Олег не мешал ей освоиться и не мог думать ни о чем другом, кроме жизни отца. Здесь было лекарство и медицинская техника, но никого кто бы мог в этом всём разобраться. Сын посчитал, что отцу поможет простое тепло и забота, однако тому с каждым часом становилось всё хуже. Старый скиталец что-то сбивчиво бормотал и твердил в бреду имя Светланы. Горячка усиливалась и мысль о его скорой кончине становилась для Олега всё ближе.
— Всё плохо… — Повторил парень и отвернулся от пищи, которую Анюта принесла со складов. Вздохнув, охотница отложила грубо разорванные пайки и присела поближе к любимому. Сын не отходил от постели скитальца, он позабыл о еде и почти что не спал. Взгляд Анюты неосознанно блуждал по бледному лицу умиравшего.
— Боишься остаться один? Не бойся…
Олег поднял на неё вопросительный взгляд, глаза юноши совсем покраснели от переживаний.
— Я же с тобой, — торопливо добавила девушка. Анюта взяла его руку, словно это могло утешить. — Здесь можно жить целую вечность! Тепло, свет радом льется — такого места больше нет в Яви.
— Отца не станет, и в этом буду виноват только я. Как я мог отказаться от нашей семьи?!
Парень сокрушенно обхватил голову и крепко зажмурился.
— Ради меня, — напомнила тихо Анюта.
— Как я мог… — словно не услышав, продолжал терзаться Олег. Навь встала и, ещё раз посмотрев на горящего в бреду человека, ушла. В ней не было к нему жалости: он был опасен и хотел разлучить её со своим сыном. Если бы скиталец сейчас умер, для неё было бы лучше. Но не для Олега.
Она вышла из медицинского блока и вернулась обратно в жилые отсеки. В комнате, которую выбрали для жилья, Анюта начала собираться в дорогу: оделась, взяла с собой чистую простыню, нож и винтовку. Раскрыв рюкзак, достала фляжку, к которой никогда в пути не прикасалась. Крышка открылась с тихим хлопком и Навь осторожно понюхала зелье. Внутри булькала жидкость, отдающая ароматом лесных ягод и горечью трав…
…Старый скиталец тогда спросил:
— Что ты варишь?
Это было в первый день их выхода на поверхность после Долгой Зимы. В горшочке кипели коренья и ветви с примесью сушёных ягод. Хмуро помешивая свое варево, Анюта не отвечала. Она думала, что все уже спят, но скиталец её обманул – он всегда приглядывал за ней по ночам.
Подойдя к котелку, человек втянул ноздрями поднимавшийся пар.
— Какой-то подземный рецепт? Выглядит, как отрава. Лучше вылей.
— Без хобяка знаю, чего варевать! — огрызнулась Анюта и вскинула на старика злобный взгляд. Мужчина не ожидал получить такого отпора. Хмыкнув, он без лишних слов вернулся на спальное место.
— Только не вздумай этой дрянью Олежку поить. От неё не будет ничего, кроме галлюцинаций с поносом.
Вспомнив эти слова, Анюта опять улыбнулась. Припав губами к фляжке она почти её опустошила. Навь даже не обратила внимания на отвратительно-терпкий вкус зелья и, прижимая руку ко рту, не дала жидкости вырваться обратно в рвотном рефлексе. Через мгновение мир вокруг содрогнулся, ей стало жарко. Очень жарко. Пошатнувшись, Анюта ощутила внутри непреодолимую лёгкость. Чувства затуманились, в голове раздались далёкие голоса из воспоминаний.
«Будь с тем, кто разрежет».
Тряхнув головой, она зашагала к выходу из убежища. Олег научил пользоваться системой запирания люка, если вдруг понадобится выйти наружу. Такой случай как раз представился.
Зайдя в небольшую комнатку управления, Анюта разблокировала замки. Тревожная сирена попыталась завыть, но девушка быстро её отключила. Тишину убежища ничего не нарушило, только новый приступ видений заставил опереться руками о пульт.
«Мара на нашем пороге. Веды об этом говорят всё настойчивее».
«Кто буду я?».
— Кто буду я? — повторила вслух Навь. Ледяной ветер ворвался через распахнутый люк. На дрогнувших ногах Анюта подошла ближе к порогу, снаружи поджидали вечерние сумерки. Было холодно. Очень холодно. У люка тревожно пищал термодатчик. На его красноватом дисплее сверкала отметка в пятьдесят два градуса Цельсия. Не смотря на то, что каждая клеточка тела горела, Анюта поплотнее закуталась в куртку. Нельзя было обманываться: зелья хватит совсем ненадолго.
