У Моранжа вытянулось лицо. По нему отчетливо бегущей строкой светилась мысль “Ля, дебил!”
Ну, вот сейчас он ее вслух скажет, и можно драться, да!
Но Дэм, козел, как назло, сказал другое:
— Так ты что… ты собираешься с ней опять сойтись, что ли?
— Нет, — твердо ответил я. Заглянул в кружку, убедился, что она пустая. — Мы не разбегались.
Стукнув кружкой по столу, я рявкнул:
— Официант, еще!
Заглянув еще раз в кружку, понял, что пиво там не возникло, и вздохнув, сказал вслух то, что меня больше всего задело:
— Но я вообще нихрена не понял, что это было. Я же позаботиться хотел! По-за-ботиться!
Официантка поставила передо мной новое пиво, сверкнув своими сиськами, ну не дура ли, ну нахрена мне ее сиськи, когда у меня Морель есть, только она взбесилась, у человека горе, а эта дура в чешуе тут сиськами трясет!
Я решил, что надо пойти к администратору и закатить ему скандал, потому что у него работают черствые, бездушные бабы, настолько черствые и бездушные, что это даже непрофессионально, могли бы хоть притвориться, я даже встал для этого, но Тома, ухватив меня рукав, осторожно приземлил на место:
— Ну-ну-ну! Девушка просто хотела тебя утешить! Успокойся, брат! Мы тебя понимаем! И девушка больше так не будет, честное слово! Ну, давай, выпей.
Я послушался и мрачно выпил. Ну, что за вечер? Драка не получилась, скандал — тоже…
— А Морель твоя — стерва! — Сочувственно поддакнул Моранж, и Тома, отпустив мой рукав, со стоном уронил лицо в ладонь.
А жизнь заиграла красками, обретя смысл, глубину и перспективу.
Кассандра
Думать про то, что мы расстались с гросс Теккером не было никакого желания, не думать — никакой возможности.
Я старалась перебить мысли о Виве мыслями об Амайе, но выходило не намного веселее. Я сама себе не могла объяснить, чем меня так царапнула рядовая, в общем-то картина: девушка покупает себе платье не по средствам.
Не такая уж это редкость, когда люди распоряжаются деньгами не разумно, игнорируя реальность в угоду желаниям. Боги, да что там говорить, я ведь сама выросла с человеком, которого деньги в руках не держались, и схема “живем на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая — живем в режиме жесткой экономии, подсчитывая каждый сантим” повторялась с завидной регулярностью и была прекрасно мне знакома. Так что не так? Почему я так вцепилась в эту ситуацию, что пошла наводить справки?
Перед глазами как наяву стояло растерянное лицо Вива, когда я выплескивала на него всю грязь из глубины души. И ведь взбаламутил это дерьмо один человек, а получил его на свою голову — другой. Было стыдно перед собой, перед Вивом, перед всем миром за себя. И обидно за себя же. И больно. Этот благополучный обаятельный поганец мне нравился. Не надо было расставаться с ним так. Нужно было как-то… Как-то вежливее, что ли.
Ага, сказать “Пошел ты на хрен, пожалуйста!”. Тьфу, ну какая дурость…
Но он же не виноват, что у кого-то жизнь — сплошной отстой, и больше ничего в нее не вмещается.
Я стиснула зубы, перевернулась на левый бок и заставила себя переключиться.
Вот Амайя выходит из магазина, в руках пакет… Нет, это не то.
Вот ее комната, обычная комната студенческого кампуса, Амайя, перехватив мой взгляд на шторы, жалуется, что от окна очень сквозит, администрация на жалобы не реагирует и не ремонтников не присылает, пришлось решать проблему самой.
Кто ее родители? Амайи? Я старалась быть в курсе таких вещей: подобные детали как раз относились к числу того, что я приучилась запоминать, и это, если честно, иногда здорово облегчало жизнь, но о происхождении Амайи я ничего не знала. А сама Амайя, в нашем с ней разговоре однозначно отнесла себя к “простым смертным”, упомянув, что Луизе в качестве друзей такие не подходят, она хотела дружить с элитой (кстати, дядюшка Квентин это бы весьма одобрил, не применув ткнуть меня носом в то, что Луиза умница и думает о будущем, не то что его бестолковая племяшка).
