И прапорщик Кирюхин заговорил.

Где-то в окрестностях Новосибирска, Игорь Васильевич Воронов

Не знаю, сколько я уже бежал по дороге, но стало достаточно темно. Гриша, безвольно висящий на моих руках, дышал всё реже и тише. Мне пришлось ещё трижды замораживать раны, но лёд таял и от бьющегося в горячке тела, и от температуры снаружи.

С меня градом тёк пот, но я и не думал останавливаться. Грунтовая дорога уже давно превратилась хоть и в изрядно разбитую, но асфальтированную, однако до сих пор мне не встретилась ни одна машина.

Между заморозками ран я выкладывал всё, что у меня появлялось в источнике на ускорение. Даже укрепление тела снял, чтобы не расходовать силы, и двигаться быстрее. Орешкину становилось всё хуже, и я всерьёз опасался, что не успею добежать с ним даже до города. А когда магия иссякала, я бежал без ускорения, с каждым пройденным метром всё больше переставая чувствовать собственные ноги.

Ныла рука, в которую попали пули в подвале. Сустав, похоже, был выбит, но у меня не было выбора, я не мог бросить Орешкина, и приходилось тащить его на себе. Это выматывало.

Теперь, раз Лисицкие решились на такое, я со спокойной совестью не просто унижу их в край оборзевшего сынка, но и, без всякого сомнения, переломаю его так, что ни один грёбаный целитель в мире не соберёт обратно. Только бы выбраться и спасти Гришу.

Впереди показались три пары фар. Они прорезали темноту, выхватывая дорогу. Машины мчались уверенно, явно зная, куда им нужно. И первой мыслью у меня было: это едут нас добивать.

Однако отказываться от шанса на спасение было нельзя. Поэтому уложив Орешкина в кустах, я вышел обратно на дорогу один. И натянул на себя укрепление тела.

В крайнем случае я смогу отбить хоть одну машину, и уже на ней сам увезу Гришу до ближайшей больницы.

Первая машина резко ударила по тормозам, как только свет фар выхватил меня из темноты. Автомобиль завизжал шинами, стирающимися об асфальт. Я прикрыл глаза от света, готовясь нанести удар, если там окажется очередной нанятый Лисицкими урод.

— Воронов! — донёсся до меня знакомый голос. — Нашёлся!

Верещагин выпрыгнул из автомобиля и бросился ко мне. От свалившегося на меня облегчения я едва не рухнул. Тело, несмотря ни на какие занятия, не привыкло к такой нагрузке. Не удивлюсь, если завтра вообще не смогу сделать ни шагу. Но я всё же остался стоять, хоть и далось мне это крайне нелегко.

— Господин капитан, там Орешкин, — произнёс я, указывая на придорожные кусты, которые ещё даже не успели распрямиться с момента, как я там прошёл. — Ему нужна срочная помощь.

Из второго автомобиля вышел мужчина в характерной униформе спецподразделения. Глянув на меня, он махнул подчинённым, и Гришу быстро вытащили из укрытия и уложили в машину капитана.

— Кто напал? Где? Сколько? — задал вопросы командир спецназа.

Объяснив примерное расположение хижины, я забрался в автомобиль Верещагина, и уже глядя на то, как обе машины силовиков катятся дальше по дороге, услышал Сергея Валерьяновича.

— С такими ранами он не жилец, Воронов, — сказал капитан. — До ближайшей больницы он не дотянет. Просто не успеем.

— Вы хоть какие-то лечебные заклинания знаете? — спросил я, не теряя надежды. — Просто чтобы поддержать.

— Да от них… — отмахнулся было куратор, но всё же кивнул. — Нет у меня в этом большого опыта. И ему будет чертовски больно.

— Ничего не болит только у мёртвых, — заметил я.

Капитан усмехнулся, покачал головой и сказал:

— Что-нибудь сейчас сделаю.

После чего он принялся за Орешкина. Его руки ходили над грудью и животом Гриши, что явно не доставляло тому никакого удовольствия — лицо Орешкина исказилось гримасой боли, сам он застонал, подав голос впервые с момента, как потерял сознание.

— Нужно звонить Васильевой, — сказал я, глядя на это всё. — У вас в машине есть телефон?

— Идея, конечно, неплохая, — согласился капитан. — Только вот…

Однако договаривать он не стал, а взял спутниковый телефон и набрал номер.

