– А-а…

– Если это помогает, я бы тоже попробовала.

Прежде чем рассказать о медитации, Чонсо пришлось объяснить, что заставило ее бросить работу.

– У меня были проблемы с гневом, поэтому я ушла из компании, – сдерживая ком в горле, начала свой рассказ женщина и прислонилась к стене.

Весной, спустя восемь лет после окончания университета, Чонсо уволилась с работы. Она упрекала себя за то, что так долго терпела свои ежедневные приступы гнева. Тот приходил внезапно: по дороге на работу, во время обеда или просмотра телевизора. Ей хотелось разбить все, что попадалось на глаза. Врачи лишь говорили, что нужно поменьше нервничать и все наладится.

Чонсо начала работать по временному контракту. Первые два года она не жалела сил ради общего дела, веря, что вскоре ей предложат постоянный контракт[15]. Не меньше постоянных сотрудников беспокоилась о судьбе компании, задерживалась в офисе, брала работу на дом. Ее подбадривали, обещая вот-вот грядущий перевод. Но этого не случилось. Руководитель попросил у нее прощения и обнадежил тем, что в следующий раз все обязательно получится.

– Тогда он сказал, что надо гибче относиться к формальностям, но я не придала его словам значения. А спустя два года мне снова не предложили постоянный контракт, и тут я вспомнила наш разговор. Поискала в интернете и наткнулась на множество статей. Оказалось, что компании имеют право увольнять сотрудников с временным контрактом, когда им вздумается. Так они могут сокращать штат и вообще упразднять некоторые должности. Это позволяет компании выжить в условиях постоянной конкуренции. Поначалу мне казалось, что это логично. Папа с самого детства об этом говорил: народ жив, только пока существуют компании. Что если в бизнесе дела идут хорошо, то и у нас хлеб будет. Только неужели ради этого я должна всю жизнь работать по временному контракту? Реши они меня уволить или прогнать, я бы и слова сказать не могла. Что ж такое? Разве это жизнь?

После этих слов Чонсо взглянула на Ёнчжу и Чими, которые внимательно ее слушали. Кажется, она слишком увлеклась. Возможно, это из-за алкоголя, но ей хотелось говорить и дальше. К счастью, слушательницы не выглядели скучающими. Чонсо взяла банку пива, и все чокнулись. Сделав глоток, она продолжила:

– Меня пробирал гнев. Я не могла понять, как будет правильнее поступить. И в конце концов решила бросить все. Кстати, знаете, года два назад моя подруга-медсестра оставила работу и уехала в Австралию. У нее была хорошая профессия, но она потеряла всякое желание этим заниматься. Я спросила почему – оказалось, с ней не подписывают постоянный контракт, хотя трудиться приходилось тяжело. Ну и кому захочется так работать? Вот она и рискнула всем – отправилась навстречу новым трудностям, лишь бы сбежать туда, где есть хоть какие-то перспективы. Знаете, что еще она мне сказала? Что в больнице таких сотрудников много. Уборщицы, служба безопасности и даже врачи работают по временному контракту. Послушав подругу, я поняла одну вещь: вся эта запутанная система контрактов – чистая фальшь. Нелепые оправдания только для того, чтобы сэкономить средства. Якобы должности могут исчезнуть из штатного расписания. И что, значит, исчезнут уборщицы, служба безопасности, медсестры и даже врачи? Серьезно? Или вот я: восемь лет составляла контент-планы, но все эти годы мне не предлагали стать постоянным сотрудником. Странно для контент-агентства, да? По-вашему, все дело в моей негибкости? Мне кажется, нет. Просто они пользуются людьми, как им заблагорассудится.

Ёнчжу и Чими одобрительно закивали.

– Короче говоря, я сменила работу. Не хотела так продолжать. Правда, на новом месте я тоже получила временный контракт. Сказали, что у меня бессрочная пролонгация, но что это вообще значит? Полный бред. Там мне опять обещали светлое будущее без всяких гарантий. Под этим предлогом сваливали на меня свою работу, вынуждали задерживаться. Я убеждала себя, что так надо, и на все соглашалась. Но все чаще приходила к мысли, что больше так не могу. Я заставляла себя корячиться на них, уже с трудом справляясь со своей злостью.

Конечно, постоянным сотрудникам тоже нелегко. У них на шее висело служебное удостоверение, у Чонсо – временный пропуск, но они вместе с ней приходили на работу утром и уходили поздно вечером, только после начальства. И все же между ними была существенная разница. Чонсо часто слышала, как они сравнивают себя с деталями огромного механизма, своего рода шестеренками. Их без раздумий можно заменить, и машина не остановится. Однако таким, как Чонсо, далеко даже до этих шестеренок. Такие сотрудники лишь смазочный материал, который ни в коем случае нельзя смешивать с водой. Деталь детали.

– А после одного случая мне осточертело буквально все: работа, люди. Знаете, что произошло? Как-то начальник отдела пригласил меня на разговор. Попросил взять новый проект, объяснив, что это возможность раскрыться и проявить себя. Я не питала особых иллюзий, но честно старалась и работала целых два месяца. Полностью погрузилась в проект. Угадайте, что случилось, когда я закончила? Начальник убрал мое имя из проекта и вписал какого-то своего заместителя, которого вообще все считали некомпетентным. А догадаетесь, что он сказал? Что ему жаль и он просит понять его. И повышения я не получу, но должна рассматривать это как хороший опыт.

Раньше Чонсо винила государство, думая, что оно ни капли не заботится о гражданах. Оказалось, люди и сами забыли, что такое поддержка. Многие за внешней участливостью прячут лицемерие и запросто пользуются окружающими. Другие с безразличием наблюдают за этой несправедливостью. Хотя и за этим безразличием скрывается обыкновенный страх – страх оступиться и стать такими же изгоями. Такими, как Чонсо.

Настоящая ненависть мучила Чонсо. Едва она слышала приветливый голос начальника, внутри закипала кровь, увидит лицо бездарного заместителя – одолевало презрение. Завидев их самоуверенные фигуры в коридоре, Чонсо ловила себя на мысли, что она ничем не хуже этих людей. Им просто повезло однажды занять прибыльные посты, и теперь они трясутся за свое положение. Но собственная ненависть и презрение тяготили ее. И злили только сильнее. Сосредоточиться не получалось. Ей опротивела работа. Как и вообще все.

– Я превратилась в социопата. Бесконечная злоба разрушала меня изнутри и не давала спать. Очень часто приходилось являться на работу после бессонной ночи. И однажды я наконец уволилась, ничего толком не потеряв. Друзья советовали съездить куда-то развеяться, но мне не хотелось. Такой гнев невозможно развеять поездкой. Ведь когда-нибудь снова надо будет вернуться на работу, и тогда меня снова начнет лихорадить. Нельзя же каждый день просто дожидаться летнего или зимнего отпуска, я желала постоянной мирной жизни. Научиться унимать свой гнев. Тогда-то я и решила попробовать медитацию.

Что было дальше, Ёнчжу знала и сама. Чонсо заказывала чашку кофе и пыталась медитировать. Это оказалось нелегко, зато она нашла интересную альтернативу: начала вязать губки, а затем переключилась на шарфы. В перерывах Чонсо закрывала глаза, по-прежнему пробуя медитировать.

– Медитация не спасла от навязчивых мыслей. Поэтому и гнев не уходил. Я закрывала глаза, старалась сосредоточиться на дыхании – и вдруг перед глазами всплывало лицо этого негодяя начальника и его мерзавца заместителя… которого уже, кстати, повысили. Вот я и решила заняться вязанием. Где-то прочитала, что если развивать мелкую моторику рук, то можно избавиться от дурацких мыслей. И это сработало. Не сами по себе движения, а концентрация на каком-то предмете. Проводишь так пару часов – и получаешь готовую поделку и заодно легкость на душе. Ну и когда вяжешь, гневу неоткуда взяться.

Женщины внимательно слушали рассказ Чонсо, уставившись в потолок. Едва подруга замолкла, они пригласили ее лечь рядом. И Чонсо вытянулась вдоль стены. На ее душе стало так же легко, как после вязания. Она будто впала в своего рода медитативный транс. Закрыла глаза и постаралась заснуть. Казалось, завтра у нее точно будет хорошее настроение.