Индонезия, кроме золота и серебра, может быть полезна алмазами, медью, никелем, оловом, цинком, хромом, марганцем, молибденом, серой, фосфоритами.
Бирма располагает, помимо золота и серебро, свинцом, цинком, вольфрамом, оловом, никелем и драгоценными камнями. Между прочим, бирманские рубины и сапфиры считаются одними из лучших в мире.
Филиппины, опять же, золото, серебро, медь, цинк, кобальт, хром, никель.
В Лаосе, кроме золота, есть платина, серебро, медь, олово, марганец, свинец, сурьма, драгоценные камни.
Это — не считая того, что в регионе действительно имеется нефть: в Индонезии, Вьетнаме, в Бирме, Малайе. Помимо недр, на поверхности тоже хватает ценного. Взять хотя бы повсеместно распространённый шеллак. В Индонезии, Малайе, Бирме, на Филиппинах, во Вьетнаме и в Камбодже расположены огромные плантации каучука, дефицит которого испытывает Советский Союз.
В нашей истории Вьетнам, Бирма, Малайя и Филиппины во Второй Мировой войне были единственными странами, кроме Балкан, где коммунисты смогли создать свои армии. А во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже успешно воевали за власть. Причём, в первых двух странах даже в нашей истории правительства продолжают оставаться на позициях, близких к коммунистическим. Но и на Филиппинах вплоть до 1956 года, в Малайе и Бирме вообще до 1989 года, несмотря на поражение в борьбе за власть в целом, они воевали серьёзно, и при соответствующей поддержке могли бы стать правящей силой. Компартия Индонезии с 1945 года до разгрома в середине 60-х быстро росла и имела хорошие шансы прийти к власти. Если бы её руководство не совершало ошибок, не ввязывалось в авантюры в 1940-е годы и, как выразились вы, товарищ Сталин, не полагалось на «продажных буржуазных националистов». Так что, как нам кажется, с правильной помощью СССР, Юго-Восточная Азия вполне может стать социалистической почти вся. И, в отличие от зачуханной Восточной Европы, где всё держалось на наших штыках, а едва могущество Советского Союза упало, тут же переметнулась к нашим противникам, сохранит не только социалистический строй, но и чувство благодарности к советским людям и нашей стране.
— Зачуханная Восточная Европа, вы говорите? — усмехнулся Сталин. — Ну, хорошо. Но что именно вы предлагаете?
— Надо, чтобы местные коммунисты подготовились к японской оккупации 1941−42 годов и к волне репрессий от колониальных властей после начала боевых действий в регионе. Предупредить об этом коммунистов Индонезии, Малайи, Индокитая и Филиппин. Установить контакты Коминтерна с недавно созданной компартией Бирмы. Кстати, у нас имеются сведения, что глава компартии Малайи Лай Тек является агентом полиции. До 1934 работал во Вьетнаме на французов, потом в Малайе на англичан, а с 1942 будет работать на японцев. В нашей истории его раскрыли в 1946, и он сбежал, прихватив партийную кассу.
К началу японской оккупации компартиям в Юго-Восточной Азии необходимо уйти в глубокое подполье, добывать оружие, готовить боевые отряды. После нападения японцев, когда власть колонизаторов начнёт рушиться, нападать на тюрьмы и полицейские архивы, освобождать своих сторонников и уничтожать полицейские документы на партийцев. После прихода японцев создавать партизанские отряды в лесах и горах, сманивая туда молодых парней и девушек: первых пугая отправкой на японские каторжные работы, а вторых — отправкой на работу в японские бордели. Всё это чистейшая правда, в нашей истории так и было. Предупреждать крестьян, чтобы прятали продовольствие от японских реквизиций.
Самих японцев не стоит трогать до конца войны, чтобы американцы не разбили их раньше времени, и только к концу войны начать уничтожать их самых замаранных прислужников. Особенно — из числа тех, кто симпатизировал прежним колонизаторам: те после возвращения колониальных властей немедленно станут активными борцами с коммунизмом. Завоёвывать симпатии сельского населения, уничтожать всех, симпатизирующих Западу и известных враждебностью к СССР и коммунизму. Срывать попытки создания прозападных вооружённых отрядов и групп сопротивления. И готовиться к захвату власти, когда власть японцев начнёт рушится, а также к недопущению возвращения прежних колониальных хозяев.
8
Осколок был огромный. Полноценное донышко 150-мм снаряда. И хорошо, что он ударил именно в каску и при падении сверху, иначе бы оказался Виктор «трёхсотым», как говорят «добровольцы». А так — провалялся без сознания несколько минут. Ну, сотрясение мозга заработал, ну нос расквасил, когда от этого удара мордой землю клюнул.
Челноков за время, пока старший лейтенант лежал в беспамятстве на одних руках сумел до него доползти.
— Я думал, тебе, командир, шею сломало этой железякой. Но нет. Смотрю — дышишь, и пульс на сонной артерии прощупывается. Значит, ещё повоюем!
Повоюем… Почти час пришлось ждать, когда немцы, пытавшиеся оказать помощь тем, кто на артбатарее уцелел, уберутся. За это время и бой около Козино закончился. Чем закончился — непонятно. То ли отбили, деревню, то ли не отбили. Но те самые пятьдесят метров до узкого языка леса они по луговине переползли, когда фрицы, бродившие по разгромленной артпозиции, убрались.
И вовремя переползли. От аэродрома новые солдаты попёрлись. Так что теперь, лёжа в неглубокой воронке от снаряда, оставшейся после прошлогодних боёв, можно было куда менее осторожно выглядывать.
— Ты чего смеёшься, Алексей? — поймал улыбку Челнокова командир роты.
— Ну, и рожа у тебя, Шарапов!
Бредит, наверное, если чужой фамилией назвал.
— Я не Шарапов, я Юдин.
— Я знаю, товарищ старший лейтенант. У нас ТАМ фильм был очень популярный. Про то, как в Москве после войны банду ловили. И одному из героев лицо сильно порезало осколками стекла. Вот, про него так его товарищ сказал. А ты не краше того Шарапова: грязь, кровь, копоть на физиономии…
— Слушай, а почему вас добровольцами зовут?
— А мы и есть самые настоящие добровольцы. Там, у нас, тоже война сейчас. Не такая жуткая, как у вас. С фашистскими выбл*дками из числа бывших «братьев», объявивших, что теперь они нам никакие не братья. Помимо мобилизованных и призывников воюют ещё и те, кто добровольно в армию завербовался. Говорили, что тысяч шестьсот завербовалось, а там, всего на фронте столько народа. Но некоторым, как мне, например, предлагали не на ту войну, а сюда отправиться. Так что, как мне кажется, под сотню тысяч наших тут, у вас, точно либо воюет, либо помогает вам новую для вас технику или станки осваивать… Слышишь, Юдин? Похоже наши решили в контратаку пойти.
Раненый был прав: сначала с востока донеслись взрывы снарядов, а потом долетели глухие раскаты выстрелов орудий, бьющих откуда-то из-за Днепра. Рёв двигателей «Катюш» слышно не было, но на фронте по звуку быстро учишься, что именно взорвалось, а палили, в том числе, и из этих реактивных установок.
Вряд ли фрицы за такое короткое время успели окопаться, так что побежали после массированного артналёта, да ещё и «с добавкой» эрэсов. Юдин слышал, что существует запрет применять при обстреле врага меньше, чем дивизион установок БМ-13. Так что досталось гитлеровцам знатно, вот они и не выдержали контратаки.
Да вот только отходили они той же дорогой, что и пришли. Не все, правда, именно той же, вдоль кладбища. Очень неполное отделение при пулемёте не стало переходить через Дрёсну, а так и драпало по правому берегу ручейка. И если бы Виктор с Челноковым всё-таки не перебрались в лесок, то их первым делом кончили бы. А так… Если в рощицу не сунутся, то, кажется, удастся наших дождаться. Вон они, перебежками наступают из-за того, что откуда-то из Богородицкого тявкает миномёт.
Алексей, правда, снова зубами скрипит и стонет.
— Укол отходить начал. Ты, товарищ старший лейтенант, не пугайся, если я вырублюсь: от боли это.
Вот ведь зараза! И помочь ему нечем, использовали они последний шприц с обезболивающим.
И надо же было немцам всего-то в сотне метров от них залечь. «Машиненгевер» бьёт короткими очередями, немецкие карабины тявкают одиночными выстрелами, а сами фашисты башками вертят, явно намереваясь после остановки сюда, в лесок шмыгнуть. Один красноармеец, срезанный очередью, всплеснул руками, другой мешком в траву рухнул.