Тьфу, вот только дядюшки Квентина в моих метаниях и не хватало, прочь-прочь, с глаз долой — из сердца вон!
Хотя “с глаз долой — из сердца вон”, это Вив. Точнее, Я для Вива. Не сомневаюсь, что уж Вив-то вертеться ночами с мыслями о дуре-Морель не будет, он же глазом моргнет, и к нему очередь из претенденток прибежит, во главе с Камилой. И, кстати, вполне можно шепнуть Камиле, что гросс Теккер свободен и его можно хомутать. Ей это дало бы конкурентное преимущество, пока остальная толпа не набежала, а мне — её признательность. Учитывая, кто ее родители, пойдет Камила, скорее всего, далеко, и мало ли, когда мне в будущем могут пригодиться хорошие с ней отношения.
Я перевернулась на живот и вцепилась зубами в подушку. Подушка была совершенно ни в чем не виновата, но кусать кроме нее было больше некого, только себя, а для самоповреждений я слишком здравомысляща.
Тьфу, гадость!
Выплюнув подушку, я перевернулась на правый бок, подобрала ноги и руки, сложившись под одеялом в позу эмбриона и уставилась раскрытыми глазами в ночную темень своей комнаты.
Неудачница, блин.
Никому не нужная.
И никем не любимая!
Злобно выругавшись, я разогнала приступ самоуничижения и вылезла из постели.
Ну его нафиг, все равно же не усну.
Из чувства злобного протеста наплевав на глубокую ночь, здоровое питанье и борьбу за стройную фигуру, заварила крепкий вкусный чай (притащено гросс Теккером), разложила на блюдце нежнейшие печеньки (притащено гросс Теккером) и раскрыла блокнот, с которым ходила к соседкам Бернар.
Проведу-ка я лучше время с пользой.
К утру вид у меня был так себе — после бессонной ночи-то.
Зато я поняла, чего я к Амайе прилипла: это же она пыталась вбросить идею, что денег, пропавших у Бернар, на самом деле не было.
А еще у нее было минимум три дорогих покупки за последнее время.
И я, конечно, постараюсь уточнить этот момент, но, готова ставить на кон свой магический дар… нет, даже свою коллекцию артефактов, что шторы и плед появились в комнате Амайи после исчезновения из комнаты покойной Бернар гипотетически несуществующих денег.
-
— Доброе утро, господа студенты, рад вас всех видеть, а знаете, почему? Потому что у нас сегодня лабораторная работа!
Дружный стон стал ответом на жизнерадостное заявление декана.
— Ну-ну, ребятки, это будет совсем не больно! — Кровожадно утешил нас терр Мулья, и начал объявлять пары на лабораторную.
Какими резонами он руководствовался при распределении, известно только богам. И боги эти вряд ли были добрыми, потому что мне в напарники достался Моранж.
Я столь старательно не оглядывалась туда, где сидела компания Вива, что столкнувшись взглядом с Моранжем, вздрогнула: вид у него был… ну, такой, что я однозначно зря переживала за то, как я сама выгляжу.
Я-то была просто не выспавшаяся, даже не заплаканная — ревела-то я первую половину ночи, а вторую в своих записях сидела, так что следы слезоразлива с лица сойти успели. А вот Дамьен выглядел… Можно было бы сказать, “потрепанным”, но я, приглядевшись и обнаружив следы применения целительской магии, уверенно могла бы сказать “побитым”.
Сказать — могла бы, но предпочла промолчать. Я ведь уже говорила, что Дамьен Моранж — очень злопамятная задница?
— Что уставилась? — Злобно спросил Моранж.
А я, между прочим, не уставилась, я взглянула и сразу же взгляд отвела!
Ну, видимо, очень выразительно взглянула. Или отвела.
Мне, в принципе, плевать.
Терр Мулья жизнерадостным шариком прокатился по аудитории, разложив по партам задания.
Напомнив себе, насколько сильно мне плевать, я притянула к себе листок и погрузилась в чтение. Моранж не возражал — ну да, он, что ли, будет эту лабораторную на себе тащить?
Нестерпимо хотелось поглядеть, как там Вив. Всё ли с ним в порядке? Моранж один такой красивый, или эти идиоты вчера коллективно в драку с кем-то влезли?
