А ещё пора было узнать, что там с моей магией. Дар-то я чувствовал, любой дурак бы догадался, что в актовом зале сработал именно он. Но понять бы ещё, каков этот дар и как им пользоваться.
В здании лицея стояла непривычная тишина. В коридорах не горел свет, даже охраны не было видно. Похоже, новость о смерти императора всерьёз пошатнула даже требования безопасности. И это в военном лицее! Что же творится сейчас в гражданских школах⁈
Где искать мага с артефактом, я не знал, но догадывался. Так что, поднявшись на второй этаж, добрался до двери в учительскую. За перегородкой слышались приглушённые голоса. Определить, кто конкретно говорит, было трудно.
Постучавшись, я повернул ручку и вошёл внутрь, не дожидаясь приглашения.
— Воронов? — подняла на меня взгляд замдиректора по воспитательной работе. — Ты чего здесь забыл?
Рядом с ней сидел наш преподаватель физики, такой же бледный и растерянный. Как много людей переживает за императора. Впрочем, не удивительно — в сословном обществе мы все зависим от монарха.
— Мне нужна повторная инициация, сказали явиться через час, — пожав плечами, ответил я, разглядывая потерянное лицо сотрудницы лицея. — Где мне артефакт искать с магом?
Она вздохнула, беря себя в руки. Было заметно, что возвращение к простым вопросам помогло ей собраться.
— А ты на линейке был? Слышал, что произошло, Воронов? — спросила она. — Ты понимаешь, что государь император погиб?
Мне, конечно, было жаль императора, но как его гибель должна помешать мне пройти инициацию, не понял. Ну не родня же он руководству лицея? Жизнь не закончилась, небо на землю не рухнуло.
И бюрократам будет чхать на то, почему у меня нет подтверждения дара. Меня просто не примут в академию, и все усилия моих родителей окажутся потраченными впустую.
Удивительно, но имея за плечами целую жизнь в другом мире, я всё равно воспринимал Вороновых именно как свою семью. А потому подводить их не мог — за своих я привык всеми силами держаться и бороться. Семья — это святое.
— И как же мне теперь быть? — спросил я, не сводя взгляда с заместителя директора. — Меня же без документов о прохождении инициации не примут в академию.
— Держи свои документы! — она порылась в ящике стола и протянула мне какие-то бумаги в пластиковом файлике.
— А как же дар? — удивился я.
— Записали, что средний, — пояснила замдиректора. — Большого у тебя в любом случае быть не может, скорее всего, маленький, так что повезло тебе. Теперь точно в академию примут.
— Но…
— Иди уже, Воронов! Не до тебя!
Спорить я не стал и быстро покинул помещение.
Всю дорогу до дома прокручивал в голове произошедшее со мной на инициации и, признаться, совершенно забыл о том, что страна лишилась императора. На улицах было непривычно тихо, позакрывались многие кафе, никто не смеялся, не шумел, Екатеринбург казался каким-то неживым. Впрочем, я на это даже и не обратил особого внимания. И лишь дома, когда дверь открыла испуганная сестра, я вернулся в реальность.
— Что случилось? — спросил я у Кати.
— Так император же… — попыталась объяснить сестра.
Вот уж не думал, что она так расстроится от этой новости — на Кате просто не было лица.
— Не переживай, — сказал я. — Такое бывает, но жизнь продолжается. Не стало этого, будет другой. Король умер, да здравствует король и всё такое…
— Папа на кухне пьёт водку, а мама в спальне плачет, — всхлипнув произнесла сестра, и теперь мне стало понятно, почему у неё такой вид на самом деле.
А ещё мне не верилось, что мать будет плакать из-за императора, видимо, причина для слёз была другой.
— Отец напился и что-то учудил? — уточнил я, скидывая туфли в прихожей.
— Нет, просто пьёт.
— А мама почему плачет? — спросил я, повесив китель на плечики.
— Боится, что папе станет плохо с сердцем.
Я выдохнул — всё не так уж и плохо, как мне сначала показалось. Закончив раздеваться и сказав сестре, чтобы не боялась и не переживала, я первым делом направился в спальню.
— Ты же слышал, да? — спросила меня мать, едва я вошёл в комнату.
