Ромашка встала, подошла к столу и вынула коробку с красками. Через минуту рядом стояла чашка с водой, и белел чистый лист. Ромашка обмакнула кисточку в воду, взяла немного черной краски – и вот на листе появились зловещие прямоугольники домов, между которыми каждый день Ромашка видела стену и небо. Да только сегодня девушка не стала рисовать стену, а представила себе, будто ее нет вовсе. Тогда сразу, за домами, желтой краской, постепенно переходящей в свежую зелень, обозначились небольшой пустырь и луг. Темно-зеленым Ромашка нарисовала лес, за лесом – холмы. И над холмами, на фоне яркого голубого неба, сияло солнце.

А жизнь текла своим чередом. Дни стали теплее и ярче, прохожие сбросили куртки и все чаще забывали дома зонты. Лужи наконец-то высохли, вечерами темнело позже, и можно было дольше гулять, чаще ходить пешком, не торопясь домой.

Сколько раз во время таких прогулок Ромашка намеревалась свернуть с Музейной, пройти квартала четыре до старого дома, ничем не примечательного в ряду точно таких же домов, пробраться в подъезд, постучать в подвальную дверь… Но всякий раз одергивала себя, понимая, что из-за глупой прихоти может навлечь беду на человека, не раз спасшего ей жизнь.

Весна подходила к концу, в центральном парке зацвели вишни – хилые, с редкими ветвями, такие тонкие, что Ромашка могла бы обхватить ладонями ствол. Но в эту пору они казались девушке самым прекрасным, что может быть на свете. Стоя у столба на аллее центрального парка, Ромашка долго смотрела на них и принюхивалась, угадывая в невероятном сплетении запахов тонкую нить цветочного аромата. Дельфина со своим новым парнем по имени Кит каталась на аттракционе. Они предлагали и Ромашке, но та отказалась. Понаблюдав немного, как кружатся и переворачиваются вверх ногами Дельфина, Кит и еще человек двенадцать счастливцев, нашедших деньги на билет, Ромашка отошла в сторону и замерла, глядя на цветущие ветви.

Со стороны ее поведение казалось странным: никто не приходил в парк лишь затем, чтобы поглазеть на деревья. Люди вообще редко смотрели вверх, куда чаще – под ноги, но девушка не думала об этом. Ей хотелось прикрыть глаза, только этого делать не следовало: мигом обворуют либо прицепится кто-нибудь, поэтому Ромашка смотрела и смотрела вверх, лишь изредка поглядывая по сторонам. Когда рядом с нею остановился кто-то и тоже прислонился к столбу, девушка ощутила досаду: ее символическое уединение было прервано.

– Здравствуй, Ромашка.

Ноги вдруг стали ватными: вот уж поистине, когда она и не думала, не гадала о встрече… Ромашка медленно повернула голову.

Мирослав, щурясь, смотрел на нее, лицо было бледным, щеки ввалились, резче обозначив скулы. На лбу, у переносицы, залегла глубокая морщина, которой Ромашка не помнила. В остальном же он не изменился: глаза все те же, все так же собраны ремешком на затылке гладкие, светло-русые волосы. Ромашка разглядывала его, смущаясь и опасаясь хоть на мгновение отвести взгляд: кто знает, может, это всего лишь мираж, который, только она моргнет, исчезнет? Но все сомнения в реальности происходящего рассеялись, когда сильные пальцы сжали ее ладонь.

– Пойдем. Я знаю тут место…

Как они шли – Ромашка не помнила. По дороге она позвонила Дельфине, предупредив, чтоб ее не ждали. Потом была какая-то улица, дверь дома, подъезд, лифт, скрип решетчатой двери… Все это время Ромашка боялась выпустить ладонь Мирослав и потерять его посреди городской суеты. В лифте она стояла рядом с ним напряженная, словно натянутая струна, а стоило им оказаться наверху, в высоком чердаке, где жутко скрипели и гудели механизмы лифтов, вдруг почувствовала слабость в ногах.

– Здесь никого нет, – начал Мирослав, – и можно спокойно поговорить. Ты знаешь, Ромашка… Ромашка? Ты что, плачешь?

Девушка хотела возразить, но слова застряли в горле. Она действительно плакала, улыбаясь сквозь слезы.

Устроились на ступеньке перед выходом на крышу. Ромашка успокоилась, но, глядя на Мирослава, не в силах была сдержать улыбку.

