– Вот это порода! Даже мой третий муж тебе в подметки не годится, лысик. Но тариф голышом в три раза дороже. Так что либо соглашайся сейчас, либо проваливай.

Я медленно кивнул. Все-таки мировая бабуля.

Леся

В нашу с Бурой первую встречу он прокатил меня на своей машине. И это в восемнадцать-то лет! На все вопросы, откуда у деньги да дорогую спортивную тачку, он загадочно и довольно улыбался.

Я необычно себя чувствовала с новым Бурой. Он вел себя так самоуверенно, словно непрошибаемый Скала. Хотя у чернобурого не было никакой регенерации сверхов. Он, как и я, был от пары человека и оборотня, и иногда у таких полукровок, как мы, выявлялись слабые места. У меня это была плохая переносимость холода, у него – отсутствие сверхрегенерации.

В Заполярье он сначала себя берег, как фарфоровую вазу, а потом как с цепи сорвался. Стал лезть в самую гущу событий, да так, что не вылез из кабинета моей мамы. Кстати, она зачем-то до сих пор хранит его чашку, которую тогда завели. А папа часто интересуется, не связывался ли Бура со мной.

А теперь он вел себя так уверенно и раскованно, будто альфа.

Я решила, что не буду ничего спрашивать. Захочет, расскажет, где он был полтора года, почему молчал. Как заработал на такую хорошую жизнь.

Честно говоря, в моей голове творилось какое-то безобразие. Я все смотрела на профиль чернобурого и пыталась найти знакомые черты, но видела другого лиса.

– Что? Насмотреться не можешь? Девчонки часто западают на внешность, а потом ревут от характера.

Бура покосился на меня, открыл рот и закрыл, словно хотел возразить и передумал.– Ну да, издеваться и мотать нервы ты всегда мастерски умел, – припомнила я нападки парня в Заполярье. – Но ты хотя бы правду в лицо говоришь.

– Куда ты хочешь поехать? – Вместо ответа спросил он.

Я задумалась.

– На скалодром слабо? А то вдруг ты стал мажором и все силенки растерял.

– Спорим, я доберусь до вершины первым? – Запалисто возразил Бура.

Но в тот день мы так и не доехали до места назначения. Ему позвонила какая-то девушка, разревелась, и он, извинившись, отвез меня обратно.

Я обиделась.

Глупо, да. На друзей не обижаются за такое. У девы что-то случилось, он – ее парень, поехал на выручку.

Но мне так неприятно стало. Я снова ощутила это жуткое чувство, будто меня предали. Однако, непонятно, почему?

Бура мне не парень. Просто друг, который имеет привычку пропадать. Так что это я?

Неужели, он мне начинает нравится?

Я так испугалась этой мысли, что выскочила из машины Буры у дома Нины, даже не попрощавшись. После этого несколько дней чернобурый писал и звонил, а я не отвечала.

Я испугалась за свое сердце. Еще одного предательства я точно не вынесу. Нельзя, чтобы Бура мне нравился. Он же бабником стал!

Но в пятницу вечером раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазом – Бура.

Я нехотя открыла, а чернобурый завалился на меня, пачкая кровью.

– Что с тобой? – я затащила его внутрь, приложила к стене и быстро взяла тряпку со средством, чтобы стереть капли кровь у двери.

Из сумочки достала спрей, сбивающий запахи, и обработала зону входа. Закрыла дверь и занялась раненым лисом.

Когда твоя мама ветеринар, а по совместительству уже как девятнадцать лет весь клан городских лис латает, трудно не перенять многие навыки. Особенно, когда ты на подхвате была столько лет.

Я без аптечки вообще никуда не путешествовала. Быстро достала набор первой помощи из чемодана, в то время, как Бура доковылял до пола комнаты.

– Ложись на диван.

– Это же съемная. Кровью испачкаю

– Ложись, – твердо сказала я.

Бура посмотрел на меня одним глазом, но все же из последних сил забрался на диван.

– Ножевое? – удивилась я, глядя на рану в брюшной области.

Ни один сверх из папиного отряда, пусть даже полукровка, не допустит ножевого в живот. Реакция будет быстрее. А Бура проходил спецподготовку у отца, значит, не дал бы себя ранить. Если только это не тот, кому он доверял.