— Капитан Верещагин, — представился куратор, когда ему ответили. — Мне нужен номер Васильевой Анны Леонидовны. И быстро!

Возражать, судя по всему, ему никто не стал, и уже через минуту Сергей Валерьянович набирал номер Васильевой.

— Разрешите, я с ней поговорю, — попросил я.

Верещагин хмыкнул, но трубку мне передал. Сам же пересел на место водителя и сказал:

— Нельзя терять ни минуты, едем. И держи там Орешкина, дорога здесь…

Машина сорвалась с места, развернулась и поехала, как я понял, по направлению к городу, а из телефона всё ещё раздавались длинные гудки. Но в какой-то момент трубку на другом конце всё же подняли.

— Алло, — услышал я знакомый и очень удивлённый женский голос.

— Ань…нна! — запнулся я, едва не назвав её по-своему, — Леонидовна! Прошу прощения за поздний звонок, вас беспокоит курсант Воронов. Мы за городом с капитаном Верещагиным и курсантом Орешкиным. Орешкин ранен, умирает, три пулевых ранения в грудь и живот, большая кровопотеря. Его может спасти только сильный лекарь. В больнице ему помочь уже не смогут.

Несколько секунд на том конце провода Аня пребывала в ступоре. По крайней мере, именно так я истолковал её молчание. Кажется, у неё даже перехватило дыхание от удивления.

— Хорошо, Игорь, я помогу, — заговорила Аня, немного придя в себя. — Конечно, помогу. У вас есть транспорт?

— Да, — ответил я.

— Тогда срочно везите его ко мне домой, — распорядилась Аня не терпящим препирательств тоном.

— Домой?

— Да, это будет быстрее всего. Вы где находитесь?

— Не знаю, сейчас передам трубку Сергею Валерьяновичу.

Пока Верещагин запоминал адрес, я осмотрел Орешкина. После манипуляций, которые провернул Верещагин, ему стало немного лучше. Теоретически, хотя я ничего не смог разобрать в действиях капитана, я мог повторить применённое им заклинание, как действовал раньше — ведь я видел движения потоков магии. Но одно дело повторять боевые заклинания, и другое — ставить эксперименты над раненым товарищем. Можно что-нибудь ему ещё зарастить случайно.

— Так, от нас до особняка Васильевой минут тридцать-сорок, — заявил капитан, положив трубку. — Держись давай, Воронов. И крепче Орешкина держи.

Капитан вдавил педаль в пол, и машина помчалась в сторону города.

Там, в лесу, я не обратил внимания на слово «особняк», ну мало ли как куратор назвал дом Ани. Но когда Верещагин на скорости влетел в раскрытые кованые ворота, и я через лобовое стекло разглядел трёхэтажный дом, по площади вряд ли сильно уступающий какому-нибудь дворцу из моего прошлого Санкт-Петербурга, я немного… охренел.

С одного края особняка до другого на каждом этаже имелось порядка двух десятков окон, чтобы оглядеть здание полностью, на него следовало смотреть с большого расстояния.

И это дом преподавательницы теории магии в моей академии? Вы это серьёзно? Где тогда живёт директор академии?

Машина остановилась перед крыльцом, и, прежде чем Верещагин заглушил двигатель, двери особняка раскрылись. Его хозяйка в дорогом закрытом платье, явно домашнем, в окружении слуг тут же спустилась по ступенькам.

Капитан выбрался из автомобиля первым. Я тоже дёрнул ручку двери, но был остановлен.

— Игорь, помоги вытащить Орешкина! — велела Васильева. — Давайте носилки!

Слуги расступились, доставая из-за спин настоящие полевые носилки на металлическом каркасе и с жёстким пластиковым ложем. Сразу трое пролезли внутрь машины, и нам вчетвером удалось достаточно легко и при этом крайне аккуратно вынуть застонавшего Гришу наружу.

Анна Леонидовна тут же положила руки ему на грудь, и её ладони засияли зелёным огнём. Стоящий рядом Верещагин бросил на меня внимательный взгляд и кивнул. Ему ведь тоже совсем не улыбалось оказаться с мёртвым курсантом на руках, а теперь куратор мог выдохнуть.

— Я погрузила его в сон. Теперь он выживет, вы правильно поступили, что позвонили мне, — сообщила Васильева, и тут же обернулась к своим людям. — Аккуратно в операционную его!