— Мороки и наважденье, — сказал себе путник. Прижав руки к груди, он хоть как-то пытался согреться.
— У них не одна душа. Они идут за тобой, но не тронут, — ответил голос Светланы, хотя муж не звал её в этот час. Она была где-то рядом, совсем близко. В его голове.
— Ты умерла. Много Зим назад тебя навеки не стало. Тебя убили, замучили! — жестокими фактами он пытался отогнать от себя галлюцинации. Михаилу нужно было заставить голос умолкнуть, но тот нарастал вместе с ветром.
— Ты не видел моего тела. Ты хотел спуститься под землю и умереть, пытаясь меня отыскать…
— Я не сделал этого только ради Олега! Мне пришлось оставить тебя на растерзание дикарям! Если бы спустился — меня бы убили. Как же тогда наш маленький сын смог бы выжить?! Я растил его и всю жизнь считал, что поступил правильно!
— Но в душе так не думал. Ты бросил меня, даже не узнав точно о гибели. Развернулся прочь от Навей норы и просто ушёл. И это чувство вины заставляет мой образ возвращаться каждый раз по ночам. Я под землёй и ты с наивностью веришь, что каким-то чудом жива. Спустя столько Зим ты хочешь найти меня, но только ради своей собственной боли! Ради своего стыда, что долгие годы терзает совесть…
— Я любил тебя!!!
От крика скитальца конь хрипло заржал и встал на дыбы. Он сбросил своего ослабевшего всадника и галопом умчался в снежную бурю. Михаил понял, что уже не в силах подняться с земли. Над ним склонился золотой образ из его лучшего лета. Дикую стужу пронзали копья летящего снега, но Светлана была в лёгком платье и в венке из полевых цветов. Такой, какой Михаил запомнил её в свои самые счастливые дни.
— Ты бросил меня, но я давно уж простила. Я понимаю тебя и не важно жива ли. Ты же знаешь: я тоже бы отдала всё ради сына. Восемнадцать Зим ты растил его. Восемнадцать Зим ты помнил обо мне, держал мою душу у сердца…
Сказалец жадно хватал стылый воздух и чувствовал, что последние капли тепла его покидают. Ему грезилось, как за плечами Светланы стоит черноглазая дева. Тёмные волосы хозяйки Зимы разметались по бирюзовому платью. Она тянула руки к замёрзшему человеку, желая подрезать его нить искривлённым серпом. И только образ Светланы не давал коснуться скитальца — последнее, что согревает.
— Я бы хотел услышать эти слова от тебя настоящей, мне за это жизни не жалко отдать. Но это лишь мои мысли, моя трусость, которой я сам себя наказал. Я боюсь подумать о том, что ты проклинала меня перед смертью. И поэтому уверяю себя, что ты всё мне простила…
Образ грустно молчал, а Михаил спешил продолжить признание.
— Я держусь за нашего сына лишь потому, что я трус! Я возвёл его жизнь в ранг священного долга перед тобой, потому что не спас, не решился дойти до конца. Я всегда говорил, будто всё было сделано ради Олежки. Но клянусь – и сейчас готов исполнить данное обещание! Я спустился бы в Навьи норы и искал тебя там до последнего вздоха! Но похоже Зима пришла за мной раньше. Даже здесь я подвёл тебя: не увидел могилы, не нашел хотя бы твой след оставленный перед смертью. Жизнь кончена, она завершилась моим поражением.
Светлана слушала, не спуская с него серых глаз. Волчьи тени кружили вокруг хороводом. Хозяйка Зимы улыбалась, предчувствуя жертву.
— Эта девочка у ярила — Навь, что я освободил. Она стала истинной карой. Я не хотел принимать её, знал, что подземница обличит мою слабость, и она действительно сделала это! Навь доказала, что Олежка всегда был причиной. Я не отпускал его из-за себя, не оказался готов быть достаточно сильным для этого! Но хочу быть сильным хотя бы сейчас, когда умираю! Я говорю тебе это, сознаюсь во всём, каюсь! Прости же меня! Забери из этого мира туда, где мне давно заготовлено место! Я хочу умереть!
— Живи!
— Нет, я хочу умереть!
— Не здесь и не сейчас, отец!
— Светлана! Светлана!
— Если бы мать была здесь, она бы тебя на плечах тащила, но не позволила сдаться!
