– Начинаем девятый тур кастинга! – раздался голос Саби сквозь шум дождя.

Никто не принял участия в девятом туре.

Дождь лил без остановки. Вода начала собираться на поверхности земли. Сидевшие на ней путники были вынуждены подняться и ходить туда-сюда.

Я глубоко задумался над словами Мачона, стараясь так и сяк собрать в одно целое три фрагмента сложнейшего пазла.

Члены жюри – это мы сами? Представить себе собственное будущее, от которого мы отказались? Мы захотим сказать себе что-то? В таком случае тринадцать членов жюри ~ это души оказавшихся здесь путников?

Я вспомнил судей, не произносящих ни слова. Из-за капюшонов их лица невозможно было разглядеть, но от них веяло безмерной мрачностью и тоской. Мне пришла в голову мысль, что наши судьи есть воплощение того, как выглядят души тех, кто не смог преодолеть на своем жизненном пути трудности и невзгоды, выбрав добровольный уход из жизни.

Есть ли среди этих тринадцати судей и моя душа?

Должна быть, если пазл собран правильно. Когда я подумал об этом, мое сердце бешено заколотилось, словно желая выпрыгнуть из груди. Мне захотелось увидеть вблизи покинувшую меня частичку моего «я», мою бессмертную душу.

Дождавшись, когда закончится дождь, я пошел к тому месту, где находились судьи, стараясь не попадаться на глаза Мачону и Саби. Члены жюри сбились в кучку, вглядываясь в залитую водой равнину. Я стал пристально всматриваться в их лица, наполовину скрытые капюшонами. Они все до единого были напряжены и лишены каких-либо эмоций.

– Простите, а кто из вас мой судья? – осторожно поинтересовался я.

Один из них слегка приподнял подбородок. В этот миг мое сердце радостно затрепетало в груди.

– Вы знаете меня?

Мне хотелось убедиться, что этот судья на самом деле является некой частью меня самого.

– …

– Я спрашиваю, вы знаете меня?

– …

– А вы случайно не На Ильхо?

Судья не ответил. Я пристально сверлил взглядом нижнюю часть его лица, оставшуюся неприкрытой капюшоном. Нос картошкой, пухлые губы и мягкая линия подбородка были очень схожи с моими. Но мне показалось бесполезным расспрашивать его дальше, и я отвернулся, чтобы уйти.

– Эй, Ильхо! – Мёнсик, бесцельно бродивший неподалеку, увидел меня и очень обрадовался. Он с радостью пожал мне руку.

– Дружище, говорят, ты вернешься в свой привычный мир? Мол, подтвердилось, что ты умер по ошибке, спасая Дохи? – он был очень взволнован.

– Кто вам сказал?

– Какая разница, кто сказал? Все знают об этом. Как здорово! Послушай меня. – Он повел меня в уединенное и тихое место. – Выполни одну мою просьбу. Если ты вернешься, пожалуйста, сходи к тому старику. Тому самому, который не получил зарплату. Я боюсь за него. У меня нехорошее предчувствие, что он сделает что-нибудь с собой. Ну сам посуди, здешние места ведь явно не курорт? Если бы я знал, что попаду сюда, ни за что бы не умер. Ты пойди и скажи ему, что нечего делать глупости, пусть проживет свой срок до конца, ему и так недолго осталось. Постой, дай вспомнить его адрес.

У меня защемило сердце при взгляде на Очкарика, обхватившего голову руками в попытках вспомнить адрес. Он действительно очень хороший человек, просто характер у него вспыльчивый. Если бы он полностью прожил отпущенный ему срок, боролся бы за бедных и обиженных, поддерживал бы их. Мне стало невыносимо жаль того времени, которым он не воспользовался.

– Вспомнил, вспомнил! Маха-дон, вилла Чинчжу, строение А, квартира сто один.

– Как было бы хорошо, если бы вы занимались политикой! – эти слова вылетели у меня машинально, но в тот же момент я понял, что они соответствуют истине.

– Политикой? Это я-то?

– Мне кажется, вы жили очень бедно и трудно. Тем не менее вы понимаете тех, кому еще труднее, заботитесь и утешаете их. И даже после смерти беспокоитесь о других. Я вдруг подумал, как было бы хорошо, если бы такие люди, как вы, становились политиками. А если бы вы стали президентом, было бы еще лучше.

