— Папочка, уж не хочешь ли ты сказать, что дом дяди Вовы теперь твой?

— Уже почти год, как мой. Просто я об этом никому не рассказывал, куплю эту мы под большим секретом устроили. А сейчас уж время прошло, да и Вальдемар сообщил, что у него всё в порядке. Вот я вам тайны и раскрыл.

Лудильщиков сидел, затаив дыхание. Неужто проблемы его так просто решаться? Или Феликс что другое в виду имел?

— Так что, если вас устроят условия, готов дом уступить. Ибо полагаю, что вам сподручнее будет собственным жильём обзавестись. Да и, признаться, — на лицо Феликса вернулась лучезарная улыбка,- мне на старости лет не хотелось бы хозяином доходного дома остановиться, апартаменты внаём сдавать.

Радостная Наталья тут же предложила Ване ознакомительную прогулку: «Я у дяди Вовы не раз с папой бывала. Пойдём же! Тебе обязательно надо всё увидеть, чтобы не кота в мешке покупать!»

Феликс от прогулки отговорился:

— В любом случае, не заблудитесь! Я там небольшой штат прислуги оставил, всё покажут, всё расскажут. Тихон! — один из подростков, за столом прислуживавших, тут же рядом оказался. — Перо да бумагу мне, а потом записку Лоретте в тот дом отнесёшь.

Вот так и стал граф Лудильщиков владельцем особняка в Монако. Деньги вложить пришлось огромные, ну так тут всё дорого. Зато теперь можно и быт человеческий наладить, и делами заняться основательно. И Наташа… впервые Иван получил возможность общаться с любимой женщиной, не украдкой, без ежеминутного соблюдения правил этикета. Сердце нашего героя замирало, когда посыльный передавал ему коротенькую записочку: «Вечером и до утра свободна. А ты?» Вопрос с охраной и компаньонкой решили просто: сопроводив княгиню до Ваниного особняка, они оставались в гостевых флигелях, повинуясь решительному приказу своей хозяйки. Да и вообще, уж не человеку, способному открывать порталы и имеющему личный Домен, жаловаться на недоступность укромных мест…

— Ты знаешь, кажется, прекрасная Ядвига тебя потеряла, — как-то, глядя на лёгкую рябь и слушая тихую песню морского прибоя, вдруг вспомнила Наташа. Над водой висел жёлтый фонарь луны. У влюблённых посреди ночи порой появлялось желание выйти в парк до беседки, от которой лестница на пляж спускалась, и молча сидеть, прижавшись друг к другу. — Вчера она изящно пыталась выудить у меня, не знаю ли, где ты нынче обитаешь?

— Боюсь, родная моя, при её энергии установить место моего проживания многих усилий настырной пани не доставит. И зачем это я ей понадобился?

— Она женщина! А должна тебе сказать, редкая женщина просто так выпустит из своих коготков того, кого она считает законной добычей.

— Звучит устрашающе!

— Вот и хорошо — впредь будешь с прекрасным полом осторожнее!

А жизнь графа Лудильщикова Ивана Фёдоровича своим чередом потекла. Снова будни студиозуса. Новые загадки, что жизнь с завидным постоянством подкидывала. Забота о семье, о подопечных, о любимой. И служба государева, и война в дальних далях. Обязательства, коими Иван за годы прошлые себя с людьми многими связал.

Словом, всё в жизни Ваниной закрутилось, завертелось, да куда шибче, нежели ранее. Как только родные, компаньоны да подчинённые сообразили, что Иван больше не в отпуске, так у них тут же куча вопросов образовалась. И с сарапульским главой обсудить что-то нужно. И план учёбы скорректировать, и закупки одобрить, и доставки из Петербурга и в Петербург организовать. Да и демонята тоже внимания требовали. Башенин на выставку апрельскую настоятельно звал, а Москати теперь пропадал в разъездах, постановку дел в госпиталях рассейских изучал.

И на новом месте обживаться тоже нужно было. Установить минимально приемлемый уровень защиты. То, что тут было, опиралось на какие-то ритуальные комплексы, начертанные в подвале. А в них Иван понимал пока с пятого на десятое. Даже приведённые из Сарапула помощники из ребятни, лучше него в ритуалах разбирающиеся, признались, что им серьёзно изучить всё необходимо. Была тут, впрочем, вполне распространена услуга «руническая защита под ключ». Вот только не привык Лудильщиков на чужие возможности опираться. Так что пока поставил своё, уже опробованное в Сарапуле и Петербурге.