– Кто это тебя так?

– Помнишь реву-корову? – тихо спросил чернобурый.

– Ту самую, что не дала нам съездить на скалодром? Нет, не помню.

Бура усмехнулся, а потом вдруг побледнел.

Дальше было не до разговоров. Сейчас подлатаю, и к маме.

И тут Бура резко потерял сознание.

– Что с ним произошло? – Спросила мама шепотом, регулируя напор капельницы у чернобурого.*** Ветклиника Киры

Парень был светлее белоснежного постельного белья и выглядел, честно говоря, ужасно. Губы пугали синим отливом.

Я так испугалась за лиса, что у меня до сих пор тряслись руки. Я-то думала, что у Буры не глубокая колотая рана. Что я легко справлюсь с оказанием первой помощи, и мы тихонько доберемся до ветклиники мамы рядом с логовом лис.

Оказалось, что весь мой опыт, которым я так кичилась – пшик. Мама меня пять минут отчитывала за самонадеянность. За то, что не раздела пациента и не проверила на наличие других ран. А у Буры было несколько входных отверстий в попе.

Я знала, что мама ругает меня любя, но все равно было обидно. Иногда хотелось спросить, а не хотят ли они Буру усыновить. Слишком хорошо к нему относились.До пятой точки чернобурого, разумеется, я не дошла. И мама была права – если уж взялась оказывать помощь и возомнила себя врачом, то веди себя как врач. А я так: словно залатала боевого товарища где видела, и на том спасибо.

И папа со своей командой примчался тут же, стоило мне позвонить и рассказать о произошедшем. Видели бы вы глаза консьержки! Ее взгляд говорил о том, что без подробностей она меня обратно попросту не пропустит.

Даже сейчас отец так тревожился за лиса, что сидел на соседней койке и не спускал с него глаз. Все спрашивал: “Давно вышел с тобой на связь? Сколько вы виделись раз? Куда ездили? На чем он был: на своих ногах или на транспорте? На каком? Кто ему звонил? Что говорил?”

– Пап, да что случилось? Я словно на допросе.

– Парень во что-то вляпался. Надо вытаскивать засранца.Еще и пулю в задницу получил. – Папа покачал головой, глядя на лежащего без сознания Буру. – Ему только в плохие компании и входить. С его-то регенерацией!

– Пап, ну что сразу омрачаешь? Может, заработал.

– Ролики в Тук-Туке в Дубаях танцевал? Быстрее я блогером стану, чем в этом поверю.

Мама усмехнулась:

– Ну да, он не песец, чтобы во время гона танцевать с петрушкой в зубах.

Это она папу подкалывала. У полярных лис очень забавный природный инстинкт ухаживания. Я предпочитала в эти моменты переезжать в общак лис.

– Лесь, надо нам парнишу под свое крыло взять. Только на тебя надежда. Если сейчас его не вытащим, еще года три проживет, и будешь на его могилу ромашки таскать.

Папа говорил чудовищные слова. Дикие. Но я знала, что отец никогда ничего просто так не говорил. Всегда по существу.

Мама позвала меня в процедурную. Отвлекаясь на механическую сортировку поставки лекарств, я вяло отвечала маме на какие-то бытовые вопросы. Как я там? Что Скала? Ем ли я? Что ем? Тепло ли одеваюсь.

Я знаю, что им было трудно отпустить меня в свободное плавание, когда мне стукнуло восемнадцать, но я всегда возвращалась домой. Побуду в “командировке” и снова рядом.

И эти вопросы казались глупыми. Липучками. Надоели. Вечно одно и то же, словно о другом поговорить нельзя.

– Я сейчас. – Я решила выскользнуть в туалет.

И, проходя мимо палаты, вдруг услышала голос Буры:

– Пули? Да есть один бывший истинный, которому не понравилась моя свиданка с вашей дочерью.

Я застыла.

Что?

Зачем Саше нападать на лиса? Он живет себе спокойно в клане Бродячих. На него направлены сотни глаз. Почему? Не понимаю.

Я привалилась спиной к стене, превратившись в слух. Я уже давно научилась подходить так, чтобы меня не услышали и не увидели. Запах медикаментов хорошо мешал понять по аромату, что я рядом и подслушиваю.