- Гадко как, - Надя уткнулась в мужнино плечо.

   - Нормально, - отозвался он. - Мы привыкли.

   - Все равно гадко, - упрямо прошептала она и затихла. - Значит мне сегодня в храм идти нужно? - спросила через некоторое время.

   - Ехать. Мэдок тебя отвезет, а Мардж посидит с девочками. Я…

   - Ты уже обо всем договорился, - засмеялась Надюшка куда-то в мужнину шею.

   - Да, - смущенно закашлялся он.

   - Значит я должна забрать у отца Бенедикта гранийскую тетеньку?

   - Не совсем. Для начала ты обговоришь с ним подробности церемонии. Выяснишь, что одеть, куда идти, о чем говорить, и как низко кланяться. Потом посмотришь на служанку и договоришься с ней о работе.

   - А если она мне не понравится? Могу я от нее отказаться?

   - Можешь, - подумав, разрешил Доу. - Неволить не буду.

   - Вот и ладушки, а теперь отпусти меня. Пора вставать.

***

- Что-то ты сегодня грустненькая, - обсудив погоду и урожай, Мэдок сначала долго молчал, а потом сунул Надюшке пирог с мясом, - бледненькая и замученная. Можешь не отвечать, главное кушай.

   - Ладно, - поблагодарив заботливого соседа, улыбнулась Надя. - Не буду отвечать, буду спрашивать.

   - Давай, - согласился Мэдок.

   - У нас свадьбы по осени играют, а у вас?

   - У нас тоже. Ну, кроме некоторых исключительных случаев. Таких, как твой или принцессы Оливии, - проницательно блеснули глаза старого палача.

   - А с ней-то что? Тоже под закон попала?

   - Ну ты даешь, девочка, - погрозил пальцем Мэдок. - Смотри не ляпни этак вот. Да… - он расправил усы, словно время тянул. - А собственно… Ладно, слушай. Дофин наш, храни его Единый, должен был жениться аккурат после праздника урожая, в месяц сытой луны. Смекаешь?

   - Вы про болезнь соседского короля?

   - А болезнь ли это? - Мэдок задумчиво посмотрел в летнее небо. - И наследники у красавчика Робера тоже… Короче, со свадьбой торопиться надо. И не делай такие глаза, детка. То, о чем ты только что узнала, обсуждает каждая торговка на рынке, каждый выпивоха в кабаке, каждый…

   - Я поняла, поняла! - замахала на него руками Надя.

   - А все почему? Да потому что они дома не сидят безвылазно! Они с людьми общаются, себя реализуют! Одна ты…

   - Так уж и одна.

   - В нашем клане одна! - отрезал сосед. - Вот Лаванду ты же приставила к нужному делу, заставила Магнуса ей мастерство передавать семейное. И сама могла бы красоту в домах наводить. Сначала у нас, а после еще у кого-нибудь.

   - У меня дети…

   - Дети, они у всех! Нечего тут, - отвернулся Мэдок. - И дети, чтоб ты знала, не помеха, а стимул. Жизнь прожить так, чтоб они гордились матерью, так то.

***

Несмотря на то, что службы в храме проводились не каждый день, дел у отца Бенедикта было много. На его плечи ложились и заботы о сиротском приюте, и о лазарете, окормление клана, а кроме того и те, кто угодил в казематы крепости Арнорак тоже были под его рукой. Ибо и они дети Единого.

   Вот и сейчас святой отец аки пчела трудился на ниве божьей.

   - Подождем, - Мэдок галантно предложил своей спутнице руку. - Ну а что? - хохотнул, видя ее удивление. - Мы тоже в хороших манерах понимаем.

   - Нисколько в этом не сомневаюсь, - согласилась Надя.

   - Первым делом в святилище зайдем, поклонимся родимым косточкам, а там и отец Бенедикт освободится.

   - Ага, - поникла Надюшка, у которой не было никакого желания лишний раз любоваться на черепочки, позвонки и прочие берцовые лопатки родственников со стороны мужа. Как-то это было неприлично что ли. Словно норовишь увидеть запретное, если не сказать, неприличное в своей обнаженности. Но делать было нечего. Оставалось только смириться.

