– Ёнчжу… – заговорил Сыну.

– Да?

– Вы и дальше будете мне нравиться.

Она резко подняла на него взгляд.

– Я знаю, почему вы сказали про бывшего мужа. Чтобы я прекратил расспрашивать.

– Не для этого, – растерялась она.

– Ёнчжу, – чуть тверже начал Сыну, глядя ей в лицо, – сколько лет вы были замужем?

Она удивленно посмотрела на него, но он не отводил глаз.

– У меня тоже была девушка, с которой я встречался шесть лет. Самые длинные отношения в моей жизни. Но мы не поженились…

– Не для этого, – в замешательстве пробормотала Ёнчжу. – Я сказала про бывшего мужа, чтобы вы больше не надеялись.

– А я не перестану. Что здесь такого, что вы были замужем? – спокойно произнес он.

– Я тоже не думаю, что мой брак может нам с вами… В общем, я так не думаю. Разводы сейчас не редкость. Дело не в этом.

Сыну ждал, нисколько не изменившись в лице, и Ёнчжу продолжила:

– Важнее то, почему мы развелись…

Она ощутила, как начинает краснеть, и заговорила быстрее:

– Я разрушила свой брак – вот почему. Причинила много боли. Сама приняла решение уйти. Хотя любила его. В том смысле, в каком понимала любовь. Но в какой-то момент поняла, что я себе важнее. И вместо того чтобы пожертвовать жизнью во имя любви к нему, променяла любовь на свою жизнь. Ведь она для меня ценнее всего. Ради собственного комфорта я оставила человека. Так что не слишком-то я подхожу для отношений.

Договорив, она раскраснелась еще больше. Сыну молча уставился на нее. Похоже, эта женщина страшно терзалась чувством вины. Считала себя предельно эгоистичной, боялась причинить боль кому-то еще. Поэтому не хотела больше любить. Но Сыну никогда не встречал настоящих альтруистов, которые бы ни разу не заставили страдать другого. Сыну и сам ранил тех, кого любил. И его тоже считали эгоистом. Это задевало его, и он называл эгоистом оппонента. Обычное дело в отношениях. Ёнчжу тоже должна бы знать, что человеку свойственна любовь к себе.

Однако она не может пережить это и идти дальше. Забыть, что причинила боль другому человеку, оставила его одного. Память об этом ранит ее саму. И ее чувства можно понять. Случись такое с ним, возможно, он испытывал бы то же самое.

– Ясно. Я понимаю, о чем вы говорите, – выдавил Сыну.

– Спасибо, – сдержанно ответила Ёнчжу.

– Но… вас не радует тот факт, что вы мне нравитесь? – Он с нежностью посмотрел на нее.

– Я не это хотела сказать, – покачала она головой. – И все же…

– Предлагаю сегодня на этом закончить, – поднялся Сыну, уже не глядя в ее сторону.

Она проводила его до двери. Писатель остановился и спустя пару секунд повернулся и посмотрел на Ёнчжу. Ему стало тоскливо оттого, что нельзя просто обнять ее и погладить по спине. Рассказать, что все причиняют друг другу боль, сходятся и расстаются. Да она и сама хорошо это знала. И он не стал.

– Я был бы рад продолжить лекции. Вы не хотите?

– Конечно, хочу. Только я… – запнулась Ёнчжу, словно хотела спросить, не причинит ли это ему неудобств.

– Простите меня, – сказал Сыну и, поймав ее удивленный взгляд, продолжил: – Вам неловко из-за моих чувств.

Он спокойно смотрел на Ёнчжу, которая не смогла произнести ни слова. Стоял, не в силах сдвинуться с места.

– Ёнчжу. Я не предлагаю вам выйти за меня. Давайте просто любить друг друга.

С этими словами он кивнул в знак прощания и вышел за дверь. Фонари освещали ему путь. А Ёнчжу так и замерла возле двери, за которой он только что исчез.

Минчжун впервые видел Чими такой веселой. Сончхоль говорил без умолку, радуясь, что хозяйка и ее подруга смеялись над его шутками. Бариста пытался вспомнить, был ли Сончхоль раньше таким разговорчивым. Если да, то люди совсем не меняются. А если нет, это лишний раз доказывает, что все же переменам есть место в жизни.

Час назад Чими сказала, что не пошла сегодня на работу. А в книжный заскочила, чтобы хоть как-то развлечься, ведь дома все равно делать нечего. Но что-то в ее голосе сильно встревожило Минчжуна.

– Я развожусь.

Она делала глоток за глотком, непринужденно отметив, что вкус кофе стал насыщеннее. Минчжун не знал, что ответить. Поэтому просто застыл с каменным лицом, будто из-за чего-то злился. Заметив это, Чими сделала еще глоток и сказала:

– Серьезный какой, прямо под стать ситуации. Не знаешь, что думать? Я сама не знаю, что должна чувствовать. Пока не чувствую ничего.

Минчжун так и не нашелся что ответить. Он аккуратно долил кофе в ее чашку, а она привычно поблагодарила его. Как если бы ничего не случилось. Спустя секунду она уже сидела возле Ёнчжу и безмятежно смеялась.

Фильм начался. Насладиться произведением Хирокадзу Корээда пришли тридцать человек. Минчжун закончил дела в кафе и присоединился, сев в последнем ряду с краю. Никчемная жизнь главного героя Рёты ставит перед зрителями вопрос: получилось ли у них стать теми, кем они хотели?

Даже после второго просмотра Рёта показался Минчжуну неудачником. Он вздохнул, подумав, что существование одинокого человека всегда подобно хаосу. Герой фильма не может навести порядок не только в своей комнате, но и в собственной жизни. Умудрился потерпеть неудачу даже в писательстве, единственном по-настоящему любимом деле.

Фильм закончился. Ёнчжу и Сончхоль вышли вперед, а Минчжун продолжал бродить в своих мыслях. Почему Рёта все портил? Да потому, что все в жизни для него впервые. Впервые он мечтает стать писателем, впервые его бросает жена, и впервые же он становится никудышным отцом для любимого сына. Поэтому он такой жалкий, неуклюжий и одинокий.

Наблюдая за тем, как Ёнчжу задает вопросы, а Сончхоль на них отвечает, Минчжун осознал, что для него жизнь тоже впервые. Просмотр фильмов часто наводит на очевидные мысли. От этого его всегда пробирала легкая дрожь. Мы живем впервые, и наша жизнь полна терзаний, тревоги. Но оттого она лишь ценнее. Мы не знаем, чем все закончится. И даже что случится через пять минут.

Сончхоль говорил без остановки, как настоящий ведущий. Делился со зрителями мировоззрением Хирокадзу Корээда и подчеркивал, как оно отражено в фильме. Минчжун почувствовал ком в горле, увидев, какое наслаждение приносит другу любимое дело. Если бы речь шла о посторонних людях, их успех казался бы чем-то замечательным, но благополучие друга примешало к этой радости привкус горечи.

Узнав, что Сончхоль выступит в их магазине, Минчжун написал ему в тот же день. Нашел его имя в записной книжке и позвонил по пути домой. Легко и непринужденно, будто они созванивались каждый день. Когда на том конце провода прозвучало: «Ой, где тебя носило?» – оба рассмеялись. Уже вечером друг пришел к Минчжуну в гости.

И они полночи проговорили. А выпивка, которую принес Сончхоль, избавила их от неловкости, которая появилась между ними за то время, пока они не общались. Сончхоль рассказал Минчжуну, что проблемы с трудоустройством в конце концов подтолкнули его заняться работой, связанной с любимым делом – кино.

– Как ты можешь называться кинокритиком, если никто тебя не знает? – спросил Минчжун.

– Просто оцениваю фильмы, – резко заявил Сончхоль. И вновь перешел к тому, что Минчжун называл софистикой: – Смотри: между тем, что пишу я, и текстами признанных кинокритиков нет никакой разницы.

– И?

– Репутация все решает.

– В самом деле?

– Если в хорошем журнале кого-то назовут кинокритиком, то откуда ты знаешь, что он смотрит больше фильмов, чем ты? Или лучше пишет? Люди просто верят, он ведь «кинокритик» как-никак. А если кто-то еще и похвалит его тексты, так он уже и великий писатель. Слухи все решают. Иногда они появляются раньше самих текстов.

– Опять ты за свое. Все из той же оперы, якобы фильм наберет десять миллионов просмотров только потому, что его посмотрели три миллиона человек.