– Ты знаешь, Ромашка, – рассказывал тем временем Мирослав, – у вас есть люди, которые хотят сделать подкоп под стеной. Я узнал об этом случайно и все пытаюсь их найти. Пока безуспешно, к сожалению.

– Ты им помочь хочешь? – спросила девушка.

– Нет. Отговорить.

– Отговорить? Почему?

– Потому что ничего у них не выйдет.

– Почему же обязательно не выйдет? – Ромашка даже обиделась за неизвестных заговорщиков. – Я понимаю, что мы кажемся тебе странными, но не тупыми же?

Сказала и поняла, что зря вспылила. Мирослав не обиделся.

– Смотри, – Он пальцем начертил на верхней ступеньке, покрытой слоем пыли, круг, а внутри него – еще один. – Вот ваш город, а вот ров у подножья стены. Он довольно глубокий, и вместо воды в нем ядовитая смесь. И еще: стена очень толстая, без техники ее не пройти, а с техникой – охрана заметит… Стена уходит глубоко под землю и упирается в скалу, так что затея с подкопом обречена. Можно, конечно, взорвать участок стены, но, опять же, ров, а за ним – километров восемь мертвой земли.

Мирослав очертил свой рисунок еще одним кругом, и края этого круга не поместились на ступеньке.

– В жаркие дни над мертвой землей поднимаются ядовитые испарения, а сейчас уже почти лето. Воздух там плохой, долго не продержаться, особенно на бегу. Разве что в противогазе… А ловить беглецов будут те, кто оснащен гораздо лучше. Так что уйти им не дадут. Поймают и, наверное, в тюрьму посадят.

«А скорее – расстреляют на месте», – додумала Ромашка.

– Но они ведь не могут вообще не знать, что их ждет за стеной! – возразила она вслух. – Наверное, уже увидели с какой-нибудь крыши, что там пустыня, или…

– А ты когда-нибудь была не крыше? – тихо спросил Мирослав.

Ромашка покачала головой, вдруг сообразив, что ни разу за всю жизнь не удосужилась забраться на крышу и посмотреть оттуда на город, на то, что за ним… Ей такое просто в голову не пришло!

– Если мы сейчас поднимемся по этим ступеням на крышу, – услышала она, – то увидим только множество таких же крыш. Ты разве не знала, что самые высокие здания расположены у стены? С них город виден как на ладони. А все остальные дома ниже, и к центру города высота зданий уменьшается. Есть, правда, в центре несколько домов, которые выше остальных, но…

– Здание правительства, – подсказала Ромашка.

– Да-да, и тому подобное.

– А крайние? С них-то можно посмотреть за стену?

Мирослав улыбнулся:

– У этого чуда архитекторской мысли окна только в стене, что выходит на Кольцевую. А на их крыши обычным горожанам проход закрыт.

Как странно, подумала Ромашка, она столько лет жила в городе и не знала всего того, что только что сообщил ей чужак, проведший здесь меньше года!

– Значит, у них не получится сделать подкоп, – девушка вздохнула. – Жаль. Мне бы тоже очень хотелось побывать там, за стеной.

Мирослав смотрел на рисунок в пыли, а потом сказал тихо:

– Как только я выполню задание, я смогу забрать тебя отсюда. Хочешь?

– Хочу! – встрепенулась девушка. – А когда это будет?

– Мне осталось жить здесь два месяца. Даже меньше – всего-то семь недель.

– И ты правда меня заберешь?

– Да. Но не сразу. Сначала мне надо вернуться домой и довести дело до конца, а потом я обязательно за тобой вернусь.

– А-а-а, – разочарованно протянула девушка. Поднялась на ноги, отряхнула одежду. Конечно, станет он возвращаться сюда неизвестно ради кого и чего!

Мирослав словно прочел ее мысли, глянул с легким укором… Ромашка опустила глаза.

– А какое у тебя задание?

Он помедлил с ответом, и девушка невесело усмехнулась:

– Ладно. Не надо, не отвечай, если это тайна. Выполняй задание и уходи. Тебе ведь здесь не нравится, да? И порядки странные, и люди странные. У тебя дома, наверное, лучше.

«Теперь-то он точно обиделся», – подумала Ромашка с непонятным ей самой злорадством. Она так радовалась, что Мирослав, наконец, объявился, но теперь он обещает, как это делают все, то, чего не собирается выполнять… И кто его, спрашивается, тянул за язык? Зачем говорил, что заберет ее из города?