила:
— Я была максималисткой.
Я растерялась, и от растерянности ляпнула вслух то, что думала:
— Но вы же не нуждались, почему было не воспользоваться услугами няни?
— Потому что Филипп в не желал оставаться ни с кем, кроме мамы и папы. Он тоже был максималистом!
Э… Э-э-э… Ну, по крайней мере теперь понятно, что старшего из братьев Вива зовут Филипп, и старший именно тот, который таким и выглядит.
Я улыбнулась, бросив быстрый взгляд на того, о ком шла речь. Невинно заметила:
— Пожалуй, это вызывает уважение — заставить считаться со своими желаниями настолько авторитарных родителей?
Клеманс склонила голову, разглядывая меня с интересом; свет мягкими бликами коснулся короткой стильной прически, рассыпался брызгами на бриллиантах в ушах.
— Ты считаешь нас авторитарными родителями?
Я в демонстративном испуге приподняла брови:
— Нет-нет, что вы! Разве я могла бы! Вы, а особенно мсье гросс Теккер… Авторитетные! Я хотела сказать — авторитетные!
В глазах Клеманс запрыгали смешинки. Генерал покачивал в пальцах вилку, разглядывая меня.
Мне на краткий миг стало страшно, но я быстро откинула это чувство. Я не ставлю себе целью им понравиться. Мне это не надо.
А в то, что генерал станет вредить мне, пользуясь должностными полномочиями, я не верила — поняла уже, что не тот там характер. Выгораживать от правосудия не станет, но и вредить не будет точно.
Генерал Александр гросс Теккер, кажется, и родного сына выгораживать не стал бы.
Я отмахнулась от этих идеалистических мыслей, и обаятельно улыбнулась мсье гросс Теккеру-старшему.
Он нахмурился. Но прежде, чем успел что-то сказать, вмешался Вив, ворчливо попросив отца:
— Пап, ну хватит уже давить, а? Задавай свои вопросы, что там у тебя остались, и сворачивай допрос, сколько можно…
Генерал хмыкнул:
— Да я, собственно, всё что хотел, уже спросил.
И словно переключился из режима в режим, из жесткого и неудобного противника сделавшись приятным гостеприимным хозяином.
И декорации тут же сменились, погружая меня в совсем иную атмосферу, далекую от формального ужина.
Все семейство (и я за компанию, потому что кто же меня отпустит!) перебралось в салон, сменив деревянные стулья на мягкие диваны, а яркую люстру на приглушенный свет торшеров. Я отчего-то растерялась, не зная куда себя деть, где сесть, о чем говорить, и чтобы собрать разбегающиеся мысли, прошлась по комнате, оглядываясь, пока Сирьель отлучилась припудрить носик, а Филипп сказал, что ему надо проверить почту.
Мое внимание привлек массивный сервант — темное благородное дерево, которое так и хотелось погладить — я и погладила украдкой, разглядывая сервиз за безупречно чистыми стеклами. Сервиз, кажется, тоже был очень старинный. Я видела подобный в музее…
— Что вы предпочитаете на дижестив, Кассандра? Коньяк, кальвадос, ликер?..
Я покачала головой. Спасибо, но я еще алкоголь от празднования в клубе до конца не выветрила, мне пожалуй хватит! Но чтобы не выглядеть букой, приправила отказ комплиментом:
— Очень красивый сервиз.
Клеманс перевела взгляд на сервант и вздохнула:
