Столыпин явно растерялся, а вот его спутник задумался. Через некоторое время лицо фон Левенроде просветлело.

— Князь Репнин! — воскликнул немец, а его бывший сослуживец усмехнулся, — Прапорщик полностью подходит под ваше описание. Петра Васильевича никто не заставит ходить строем, и большую часть времени он проводит на цугундере, нежели в полку. Если бы не мятеж, то его уже перевели в действующую армию. А ещё он…

К моему удивлению, Карл вдруг замялся, выбирая выражение. На помощь ему пришёл Столыпин.

— Прапорщик считает вас чем-то вроде наместника бога на земле. Он просто помешан на всём русском, и считает, что именно вы вернёте прежнюю Россию. Это больше напоминает религиозный фанатизм. Только князь предан именно вам, а не державе или присяге. Что достаточно необычно для представителя древнейшего рода, происходящего от князей Черниговских. Скажу честно, меня иногда пугает рвение Петра Васильевича. Но не могу сказать ничего плохого о его службе. Все взыскания, которые он получал, связаны с прямотой и сложным характером прапорщика. Надо признать, что его солдаты — лучшие в нашем полку.

А вот это хорошо! На ловца и зверь бежит. Мне и нужен именно такой офицер, который будет выполнять не совсем обычные приказы. Уж больно я впечатлён людьми Шешковского. Пятёрка таких бойцов стоит трёх десятков гвардейцев, если не больше.

Осталось определиться ещё с двумя кандидатами. Это касается безопасности моей семьи. А что делать с гражданскими чинами, пока не знаю. Нет, у меня есть несколько людей на примете. Но будет ли выбор удачным? Очень не хочется ошибиться и разочароваться.

Декабрь 1765 года, Санкт-Петербург, Российская империя.

Похороны Екатерины проходили пышно, пафосно и лицемерно. А ещё в воздухе витает некий запах. Пока не страха, а больше недоумения. Высший свет понимает, что происходят непонятные события, но не может уловить сути. Ведь уже схвачено более ста офицеров и чиновников, пусть часть из них находится под домашним арестом. Что не меняет сути. Грядут большие перемены, и многих знатных господ ждёт расплата. Предыдущие правители приучили знать к весьма мягким наказаниям, даже за тяжёлые преступления.

А тут вдруг над некоторыми высокородными чиновниками и офицерами повисла угроза приговора. Понятно, что мне придётся договариваться с «шестёркой». Глупо ссориться с временными соратниками из-за второстепенных персонажей. Только Бутурлиных и Орловых я никому не отдам. Есть ещё несколько весьма богатых кандидатов на жёсткое наказание. Остальным придётся лишиться весомой части денег и имущества, обменяв их на жизнь. Менее важная публика поедет в дальние губернии и действующую армию вымаливать прощение. Более высокородные интриганы, имеющие связи, отправятся в имения, где будут отбывать ссылку и добиваться амнистии.

Самое забавное, что по моим задумкам наказывать провинившихся будет суд, в который войдёт и «шестёрка». Особо зверствовать я не собираюсь, только обменяю жизни нескольких наиболее замаранных заговорщиков на десятки прилипал и трусов. Даже если люди решили отсидеться в сторонке, то это преступление. Почему не воспользоваться удобным моментом и не начать чистку коллегий с армией?

Я стараюсь не обращать внимания на взгляды присутствующих, и даже отстранился от подготовки к похоронам. Всё было возложено на Шувалова, чем граф несказанно гордился. Денег ушло немало, но для такого радостного события не жалко. Мне действительно с трудом удаётся изображать скорбь и сдерживать рвущуюся наружу усмешку.

Хорошо, что на дворе зима и после отпевания в Петропавловском соборе, церемония прекратится. До этого была дорога из Зимнего дворца, когда мне особо не докучали. Благо Нева уже замёрзла, и наша немалая процессия переместилась по льду. Заодно не потребовалось множества судов, которые могли затянуть прощание.

После похорон Каролины меня сложно удивить, поэтому я особо не слежу за происходящим. Если надо, то Шувалов всегда подскажет и поправит. В церкви я просто повторяю за окружающими и делаю благостное лицо. Вот такой получился циник.

Пока в храм заносили белый гроб с телом бывшей императрицы, а публика занимала свои места, мысленно перемещаюсь во вчерашний день.