Михаил резко выдохнул, мороки и призраки отступили. Над ним склонился не образ погибшей любимой, а его собственный сын. Олег поднял старика с холодного снега, заставляя вернуться в реальность. И Навь была рядом.
Анюта внимательней смотрела туда, где ещё недавно мелькали тени волков, но видения бесследно исчезли.
— Мы близко, отец! Убежище рядом! Как же ты выжил?! — помогая встать, расспрашивал сын.
— Выжил? — непонимающе прошептал Михаил. Сознание туманилось, он был готов отключиться.
— Он замерзает! Возможно, ранен! — окликнул Олег. Тихо ругаясь, Анюта подхватила старика под второе плечо. Рядом с ними, скуля и хромая заковылял на трёх лапах Ярчук.
Блаженное беспамятство то и дело накрывало Михаила тёплой волной. В эти минуты вновь чудился вой за спиной, а возле сына и Нави виделся лик разозлённой хозяйки Зимы. Сказалец позволил мраку на время забрать себя, охватить бессознательной слабостью. Пусть всё будет так, как должно. Возможно образ спасения сам был соткан из лжи и обмана. Возможно отец не встретил Олега перед собственной смертью и ему лишь всё это приснилось. Если так, то в самой смерти всё же нашлось место для справедливости. Ведь так страшно умирать в одиночестве…
…Он очнулся от громкого скрежета. Руки сына подхватили отца и потащили вперёд. Навь бормотала что-то о «защите» и «предках», но старик плохо слышал.
— Осторожно, Анюта – не ударься об люк, — торопливо шептал Олег. Громкий звук замков запирания оглушил гудящую голову, яркий свет резанул по глазам и заставил зажмуриться. Вокруг стало тепло, даже душно.
— Где мы? — спросил старый скиталец, но его голос звучал не громче тихого шёпота.
— Потерпи, мы уже внутри бункера! Пришлось повозиться с кодами возле люка. Даже не представляешь, как долго мы разбирались!
— Код был на диске, — прохрипел Михаил, хотя его снова не расслышали.
— В файлах был код, но система не хотела его принимать. Я набирал и набирал, наверное раз сто вбил нужную комбинацию! Уже почти отчаялись, но двери наконец-то открылись!
— Радуйся, что вообще сюда добрались… — Мужчине казалось, что он сказал это громко, но на самом деле все слова выходили только тихим сипением.
— Не разговаривай – внутри груди всё хрипит. Похоже в этот раз тебя проморозило крепко.
Он больше не видел Светланы, но чувствовал запах трав и прикосновение мягких волос. Сын нашёл убежище, занёс его внутрь, но смерть от сказальца не отказалась. Она была рядом, хотя старику больше нечего было ей рассказать. Всё уже было сказано и признанье дано. Михаил только ждал, когда же смерть наконец примет его в ледяные объятия. Так хотелось коснуться любимой, хотя бы уже в лучшем мире… И он вновь отключился – на этот раз без сновидений и образов. Умиравшее тело жаждало только покоя.
— Всё плохо. Ему становится хуже, — упавшим голосом промолвил Олег и снова провёл влажной тканью по лбу больного отца. Но никакой компресс не мог унять сильного жара. Скитальца почти сразу перенесли в медицинский блок, рассчитанный на несколько сотен кроватей.
…Убежище оказалось пустым, законсервированным и не тронутым. Оно могло спасти до двух тысяч жизней и уходило на три этажа в глубину. Здесь было всё: огромный склад продовольствия, заправленные генераторы, обновляемые запасы воды и рециркуляция воздуха. А главное — было тепло. Так тепло, что Олег поначалу даже задыхался от непривычно сухой атмосферы.
Целый день они вместе с Анютой обследовали новый дом. Это был чудесный искусственный мир созданный для спасения человека, но бункер не был использован. Никто из людей не добрался сюда из-за суматохи и паники. Вместо тысяч, здесь жили теперь только трое и один чёрный пёс. Они спустились в утеплённые переходы больше сорока Зим спустя после начала обледенения.
Анюта осторожно и с большим интересом осматривала каждый закоулок убежища. Её руки не расставались с винтовкой, она всё ждала найти угрозу или ловушки, но опасностей не встречалось. Светлое убежище полное техники было для неё как другая планета – кусочек застывшего прошлого — мир прежнего человека.
