— Ну, чего молчишь? Делись давай! Как она в ко…

Я легонько, самую чуточку, развернулся к нашему пижону, ка-а-апельку наклонился, нависая.

— Как ты с ней замутить умудрился, я хотел сказать, — переобулся в воздухе Тома, и улыбнулся мне, как святая невинность.

Парни смотрели с жадным любопытством, и я приосанился, расправляя плечи и глядя на парней свысока:

— Эх вы, сосунки! Ладно. Не плачьте! Папа вас научит, как закадрить девчонку…

Первое пиво закончилось, и мы заказали по второму, дружно освистав всем суровым мужским коллективом Тома, взявшего вишневое пиво.

Жан-Шарль снова заказал светлое, и снял его прямо с подноса, не дав Люке ни единого шанса, и вынудив того пить свою кислятину.

Парни, потоптавшись еще немного по мне и моих внезапных вкусах, смирились, что горячих подробностей не будет, и переключились на темы поинтереснее.

— И вот стоим мы с Тома как два придурка, с “умывайкой” в кармане, а этот упырь, хозяин “Пьяной русалки”, оказался магом, и орёт как ушибленный, что сейчас он всех просветит сканером, и узнает, кто притащил в его заведение эту гадость! — Энергично жестикулируя, рассказывал, какую очередную дичь они с Тома сотворили.

Сам Тома, с истинно императорским величием забив болт на наше осуждение, тянул свое девчачье пойло и тонко улыбался.

— Нахрена вы вообще ее туда потащили? — Не выдержал Дамьен, который слушал Люку, вольготно развалившись на диванчике. — Там вообще активные артефакты запрещены.

— Кроме защитных и медицинских, — вставил педантичный Жан-Шарль .

Люка вскинулся:

— Ну так… это… Думали, на танцполе активируем, с девок косметические иллюзии послетают — прикинь, хохма! А пока они будут визжать, мы с Тома себе хорошеньких выберем. Ну, интересно же посмотреть, что у твоей подружки под иллюзией! Может, она крокодил! Откуда мы знали, что там на входе сканер стоит?

Дамьен спрятал лицо в фейспалме:

— Деби-и-илы! Если “Пьяная русалка” вся в иллюзиях, как праздничная ель — в шариках, токонечно, там на входе сканер!

— Да “умывайка” вообще слабенькая!

— Ага, слабенькая, только танцпол накрыла бы!

— Ой, иди нахрен, умник! Короче, мы с Тома выпившие были, и не сообразили, ага?

И меланхоличный Фонтэн, элегантно и мечтательно оторвавшись от пива, подал голос:

— Позволю себе вставить ремарку: то, что наш дорогой друг Люка называет “выпившие”, я бы назвал иначе. Скажем так: ходить мы еще могли, соображать — уже нет!

— И вас в таком состоянии пускают в приличные заведения! — С неприкрытой завистью фыркнул Дамьен.

Снисходительность у Тома получалась еще лучше, чем величие:

— Пить, мой дорогой друг, нужно уметь!

— Не пить — тоже нужно уметь, — осклабился Дамьен.

Люка отмахнулся от кощунственного предложения, и продолжил рассказ:

— Ну, в общем, хозяин “Пьяной русалки” оказался магом, сказал, что сейчас всех просканирует, начал строить какую-то фигню… Мы поняли, что если нас сейчас застукают, то в “Русалку” никогда больше не пустят, ну и решили, что “умывайку” надо сбрасывать! Я заслонил Тома, а он эту фитюльку в фонтан уронил… Кто ж знал, что “умывайка” от этого активируется?

Жан-Шарль застонал:

— Любой! Любой, кто хоть что-то слушал в школе, об этом знал бы! Вода усиливает магию иллюзий, идиоты!

— Вода и усилила, — невозмутимо согласился Тома. — С двух из трех этажей “Пьяной русалки” иллюзии облетели. Ее хозяин орал, что мерзавцев найдет и убьет. Хорошо хоть, я артефакт обтер, прежде чем выбросить… Так что теперь мы в “Русалку” и сами больше не пойдем!

Когда мы как следует обстебали этих придурков, Дамьен деловито уточнил:

— Ну что, парни, еще по пиву?

— Не, я пас, — я без особой необходимости прикрыл ладонью недопитую вторую кружку. — Мы с Кассандрой договорились вечером встретиться.

— И что? — удивился Дамьен. — Что она тебе сделает?