Разговора со следующим посетителем я ждал с опаской. Оно и немудрено, ведь именно благодаря ему, кое-кто сейчас готовится к коронации, а не убит по приказу заговорщиков.

К чести Шешковского, тот продолжает вести себя уважительно и не позволяет даже намёка на мою зависимость от его персоны. Да, ко мне пожаловал глава Тайной экспедиции для важного разговора. Я бы сказал — судьбоносного.

Вельможа, как всегда, являл собой спокойствие и холодность. Хорошо, что Степан Иванович перестал улыбаться, аки змея, вызывая у меня чувство неприятия.

Указываю гостю на кресло и беру один из бокалов с вином. Я стараюсь особо не пить, но нужно показать соратнику своё расположение. Не каждого человека император удостаивает такой чести. Вернее, будущий владыка в моём случае.

Шешковский не стал разводить церемонии, взял бокал и сразу сделал добрый глоток. После чего довольно выдохнул и произнёс.

— У нас накопилось немало вопросов, которые необходимо обсудить. Иначе найдётся немало желающих донести до вас свой взгляд происходящего.

Ну, хоть не улыбается, уже хорошо.

— Вы прекрасно понимаете, что на меня не действуют ничьи слова. Я предпочитаю судить о людях по делам, а не словам. Потому предлагаю ими и заняться. Касаемо вашей службы, то она меня полностью устраивает.

Шешковский кивнул, тряхнув волосами, ранее скрываемыми париком. Вельможи начали перестраиваться, меняя свои предпочтения в одежде. Камзолы и штаны на них пока европейские, но причёски вполне себе обычные. И никаких париков, которые я терпеть не могу. Дам новое веяние пока не коснулось, но есть у меня некоторые мысли на этот счёт. Только пока нет времени заниматься ещё и женской модой. Пока же, надо донести до собеседника своё решение.

— Даю вам пять лет, чтобы вырастить себе достойную замену. Далее ваши умения потребуются в совершенно ином месте.

Мои слова не понравились вельможе, но он просто кивнул, ожидая продолжения.

— Сила России находится на юге, а не только на севере, как считал царь Пётр. Без устранения крымской угрозы не будет жизни для всей державы. Но, схлестнувшись с татарами, мы начнём воевать с Портой. И это не самое важное, — делаю глоток вина и продолжаю разговор, — Мы всё равно победим. Просто сейчас Россия сильнее, и это не обсуждается. Вопрос во времени, жертвах и лояльности Австрии. Благодаря дядюшке Фридриху, можно направить Вену в правильное русло. Значит, и потерь среди наших войск будет меньше, а сама война не затянется. Но на освобождённых землях мы столкнёмся с множеством трудностей. Польская знать, реестровое казачество, Сечь, люди дурачка Разумовского и просто недовольные — это неполный список будущих сложностей. А ещё там живёт множество жидов, о существовании которых я недавно узнал. Этот богомерзкий народец не должен находиться на православных землях, и его необходимо вернуть обратно в Польшу, откуда он появился. Или пусть едут в Порту и другие страны, что неважно. Югороссия должна стать русской и православной. Возможно, далее мы привлечём немецких переселенцев и иных европейцев, но только христиан.

— А татары? — вдруг уточнил Шешковский, — А ещё в тех землях хватает и христиан с иными магометанами, не относящимися к крымчакам.

Провожу рукой по горлу, показывая, как надо поступить с басурманами, чем вызываю оторопь Шешковского. Надо пояснить моё решение, на которое повлияли знания, полученные от Майора.

— Сами орды, кроме ханов и мурз, можно отпустить. Пусть перекочёвывают за Дунай или на восток. Решивших уйти к османам, мы лишим большей части скота, дабы кочевники перестали представлять опасность в будущем. Те, кто захотят присягнуть на верность России, получат земли для достойной жизни и сохранят своё имущество. Скорее всего, они переселятся в степи за Яиком, — по мере понимания мох слов, Шешковскому всё труднее удавалось сохранять спокойствие, — Всех христиан, замешанных в работорговле и поддержке походов крымских войск на Русь и Польшу — уничтожить, невзирая на возраст, будь то хоть младенец. Тех, кто верно служил хану, он не запятнан в столь постыдном занятии, ждёт дорога в Порту. Небольшую часть рабов и вольноотпущенников оставим, остальных переселим в другие губернии.