   А вообще официальная религия Алеены Наде нравилась. Была она мудра в своей незамысловатости. Единый он был действительно един. Добрый отец своим детям. Тот, кто всегда простит, поймет и поможет, даже если пожурит или накажет поначалу. И не нужны ему были обряды навроде инициации, крещения и всякого другого приобщения к вере. Ведь Единый принимал всех. И всех же защищал от козней своего извечного врага - Рогатого.

   А еще Наде нравилось, что не было в этой религии ада и рая. Вернее ад был, и располагался он на земле. Именно сюда отправлял Единый провинившиеся души, чтобы они, хлебнув горя и несчастий, вернулись к нему очищенными и осознавшими. И тогда уж могли такие душеньки оставаться возле отца своего, вкушая радости и вечную жизнь. Но если посещение земной юдоли не принесло желаемого результата, грешник отправлялся на перерождение. И так раз за разом до полного просветления.

   - Простите, что отвлекаю от молитвы…

   - Что? - вздрогнула задумавшаяся Надя. - Извините, я не расслышала.

   - Меня зовут Джессика Милн. Отец Бенедикт сказал, что вы можете дать работу. Поэтому осмелилась… - женщина запнулась и замолчала.

   - Да, верно, - Надюшка ободряюще улыбнулась. - Только я думала, что он сам познакомит нас.

   - Святой отец совсем скоро освободится, - оправдывалась Джессика, - и конечно подтвердит мою личность. А я… я решилась поговорить с вами наедине, чтоб рассказать о своих обстоятельствах. Если можно конечно. Только давайте выйдем на воздух, вести подобные разговоры в храме невместно.

   - С удовольствием, - согласилась Надя, которая на год вперед насмотрелась на 'родные косточки.'

   Да и миз Милн ей понравилась. Было в ней что-то располагающее, а еще цепляющее. Опрятная миловидная худощавая до прозрачности, до какой-то щемящей трогательности. И глаза, бездонные полные боли, ожидания и надежды глаза.

   - Понимаете, мне очень нужна эта работа, - идя вдоль стены, сложенной из останков казненных, - жаловалась гранийка. - Вернее любая… Так получилось, что именно от меня зависят жизни сестры и племянников. Поэтому я и согласилась! Только поэтому! Вы должны понять меня! - она остановилась в дверях святилища и требовательно посмотрела на Надю.

   - Да, да, я понимаю, - согласилась немного напуганная таким напором та и даже отступила на пару шагов вглубь храма.

   - Спасибо! - на лицо Джессики набежала было тень, а потом она сменилась слепящей радостью. - Мне было важно услышать от вас это!

   Сказав это, она крепко взяла Надюшку за руку, с силой сжала ее ладошку…

   - Ой, - вскрикнула Надя, почувствовав резкую боль. - Что это? - она с удивлением посмотрела на бегущую по пальцам кровь.

   - Приглашение к Единому, - спокойно ответила гранийка, как-то по-особому поворачивая кольцо на руке. - Сейчас вместе пойдем.

   Она говорила что-то еще, но Надюшка уже не слышала. Ее накрыла тьма.

***

Тьма была теплой мягкой и уютной, будто бы бархатной, а еще звездной.

   - На бабулино выходное платье похоже, - подумала Надя.

   Стоило ей вспомнить бабушку, как она возьми да и появись. Стоит посреди звездной пропасти и ногой, обутой в тапочки с помпонами, притоптывает нетерпеливо.

   - Ну, допрыгалась, коза? - спрашивает грозно. - А ведь я тебя предупреждала! Про врагиню и вообще!

   И такая она сердитая. И, главное, скалку из-за спины достает.

   Тут на Надюшкино счастье появляются еще двое: мужчина и женщина. Он красивый статный, на молодого Кторова похож, улыбается знакомо. А она полненькая милая, кудряшки белые поправляет, волнуясь, и глазами карими смотрит виновато.

   - Уймись, Аннушка, - смеется красавец и берет бабушку под руку. - Не пугай внучку.

   - Дед? - неверяще спрашивает Надюшка. - Какой ты оказывается!.. Прям, ух!

   - А то, - горделиво поводит плечами тот и поворачивается к жене. - Благословляй внучку, Аннушка, и пошли. Ей тут есть с кем побеседовать.

   - Счастья тебе, детка, - откликается та, враз растеряв сердитость, - сынков здоровеньких и жизни долгой.

   Проговорила этак вот и растаяла вместе с дедом. А блондинка осталась. Стоит, фартук теребит.