— Слышал, — ответил я, подходя ближе и обнимая её. — Отец давно пьёт?
— Часа три как, — всхлипнула мать, привычно погладив меня по голове. — Начал сразу после того, как в новостях увидел сюжет о гибели императора.
— Сейчас перестанет, — пообещал я и отправился к отцу.
Зайдя на кухню, увидел следующую картину: за столом сидел отец, изрядно пьяный и невероятно расстроенный. На столе стояла початая бутылка водки, пустая рюмка и тарелка с нарезанной толстыми ломтями колбасой — явно отец рубил её, уже будучи изрядно выпившим. Больше никакой закуски не было. Видимо, начал так, а потом проголодался. На полу рядом со столом сиротливо пристроилась уже пустая бутылка.
Нельзя сказать, что отец никогда не выпивал — случалось. Но в основном вино по праздникам, летом пиво под рыбку, да шампанское на Новый год. Мог и водку, но обычно рюмку — две — когда совсем уж неловко было отказать в гостях. А чтобы вот так — такое я видел впервые. Но с другой стороны, и императора на моей памяти впервые на даче мертвым находили. А для отца император был… я даже и не знал, с чем сравнить.
Отец поднял на меня взгляд, вздохнул и пожал плечами. Получилось красноречиво.
— Может, уже хватит? — спросил я, проходя к столу. — Мама переживает за тебя, боится, как бы тебе плохо не стало.
— Нет больше государя нашего Михаила, — произнёс отец, проигнорировав мои слова. — Оставил нас император. Не уберегли.
— Я в курсе, — кивнул я. — Но давай-ка завязывай с водкой, пока ты нас не оставил.
Получилось грубовато, но с пьяным по-другому никак. Пьяному надо прямо и в лоб, чтобы наверняка понял. В этом я был уверен — опыт прошлой жизни сказывался. Впрочем, отец оказался, судя по довольно внятной речи, не таким уж пьяным — выглядел он значительно хуже, чем чувствовал себя. Он снова вздохнул и сказал, даже, скорее, простонал:
— Не уберегли…
Я сел напротив, пригляделся к отцу.
В какой-то момент у меня даже возникла мысль, а могу ли я теперь называть его так? Но мысль эту я прогнал.
Василий Петрович Воронов был отцом Игоря Воронова. Он был моим биологическим отцом, он меня вырастил и воспитал. Это не подлежало никакому сомнению. Безусловно, теперь, когда ко мне вернулись воспоминания о моей другой жизни, я понимал, что жизненный опыт Игоря Хоромова гораздо богаче, чем опыт Василия Воронова, но передо мной сидел отец.
И его надо было спасать. Мать была права — алкоголь в большом количестве мог убить отца с его больным сердцем. А мне этого не хотелось, мне было жаль отца.
А ещё, глядя на водку, мне, точнее, Гарику Хоромову в моём лице, очень захотелось хряпнуть стаканчик после всего пережитого в лицее. Потому как ещё неизвестно, кто испытал сегодня больший стресс — отец или я.
Решив убить одним выстрелом, точнее, одним стаканом, двух зайцев, я достал этот самый стакан из буфета, поставил на стол и наполнил его водкой до самого края. Отец с интересом посмотрел на меня.
— За императора! Не чокаясь, — сказал я и махом выпил весь стакан.
И вот тут произошла небольшая накладка. Воспоминания Игоря Хоромова отбили всякий страх перед алкоголем, а вот юный организм Игоря Воронова к такому был не готов. Глаза полезли из орбит, горло обожгло, а по желудку словно разлился горячий чай. Стараясь не морщиться, я закусил нарубленной колбасой.
— Тебе нельзя пить водку! — строго сказал отец.
— Это почему? — поинтересовался я, переводя дыхание. — Мне уже восемнадцать, и я, между прочим, сегодня прошёл инициацию. Если тебе, конечно, интересно.
— Поздравляю.
— Спасибо!
Некоторое время мы сидели молча, затем я взял в руки бутылку и спросил отца:
— Ещё по стаканчику?
Тот отрицательно покачал головой, после чего решительно встал из-за стола, выхватил из моей руки бутылку, подошёл к раковине и принялся выливать в неё водку. Смотреть на это было одновременно и больно, и радостно.