Решимость придала ей сил. Девушка подумала, что теперь готова ко всему, что выдержит любое издевательство. Должна выдержать. Только не понимала, почему медлят ее палачи.

Что-то звякнуло о поднос, и Ромашка вцепилась в подлокотники. Только бы не закричать, только бы сразу не закричать!..

– Хватит, – сказал первый голос, предоставив Ромашке целых несколько секунд, чтобы осознать короткое слово и обмякнуть в кресле. – Давай, делай ей укол.

– Нет! – Ромашка не сразу поняла, что выкрикнула это вслух. – Нет!

Она готова была терпеть любые мучения, но, оказалось, этой жертвы от нее не требовалось. Все будет намного проще: сейчас ей вколют «сыворотку правды», и она расскажет все, что знает про чужака-Мирослава, да еще и укажет дорогу в его убежище.

– Нет!

Ромашка отчаянно пыталась высвободить запястье. Ремни врезались в кожу, но девушка не ощущала боли. Ей было безразлично, что будет с нею, но становиться предательницей Ромашка не хотела. Ни за что!

Левый локоть словно сжали тисками, и чей-то шершавый палец провел по коже там, где, чуть ниже сгиба, голубела вена. В следующий миг Ромашка почувствовала укол. Напряженно замерев, она, щурясь, беспомощно смотрела, как из шприца уходит в ее тело мутно-белая жидкость.

Шприц опустел, иглу вынули, заклеили пластырем ранку на руке Ромашки. А девушка ждала. Безликие стояли прямо перед ней, но Ромашка по-прежнему не могла их видеть. Она прикрыла глаза и сосредоточилась, стараясь выровнять дыхание, успокоить бешеное биение сердца.

«Все хорошо, хорошо», – мысленно говорила она себе, но голова тяжелела, будто наливаясь свинцом, а мысли потекли медленно и лениво, и когда Ромашка попыталась сжать подлокотники, пальцы ее не послушались.

– Ромашка!

Мирослава склонился над нею, прядь светлых волос, выбившись из-под ремешка, касалась ее лица. Они находились в подземном убежище, и Ромашка вспомнила, что теперь об этом месте знает полиция.

– Нужно уходить отсюда! – зашептала она. – Уходить, скорее! Сейчас сюда придут… Мирослав, нам нужно уходить!

Он молчал. Неужели не слышит, не понимает?

– Я предала тебя, Мирослав! Я все рассказала! Я нечаянно, я не хотела!..

Мирослав смотрел на нее грустными светлыми глазами – не то с жалостью, не то с сочувствием.

– Уходи! Уходи скорей!

За спиной Мирослава грохнули выстрелы.

– Нет! – закричала Ромашка…

…и проснулась.

Она лежала возле стены дома в проулке. Было холодно, сгущались сумерки. Прямо перед нею, на куче пустых коробок, что-то белело. Надо было подойти и посмотреть, что там, но девушка не смогла подняться и поползла на четвереньках.

Сначала она увидела ноги, обутые в изящные босоножки на каблуке, затем – подол летнего платья. А, подняв голову, встретилась взглядом с синими глазами Дельфины.

– Ромашка! – Дельфина улыбнулась, и девушка хотела ответить ей, но тут только заметила, что платье подруги разорвано и все в крови. Ромашка с воплем отскочила в сторону…

…и снова проснулась. На этот раз окончательно.

Перед глазами плясали черные пятна. Глубоко вздохнув, девушка приподнялась на руках и, щурясь, смаргивая слезы, огляделась. Тесное помещение с железной дверью скудно освещалось потолочной лампой, забранной в решетку, у стены крепились в два яруса полки для сна. Девушка сидела на нижнем ярусе и находилась здесь в полном одиночестве. Она попыталась встать, но голова закружилась, Ромашке показалось, что ее внутренности сжались в комок и пытаются выпрыгнуть через горло. Девушка скатилась на пол и успела доползти до дальнего угла, прежде чем ее вырвало. Успокоившись, она вернулась на полку и, подобрав ноги, прислонилась к холодной стене.

Ромашка почти ничего не помнила после того, как ей сделали укол, но знала точно, что рассказала все: и разговор на крыше передала слово в слово, и указала, как найти убежище в подвале… Девушка съежилась, обхватив колени руками. Она знала, что не смогла бы сопротивляться действию «сыворотки», но в собственных глазах стала предательницей.

Было тихо, лишь изредка в коридоре слышались шаги. Девушка хотела поспать немного, чтобы сократить это ожидание неизвестно чего, но в холоде и сырости, да на голодный желудок заснуть не получалось.

Скрип двери застал ее врасплох. В камеру вошел совсем еще молодой парень в форме полицейского.

– Очухалась?

Девушка не ответила – от страха и холода она тряслась всем телом и ничего не могла с этим поделать.

– Мерзнешь? – парень хихикнул. – Ничего, сейчас я тебя согрею.

Ромашка окинула его злым взглядом и, отрывисто, четко произнесла:

– Что, на проститутку денег не хватило?

На миг опешив, парень бросился к ней, скинул девушку с полки на каменный пол, но тут в камеру заглянул еще один полицейский.

– Тащи ее сюда, – скомандовал он.

Ромашка не стала ждать, пока ее поднимут и поволокут к выходу – встала самостоятельно. Раздосадованный, что расправа не удалась, парень схватил ее за плечо и вытолкнул в коридор.

Они шли недолго и оказались в просторном кабинете. На столе у занавешенного окна стояла настольная лампа на гибкой ножке, и девушка сразу узнала в ней ту, от которой до сих пор болели глаза. И кресло узнала. Ее вновь усадили на то же место и застегнули ремни на запястьях.

«Только бы не включали лампу», – испуганно подумала Ромашка.

Но вместо этого ей завязали глаза. Слышались тяжелые шаги, доносились голоса, и еще в кабинете было тепло. Сначала Ромашка долго не могла согреться, но, в конце концов, перестала дрожать и затихла.

Ей снилось море. Оно ласково качало Ромашку на волнах, солнечные зайчики гладили ее лицо мягкими, пушистыми лапками. Где-то вдали шумел и шумел прибой…

Волны выбросили ее на берег. Девушка поняла, что лежит с завязанными глазами, с головой укрытая легкой тканью. Руки вытянуты, а тело прижато широкими ремнями. Пахнет бензином?

Что-то лязгнуло, вместе с ветром хлынул шум улицы.

– Выноси! – скомандовал кто-то.

Прислушиваясь к звукам и ощущениям, Ромашка поняла, что ее на носилках перегрузили из машины на каталку. Ткань все еще накрывала ее лицо, и Ромашка испугалась – а вдруг ее приняли за мертвую и теперь везут то ли в морг, то ли сразу в крематорий?

Догадка была пугающе правдоподобной, и девушка охрипшим голосом пробормотала:

– Стойте.

Ответа не последовало. Ромашка беспокойно задергалась.

– Стойте! Куда вы меня везете?

– Тише. Не кричите, – произнес над нею сухой женский голос. – Вы в безопасности. Не кричите, все будет хорошо.

С нее сняли ткань, а потом и повязку с глаз. Вокруг все было ослепительно белым, несколько человек в белых же халатах стояли рядом с каталкой, глядя на девушку так, как смотрят на подопытное животное в лаборатории: сдохнет или нет?

– Где я? – тут же спросила Ромашка.

– Вы в больнице, – ответил мужчина лет сорока, очень полный, со слипшимися на потном лбу завитками темных волос.

«Врач», – решила девушка. Этот врач ей не понравился: в его улыбке и прищуре маленьких, поросячьих глаз было что-то очень нехорошее, даже отвратительное.

– Развяжите меня.

– Не положено.

– Почему?

– Вас развяжут позже, когда доставят в палату.

Ромашка не удивилась, только подумала отстраненно: «Уж не в психушку ли я попала?» И, как это ни обидно, оказалась права.

Ей отвели палату с большим окном, забранным частой решеткой. Две рослые широкоплечие санитарки выкупали и переодели Ромашку, будто она не могла всего этого сделать самостоятельно. Девушка чувствовала себя едва ли не хуже, чем на допросе, но терпела молча. Когда ее, наконец, оставили одну, Ромашка подошла к окну.

Внизу, с высоты шестого этажа, она видела дворик, окруженный сплошной стеной, за которой тянулась улица и ряд одинаковых серых домов. Их окна смотрели прямо на больницу. «Когда вечером включат свет, – подумала Ромашка, – можно будет позвать на помощь. Конечно, меня не услышат, но ведь увидят!»