Я взглянул на Моранжа свысока и снисходительно бросил:

— Если приду бухой? Бортанет!

Она ж сразу поймет, что пьяный я учиться не смогу… Но это я объяснять Дамьену точно не стану!

Изумление стекло с лица Моранжа, как вода. Он взглянул на меня неожиданно цепко, вытянул из-за пазухи цепочку и отстегнул с нее кулон.

— Вив, знаешь… — перегнувшись через стол, он бросил кулон мне в кружку, — а выпейка-это.

Не удержавшись, я понюхал выпивку: пиво как пиво. Дамьеном не пахнет!

— Ну, и что это? — Уточнил я, не скрывая скепсиса.

— Отворот.

И был он зверски серьезен.

— Дамьен, друг! — Не удержавшись, заржал я. — Не настолько ты мне нравишься, чтобы отворотное пить!

— Мне он тоже не нравится, — сообщил Тома. — Совершенно отвратительный тип.

Не теряя светского выражения лица, Тома увернулся от брошенной в него Моранжем с воплем “Эй!” пивной пробки, и закончил мысль:

— Но отворотное ты все же выпей.

Я умилился: нет, ну я же говорил! Они редкостные придурки, конечно, но друзья хорошие!

Кассандра

Настроение было не ужасным, нет. Оно было никаким. В кампус я брела на автопилоте, а на плечи будто навалилась вся тяжесть мира.

Я не хочу общаться с дядей.

Просто не хочу.

И от понимания этого я чувствовала себя еще хуже.

К тяжести на плечах добавлялось осознание, какая же я эгоистичная неблагодарная дрянь.

Дядя Квентин забрал меня из детского дома, он учил меня и заботился обо мне как мог, а я… я даже не хочу с ним общаться.

Что с того, что мы с ним ссорились. Это же не отменяет, что с тринадцати до восемнадцати лет воспитывал меня именно он.

А ссоры… Покажите мне, в какой семье не ссорятся. А я вообще была тогда пубертатным подростком, и наверняка была невыносима. И…

И всё равно, мы были семьей. И дядя был самым близким мне человеком.

Я буду ему звонить. Возьму себя в руки — и буду.

…а на душе было тоскливо-тоскливо, и зрела невозможная, несбыточная мысль — собрать вещички, и свалить в неизвестность, оставив за собой жизненные перспективы, стипендию и подаренный роскошный телефон.

Надо будет, кстати, в начале учебной недели зайти в академическую библиотеку, зарегистрироваться и получить доступ облачным учебникам. И книгам. И научным материалам.

Еще нужно зайти к профессору Но, взять тему для доклада — с занятия он меня отпустил, но пропуск придется отрабатывать. И что-то с подработкой решать нужно, денег у меня так мало, что самый незначительный форс-мажор грозит обернуться для меня настоящей катастрофой.

Список дел выстраивался у меня в голове, неспешно сшивая треснувшую реальность и пришивая меня к ней.

В кампус я приползла всё еще нога за ногу — но уже без упаднических настроений и желания немедленно утопиться.

В конце концов, куда спешить, всегда успею!

И решила предпринять что-нибудь внезапное, чтобы в этом мнении утвердиться.

Стук в дверь раздался, когда стихийная уборка комнаты подошла к концу — а что там убирать-то особо, собственно говоря?

Ввалившийся ко мне гросс Теккер был оглушительно хорош собой и самодоволен — ну, тут ничего нового, тут всё как всегда.

— Вот что, дорогуша, — мрачно сказала я, в упор разглядывая Вива, цветущего улыбкой и сжимающего в объятиях торт. — Если ты продолжишь мне сладости на ночь глядя таскать — наша договоренность будет расторгнута!

Вив, не ожидавший, видимо, что я ни с того ни с сего взбрыкну, опешил. А потом вздохнул и философски пожал плечами:

— Ну, сегодня-то тебе явно нужно!

Поставив торт на стол, он принялся стаскивать куртку, а я неожиданно обиделась:

— Это на что ты намекаешь?!

— На то, что кто-то уже успел испортить тебе настроение.

Вив, повесивший куртку на вешалку, обернулся ко мне и неожиданно клюнул меня поцелуем в макушку:

— Сейчас выпьем чая с тортом — и всё улучшится!

— Заедать проблемы — порочный путь, ведущий к ожирению, — профырчала я.

Но чайник греться поставила.

Гросс Теккер, меж тем, плюхнулся на мою кровать, вольготно там расположился и теперь возмущался: