— Но ведь ничего страшного не произошло! — попытался оправдаться сеньор Бруни и даже бросил просительный взгляд на Ивана.

Пленник прищурился — этот урод хочет, чтобы Лудильщиков за него заступился? Серьезно?

— Не произошло? Вы провели незаконное изъятие интегрированной в организм биологомагической структуры! У вас была санкция? Нет! Вы можете гарантировать, что это не нанесет непоправимый вред здоровью? Молчите! О, Святая Дева Мария! Молчите! Не можете вы ничего гарантировать, так как не знаете, что сотворили. А может, вы знаете, кто перед вами сидит? Ах, он вам уже сообщил? И при этом вы что тут хотели сделать? Отвечать!

Джакомо так испепелял взглядом собеседника, что тот не посмел лукавить.

— Я хотел удалить с его головы структуру, блокирующую возможность подтвердить подлинность его слов.

Повисла гнетущая пауза.

— Дражайший Пьетро, правильно ли я вас понял, — голос ватиканца зазвучал гораздо тише и спокойнее, чем раньше, но от этого настоящая жуть сковала дознавателя, — вы собирались снять скальп с человека? И решили сделать это до того, как проверили подлинность его слов и получили санкцию на данную операцию?

— Сеньор Примос, что же нам делать? Частота акций секты «Судного дня» возросла! Они проводят их каждый день! Вчера их было уже три! Сегодня… — сеньор Бруни попытался объясниться, но тут встретился взглядом с «добрыми» глазами собеседника…

— Давайте рассмотрим вопрос шире! Сегодня ваши люди провели незаконное физическое воздействие, а вы чуть не сняли скальп с человека, который был персонально приглашен посетить одно из чрезвычайно важных для Престола мероприятий. С Высшего Целителя, имеющего тесные отношения с Церковью, с одного из основных на настоящий момент поставщиков антидемонических артефактов. Человека, в войсках которого в настоящий момент воюет Джованни Константин Санта-Ривз — один из сильнейших рыцарей-демоноборецов Престола (должен ли я напомнить, кого именно имею ввиду?)

— После аудиенции с уважаемым гостем я, возможно, буду вынужден ответить себе на ряд очень нелёгких вопросов. А именно, не являются ли ваши действия сознательным пособничеством врагу? Не планируете ли вы сократить круг сил демоноборческих? Или целью было замедлить создание инструментов, позволяющих привести наш мир в состояние мира и благоденствия? А теперь идите!

Сеньор Бруни медленно склонил голову, повернулся и нетвердой походкой вышел из комнаты.

Переведя взгляд с удаляющегося Пьетро на Лудильщикова, Джакомо весь словно осунулся.

— Иван Федорович, один момент! — церковник махнул конвоирам, которые всё это время стояли в коридоре, страшась как-то свое присутствие обозначить. — Освободить!

— Иван Федорович, дорогой мой друг! Приношу глубочайшие извинения за всё тут с вами произошедшее! Все повинные в этом понесут строжайшее наказание! Невзирая на звания и ранги. Но позвольте всё же мне сказать несколько слов в защиту Пьетро. Он родился и вырос в Остии. Когда был маленьким мальчиком, очередной магический культ провел там масштабный ритуал, при котором город просто стерло с лица земли… И не только город. Вы же сами прибыли к нам водным путем. А ещё сорок лет назад, до событий, о которых я вам рассказал, выхода к морю у Рима не было. Город стоял более чем в десяти километрах от побережья… Одним словом, после того обряда в Остии чудом выжил один единственный человек — Пьетро.

Иван представил масштаб бедствия, вспомнил реакцию Бруни, когда «задержанный сектант» сообщил ему, что только что вернулся из зоны землетрясения, где «якобы» помогал людям…

— Кажется, я понимаю! — протянул Ваня, растирая руки и шею, освобожденные от оков. Говорить не хотелось, звуки собственной речи хриплым карканьем казались.

— Друг мой, конечно, вы возмущены и расстроены, — (и это ещё мягко сказано!) — от такого обращения! И я ещё раз от чистого сердца приношу свои самые глубокие извинения. Ватикан приложит все усилия, чтобы хоть в малой степени компенсировать причиненные неудобства. — Джакомо лично повел Ивана к выходу, не переставая извиняться и сыпать объяснениями. И Лудильщиков их отчасти даже понять мог. Когда каждый день происходят такие вот «прецеденты», а суточный счет пропавших и убитых по стране уже который месяц не снижается ниже тысячи, не мудрено, что следователи норовят сократить лишнюю бюрократическую волокиту, ненужные уточнения и проверки. По крайней мере для «задержанных с поличным». Вот только это можно понимать, сидя дома и волнуясь за творящиеся на улицах безобразия, а не выступая в роли «задержанного».

А потому, хоть Лудильщиков открытого недовольства человеку, который вытащил его из ужасных неприятностей, и не высказывал, но на разговоры и заверения во взаимном расположении желания ну никак не было.

Сейчас его интересовало только одно — поскорее покинуть это место! Благо, он в спешке не забыл прихватить свое растение. Нужно будет посмотреть, что с ним делать можно будет. Ивана проводили в чей-то кабинет, куда принесли комплект одежды и его старый наряд, от которого одни лохмотья остались.

Маловероятно, конечно, что его вещи смогли бы использовать как-то против него (как проводник проклятий или ещё что). Да и всё, что хотели и могли, эти гады скорее всего уже получили (в том числе и литр крови из него выкачали). Но Лудильщиков забрал с собой всё своё, что смог. Ибо! Просто, ибо!

— Я буду ходатайствовать, чтобы вам выдали пропуск в третью (закрытую) секцию нашей библиотеки, — продолжал его задабривать и успокаивать Джакомо. — Вызвать вам экипаж?

— Нет, благодарю! Мне сейчас лучше пройтись. Нужно многое обдумать! — С этими словами Лудильщиков в сопровождении ватиканца направился к выходу из здания. В руке сумка с вещами, на плечах непривычный костюм, немного не его размер. Зато туфли сохранились в целости, — Сеньор Джакомо, разрешите вопрос? Как ваша фамилия?

— Эта информация не для широкого круга, дорогой граф. Но безусловно, после выпавших на вашу долю испытаний вы имеете право знать. Меня зовут Джакомо, маркиз делла Къёза. — Собеседник отвесил церемониальный поклон. — До свидания, дорогой друг. Очень надеюсь на нашу скорую встречу.

Сеньор Джакомо посмотрел, как Иван спустился по широкой лестнице на мостовую. Походка у нашего героя была не слишком уверенная, но представитель Ватикана понимал, что предлагать ещё раз помощь — не самый умный поступок. Он вздохнул и вернулся в здание — ему срочно нужно было возвращаться в свой кабинет.

Итак, как уже было сказано, отказавшись от предложения доставить его в отель, наш Ваня пройтись решил. Вздохнув «воздух свободы», почувствовал, что этот эпизод его жизни, наконец, закончился. Правда…

— Они меня ещё и дрянью какой-то накачали! — магия хоть и ощущалась, но вот нормально колдовать до сих пор не выходило. Но регенерация заработала в полную силу, все его повреждения начали на глазах заживать. Да и «яд» организм стремительно переваривал, так что минут через двадцать-тридцать всё в норму придет.

В городе же царствовало утро. Прозрачный воздух изредка кутался в туманную вуаль. Иван неспешно шел по узким улочкам, особо не разбирая куда, и пребывал в самом отвратном настроении.

Если бы его кто-то сейчас попытался ограбить, он бы с огромным удовольствием запек напавшего до хрустящей корочки!

Лудильщиков непроизвольно передернулся. Уж больно ему не по нраву пришло последнее «приключение». А точнее будет сказать, ему хотелось выть от осознания собственного бессилия. Сейчас, когда всё было уже позади, он мог честно признать, что в таком аду он, наверное, никогда и не был. Иван безусловно встречал гораздо более сильных противников и бывал в ситуациях, из которых вывернулся лишь чудом. Но тогда он мог хоть что-то делать (или просто не успевал испугаться). Ныне же он лично не мог сделать ничего. Абсолютно ничего! Когда такое раньше бывало? Много лет назад, когда он, снятый с поезда идущего в Москву, валялся связанный на полу охотничьей заимки, ожидающий ритуального убийства демоническим кинжалом. У Ивана побежали мурашки от тех далеких воспоминаний. Но даже тогда у него была идея, как можно выбираться! И он её успешно реализовал! А сейчас? Ни идей, ни возможностей. Вообще ничего! Если бы Джакомо не появился, оскальпировали бы его головешку, а потом возможно и его самого выпотрошили. А дальше? А черт его знает, что было бы дальше. Но уж точно, ничего хорошего.