– Хорошо хоть скоро домой, – проворчал он, прислонившись плечом к голой стене.

Чувствуя себя одиноким и непонятым, он вышел из номера и направился прямиком в бар.

Начал с двух стопок граппы, потом перешел к пиву.

Он все думал, думал и думал, пока голова не начала раскалываться от мучительной боли. Выпив залпом третий стакан светлого пива, Марио решил, что причиной загадочного происшествия в лесу Хойя-Бачу, от которого несколько часов спустя осталось довольно смутное воспоминание, стали грибы, которые он трогал.

Может, они ядовитые.

Может, они отравили его галлюциногенами.

Звучит не слишком правдоподобно и к тому же никак не объясняет поведение Мириам – последствия анестезии? – но если подкрепить это предположение львиной дозой алкоголя, то оно вполне сойдет, чтобы рассеять тревогу.

Да, Мириам.

Надо идти разбудить ее, скоро ужин…

Допивая четвертый стакан, он не мог отделаться от ощущения, что совсем не знает эту женщину, которая спит в их номере. Неприятное чувство вцепилось в него, как голодная бездомная собака, и не отпускало.

Ужин в переполненном ресторане был скучным и прошел в молчании, разговоры обрывались, не успев начаться.

«Продремав» три с половиной часа, Мириам встала с рассеянным и отсутствующим видом; поковырялась вилкой в неаппетитном на вид пюре, подперев подбородок рукой, выпила воды, обронила пару фраз о возвращении в Италию и о том, как она рада, что теперь у нее новые зубы, но лицо оставалось пустым, только иногда по нему пробегала судорога, из-за которой кривились губы и дергался глаз.

У Марио болело все тело, – твою мать, сколько же они прошли пешком? – он напился и выбрал удобную стратегию – если она не хочет говорить, ну, и пошла нахрен. Ему не привыкать к внезапным переменам настроения, она часто вела себя словно капризная девчонка.

Он съел слишком много жаркого и продолжал пить стопку за стопкой, надеясь едой и алкоголем притупить раздражение от молчания Мириам: с ней тоже наверняка что-то случилось в лесу Хойя-Бачу, но она не хотела ему рассказывать.

У каждого супруга есть свои скелеты в шкафу… – подумал он, опрокидывая в рот последнюю стопку граппы.

Скоро они вернутся домой, жизнь войдет в привычное русло, и все встанет на свои места, насколько это возможно в отношениях, которым уже не первый год.

Он поднялся в номер, лег в кровать и хотел было поприставать к Мириам – в боксеры упирался пенис, немного взбодрившийся от количества спиртного, – но она его оттолкнула, ворча и сворачиваясь клубком, как ежик; ее кожа показалась ему холодной, дряблой и на ощупь напоминала куриное филе из холодильника, поэтому он почти обрадовался, что она отказалась.

Всего два дня. Два дня – и ты будешь дома, ляжешь на диван и посмотришь футбол.

Ему приснилось, что он стоит на бетонной дорожке, на какой-то грязной румынской окраине, перед развилкой, а вдали – почерневшие дома вздымаются к небу до самых облаков молочно-белого цвета, как у женской груди.

Измучившись от необходимости принимать решение – он этого терпеть не мог – Марио пошел по дорожке, выбранной наугад; все предметы вокруг стали удваиваться, и он вдруг с ужасом обнаружил, что его ноги превратились в копыта, а он сам – в двухголового теленка, убитого отцом.

Потом за ним погналась стая бродячих собак; эти исчадия ада, рожденные в грязных подворотнях, тощие, злобные, с горящими красными глазами, свирепо лаяли и наскакивали на него со всех сторон.

Он почувствовал, как собачьи зубы терзают его плоть, как раздвоенные языки не спеша, с наслаждением лижут его внутренности, а горячая слюна смешивается с кровью. Он стал задыхаться и проснулся.

Мириам спала без снов.

Словно камень, бревно, гриб, словно грязные пятна мха в глубине оврага, куда нога человека не ступала веками.

А может быть, никогда.

Такое выражение лица Марио видел впервые.