Университетскую же жизнь свою Лудильщиков начал с посещения лекции Зигмунда Фрёйда на втором ментало-аналитическом конгрессе. Не зря же именно этого эскулапа так рекомендовал ему ректор Ренье-Кристиан. Да и самого Ивана в последнее время стали весьма интересовать вопросы ментальной магии и психологических последствий при магических воздействиях.

— В нашей деятельности очень важно различать происхождение психических искажений, — вышагивал перед студентами профессор. — Давайте условно разделим их по характеру воздействия на психику на внешние и внутренние. Приведём примеры внешних воздействий: одержимость, ментальные заклинания, контракты с духами. И то, когда магическая структура, образование или даже какое-либо существо вторгаются или напрямую воздействуют на ваш разум. Вот внутренние искажения — это чаще последствия функционирования человеческого разума…

Иван слушал с интересом. Так вот как с научной точки зрения можно описать его контракт с духом! «Доброкачественное, регулируемое Система соглашение с духовной сущностью, приведшее к изменениям в подсознании, не затронувшим личность реципиента». А ещё в течение лекции Ване на ум постоянно Каюзак приходил — буквально перед глазами его вставал. С последней их встречи у Лудильщикова сложилось впечатление, что повар как бы и живёт спокойной жизнью, но в любой момент взорваться может от распирающих его изнутри противоречий. Нужно будет ему написать.

После лекций Иван приобрёл для Анри томик с работами профессора, письмо написал, где впечатлениями поделился, и тут же отправил. Вдруг пригодится?

Основной же объём времени, учебному процессу отдаваемому, Лудильщиков решил посвятить ритуалистике. Во-первых, дисциплина сия (по многократным отзывам людей, вполне Иваном уважаемых) была здесь исследована на уровне, высочайшим на весь научный мир. Во-вторых, грех было не воспользоваться знакомством с зав. кафедрой Ритуалистики профессором Форжем. Зря, что ли, они в Рим на корабле одном плыли, вино вместе пили да беседы умные разговаривали.

А «для души» Ваня наладил близкие отношения с лабораторией химерологов. Конечно, его туда Алессандро Бьянка привёл, отрекомендовал и указал настоятельно «Высшему целителю граф Лудильщикофф» оказывать всестороннейшее содействие, коли тот интерес к работе лаборатории проявлять изволит.

Иван, разумеется, в сопровождении местного учёного, в лабораторных помещениях в каждую дверь, каждый шкап и в каждый автоклав нос сунул. В одном месте герой наш словно на стену налетел. Перед ним стояла целая батарея с такими знакомыми колбами. Точь-в-точь такими же, которые он недавно Родиону в Сарапул для самого дотошного изучения определил.

— Что это?

— Это? — лаборант, вносящие какие-то данные в формуляр, поднял глаза на вошедших. — Недавно закупить удалось. Какой-то гений производство младенцев с усиленными характеристиками для ритуалов умудрился наладить. Вот мы и заказали партию, чтобы изучить, как он этого добился. И что это вообще такое. У нас по этому поводу сейчас жаркие дебаты идут: одни считают их просто «искорёженными детьми», другие говорят, что это особым образом выращенные гомункулы. Экземпляры крайне нестабильные и нежизнеспособные, к ним, кстати, некроманты наши интерес повышенный проявляют.

— А разве такая покупка законна? — удивился Лудильщиков.

— Так мы получили на то разрешение, — пожал плечами химеролог. — Да и как я слышал, сейчас на высоком уровне в серьез обсуждается вопрос о полной легализации подобного «производства», — мужчина махнул рукой на ряды колб. — Признают, что это не люди, «а искусственные магические существа», и всё…

В конце марта к Лудильщикову в перерыве между лекциями подошёл солидный мужчина вида самого что ни на есть вельможного и вручил нашему герою свиток, большой печатью зачинённый. Подгоняемый любопытными взглядами сокурсников, Ваня поспешно сломал печать и развернул грамоту. Это был высочайший приказ о награждении Лудильщикова Ивана орденом Святого Карла второй степени. Награда будет вручена действительным регентом княжества на торжественном приёме, который состоится первого мая сего года. Именное приглашение на приём прилагалось. Подняв глаза на застывшего в ожидании посланника, Иван изобразил самый церемонный поклон, на который оказался способен.