Выйдя в объятия лютой Зимы, Навь остановилась посреди побелевшего мира. Она вдохнула мертвенный воздух и обратила свой взор к небесам. Он был где-то здесь, но чтобы найти его достаточно быстро понадобится верный знак. Губы подземницы зашептали обращение к Роду:
Славлю Рода единого,
Жизнь создающего,
Отца всего сущего,
Творца мира Явьего,
Хранителя Правьего,
Премудрого Навьего,
Укажи своей дочери,
Тропу среди морока,
Силы дай защитить ей,
Что её сердцу дорого!
Гой, Роде, гой!
Слова утихли в звенящем морозе. На их место пришли голоса. Они пробились сквозь толщу ушедших времён и вновь напомнили:
«Никто не должен больше знать. Позаботься об этом».
Как давно она не слышала их? Как давно не разговаривала со Старшими рода? На границе зрения появились неясные тени. Встряхнув головой, Анюта зашагала по снегу. Она не чувствовала лютой стужи, ей было жарко. Хотелось сбросить одежду и нагой отдаться морозу, лишь бы остудить горящее тело. Но охотница знала об этой уловке травяного отвара. Продолжая шептать обращения к предкам, Навь увидела свет – синее пламя мерцало у самой земли.
— Гой тебе, Роде. Подсказал, надоумил… — Улыбнулась девчонка, ускоряя свой шаг. Среди заледеневшей рощи и снега скоро нашёлся нужный ей куст. Вокруг растения разливался жар ещё более сильный, чем горел внутри девушки. Достав нож с простынёй, она услышала знакомый голос из прошлого.
«Запомни всё в точности и будь готова. Важней для тебя ничего нет».
— Ежели я подведу? Если не справлюсь? — повторила Анюта слова, которые сказала в давно минувшем разговоре.
«Значит, род твой погибнет».
Вздрогнув, она помедлила. Ладонь крепче сжала подаренный суженым нож с рукоятью красного цвета. Глаза девушки не отрываясь смотрели на пылающие в темноте ветви кустарника.
Уйти или остаться?
Перед глазами встал образ Олега, его боль и отчаянье. Любовь горевшая между ними заставляла решиться на страшное. Внутри вдруг завыл рассерженный Зверь, он прекрасно знал, как будет правильней. Но не слушая воя, Анюта тихо сказала себе:
— Я справлюсь и сделаю всё, что потребуется. Худо не будет.
Быстро расстелив простыню у подножия куста, она пустила в ход нож, начертив на снегу линию круга. Круг замкнулся и Навь оказалась внутри, наедине с нереальным огнем охватившим голые ветви. Сев перед кустом, Анюта смотрела на пляску синего пламени. Нужно было выжидать подходяще время, а точнее — мгновение.
Девушку начал одолевать сон, а рядом послышались хрустящие по снегу шаги. Кто-то зарычал очень близко, обдал своим смрадным дыханием, но она не обернулась. Нельзя было ей оборачиваться. Время текло, холод становился всё крепче. На Анютиных ресницах и волосах заблестел густой иней. Пальцы на рукояти ножа окоченели, хотелось покориться мягкому сну, но звуки за кругом страшили: низкий рык и гортанное карканье, вой и скрежет голодных зубов, свист когтей и наполненные яростью голоса. Эти голоса не могли принадлежать ни человеку, ни зверю.
— Прочь, прочь, — повторяла Анюта, не спуская с сиянья глаз.
«Доля неведома. Скорей всего, мы не свидимся более. Ты понимаешь?».
— Согласилась тогда, не откажусь и сейчас, — сжав зубы, ответила девушка.
Вдруг на кусте, прямо среди голых ветвей расцвёл цветок из яркого пламени. Лишь одно мгновение, лишь одно биение сердца, только вздох и он опадёт на землю мёртвыми лепестками. Но Анюта быстро схватила бутон и быстро его сорвала. Нож безжалостно распорол давно готовую к боли ладонь. Девушка зажала чудо-цветок, подпитав его собственной кровью. Вой и визг вокруг круга оглушили охотницу — тени требовали отдать им цветок, они тоже ждали его появления. Выскочив из круга прочь, Анюта не оглядываясь побежала. Стоило оглянуться и всё будет зря: тени её растерзают, оставят умирать на холодном снегу.