Изумление. Замешательство. Злоба. Усмешка.

Гамма выражений, быстро пробегающих по лицу, будто каждую мышцу сводит судорогой.

Так выглядела медсестра, когда открыла дверь в кабинет, где он оставил Мириам десять минут назад.

– Синьор, – спросила девушка, лицо которой потемнело и стало землистым, – не уделите нам минутку?

Все еще не отошедший от похмелья, он зашел в кабинет.

И увидел, что у врача, делавшего жене операцию, началось что-то похожее на нервный тик.

– Что случилось?

В кресле с открытым ртом лежала Мириам и смотрела на лампу, качавшуюся у нее перед носом, как фантастический паук.

Стоматолог пробурчал пару фраз на румынском, терзая свой подбородок, а потом ответил вопросом на вопрос:

– Это что, шутка?

– В смысле?

На несколько минут в кабинете повисла недобрая тишина.

– Импланты…

– Какие-то проблемы?

– Импланты… Их нет. Они исчезли.

Мир сжался вокруг Марио, и тот на несколько секунд оказался в узком коридоре из листьев, по которому выбирался из леса Хойя-Бачу; его бросило сначала в холод, потом в жар, а яички съежились, словно перепуганные зверята.

– Что?.. Вы шутите? Мириам?

Она чуть-чуть приподняла голову, на лице появилось выражение, как у ребенка, который знает, что напроказничал. Стоявшая чуть в сторонке медсестра грызла ногти.

Врач схватил Марио под локоть, подтолкнул к креслу и попросил Мириам открыть рот.

Он объяснил ему все подробности установки имплантов. Какие процедуры они проводили, какие материалы использовали, где разрезали десны и сверлили кость.

Все то, от чего не осталось и следа.

Будто Мириам никогда не делали операцию, будто она вообще не обращалась в эту клинику. Марио прокрутил в голове последние двенадцать часов, которые прошли после их возвращения из леса Хойя-Бачу, и вспомнил, что жена почти не говорила и не улыбалась.

Врач закончил казавшееся бесконечным объяснение и, нахмурив брови, с ледяной улыбкой спросил:

– Скажите правду… Вы журналисты, изучаете «стоматологический туризм», как вы его называете, да? Знаю, в Италии на эту тему много спорят… Вы из этой новостной передачи?

– Что? – растерялся Марио, который ничего не понимал. Или не хотел понимать. Импланты действительно были, он видел их своими глазами. А теперь что же – испарились? Это немыслимо. В голове звучали только два слова: Хойя. Бачу. Хойя. Бачу.

Врач фальшиво засмеялся, как будто все про них знает, а потом снова засыпал вопросами.

– У вас где-то здесь скрытые видеокамеры? Эта женщина – сестра-близнец той, которой мы сделали операцию, да? Вынюхиваете тут все, да?..

Обстановка сразу накалилась. Обескураженный Марио перешел в контратаку и стал утверждать, что их обманули, что жену обкололи наркотиками, а операцию ей никогда не делали. Врач угрожал вызвать полицию и передать дело в суд, если ему сейчас же не объяснят, что здесь происходит.

У вставшей с кресла Мириам было такое лицо, как будто она смотрела скучный фильм.

Перебранка не прекращалась минут пятнадцать. Наконец загнанный в угол Марио, которого уже затрясло от перевозбуждения, рявкнул:

– Мы уходим! И платить не собираемся!

Медсестра разразилась проклятиями на румынском языке, злобно тыча пальцем в сторону Марио и Мириам. В какой-то момент напряжение дошло до такого уровня, что ссора угрожала перерасти в самую настоящую драку.

Все закончилось мирно только благодаря вмешательству двух сотрудников «Дентики», сумевших всех успокоить, и мужчины в модном двубортном пиджаке с телом культуриста и наушником в ухе, который одним взглядом предупредил Марио, что не стоит делать то, о чем придется пожалеть.

Они договорились.

– Давайте так. Вас здесь никогда не было. А если по телику покажут какую-нибудь программу, мы подадим в суд, можете не сомневаться. Уходите, – сказал пижон, а врач и охранники согласно закивали.