– Тьфу ты, ну и чушь. Терпеть не могу политику. Ну так что, выполнишь мою просьбу? Кстати, когда ты возвращаешься? Желательно навестить его побыстрее, пока старик не наложил на себя руки.

– Я и сам не знаю. Но если вернусь, обязательно выполню вашу просьбу.

Мёнсик так много раз благодарил меня, что я начал беспокоиться о том, как мне будет неудобно перед ним, если у меня не получится вернуться.

– А вы не беспокоитесь о дальнейшем? – Искренне посочувствовал я ему.

– О чем?

– Остался всего один тур кастинга.

– Не имеет значения, один или два. Все равно никто не победит. – Казалось, даже он потерял надежду.

– Не боитесь, что вам придется скитаться здесь тысячи, нет, миллионы лет?

– Конечно, боюсь, – он отрешенно смотрел вдаль на безжизненную равнину, залитую водой. – Но что поделать? Дело уже сделано, назад дороги нет. Ведь разбитый горшок не склеить.

Бедняга ненадолго замолчал, задумчиво потирая руками лицо. Там, где по лицу прошлись руки, синева превратилась в черноту.

– Бесполезно сожалеть о том, что сделано. Но если бы я мог повернуть время назад, то ни за что не сделал бы подобного выбора. Всегда можно найти выход, если захотеть, во всем виноват лишь мой проклятый характер. Не забудь о моей просьбе.

По лицу Мёнсика пробежала тень, когда он говорил о том, что сожалеет о своем выборе. Он сидел, не двигаясь, погрузившись в свои мысли.

Когда я вернулся на свое место, меня схватила за руку Кусыль. Я догадался, что она каким-то образом узнала о моем возможном возвращении.

– Ильхо, говорят, что ты возвращаешься?

Я больше не стал спрашивать, откуда она об этом знает. Теперь это было совершенно неважно, да и перестало быть тайной. Однако во мне начало расти беспокойство, что шансов на мое возвращение становится все меньше и меньше.

– Давай поговорим!

– Наедине? Как скажешь! – Я пошел вслед за ней.

– Будь добр, выполни одну мою просьбу. Я тебя не просто так прошу. Я отблагодарю тебя.

– Отблагодаришь?

– Да. У меня довольно много наличных денег. Ты сможешь забрать их себе. Я дам тебе свой адрес. В моей спальне стоит сейф. Ах да, нужно сказать тебе пароль.

Неужели люди после смерти теряют рассудок? Одна просит написать письмо от ее имени, вторая предлагает залезть к ней домой и забрать деньги!

Ну допустим, что я оживу и вернусь домой. Не знаю, чего от меня хочет Кусыль, но допустим, что за это она разрешит мне забрать деньги из сейфа. Но разве будет правильно, если я проникну в ее квартиру? Кажется, есть закон о неприкосновенности жилища. Да и сейф трогать страшновато. Кто поверит мне, что такова была воля покойной? Меня примут за сумасшедшего, как пить дать. Ох, даже если удастся вернуться в мир живых, меня просто посчитают призраком или шизиком.

– Денег не надо. Что ты хочешь? – Я решил выслушать всех, раз уж так получилось.

– Сходи к нему.

– К нему? К тому типу, с которым ты встречалась семь лет?

– Да.

У нее под глазами появились темные круги. Я узнал настоящую причину, из-за которой Кусыль добровольно выбрала смерть. Это был ее любимый.

– После глубоких размышлений я поняла, что не была им полностью довольна. У меня тоже были периоды охлаждения к нему, а с какого-то момента и разочарование. Но, несмотря на это, я считала, что по-прежнему люблю его, и не хотела признаваться самой себе, что охладела. Я думала, что если разлюблю его, то все воспоминания, которые я считала прекрасными, чудесными, превратятся в ложь. В самом начале нашей любви я пообещала себе, что мое чув-ство к нему сохранится до самой смерти. Оказывается, больше всего я боялась не его измены, а своего изменившегося чувства к нему.

– Мне правда очень жаль. Если ты разлюбила его, надо было откровенно сказать: ты мне тоже надоел!

– Вот именно. Если бы в тот день, когда он пришел ко мне, я могла пересмотреть свое отношение к нему! Я бы не стала так отчаиваться и страдать от уязвленного достоинства, от того, что он бросил меня, и не сделала бы такой страшный выбор. Но как все-таки здорово, что ты можешь вернуться. Ведь у меня появился шанс выразить свои чувства.