Человек двигался навстречу, следовательно, это не Сильвия; если свидание с Фрэнком уже закончилось, то она, возвращаясь домой, пошла бы в ту же сторону, что и он. Тельма, обнаружившая исчезновение подруги и отправившаяся на поиски? Гадать было уже некогда. Закрытая тучами, луна не давала никакого света, и Этвуд едва различал контуры ближайших деревьев. Когда незнакомец (мужчина, как удалось разглядеть) поравнялся с ним, Этвуд шагнул навстречу — неизвестный с невнятным возгласом стремительно отскочил в сторону и бросился бежать; хотя они почти столкнулись, Этвуду не удалось разглядеть его лицо.
Преследование в такой темноте было обречено на неудачу, налетевший порыв ветра отозвался глухим шелестом листьев, лишая Этвуда последней возможности по звуку определить местонахождение беглеца, помчавшегося прочь от моря, в сторону дороги, однако затем он мог свернуть к любому из коттеджей. Быстрота движений свидетельствовала, что он молод и в хорошей форме; очертания плеч и посадка головы показались Этвуду знакомыми. Да, этот человек определенно походил на Витторио. Витторио или все же кто-то другой?
Этвуд в нерешительности медлил: какие у него, собственно основания врываться среди ночи в чужой дом и выяснять, на месте ли хозяин? Тут Этвуд подумал о том, что не он первый столкнулся с человеком, очень похожим на Витторио, супруги Берни уже видели его в городе. Витторио говорил, что это его двоюродный брат и отношения между ними плохие. Принесенное Джованеллой Берни известие, что кузен находится поблизости, неприятно поразило Витторио и, пожалуй, даже испугало — в любом случае следует зайти в его коттедж.
Этвуд осторожно постучал в дверь. Ждать пришлось ровно столько, сколько требуется, чтобы, сразу проснувшись, встать и быстро одеться. На хмуром лице слуги кроме обычного недовольства читались следы волнения, впрочем, сам ночной визит Этвуда являйся достаточной для этого причиной.
— Я шел купаться и заметил около вашего коттеджа какого-то подозрительного человека. У вас все в порядке?
— Да, синьор. Я спал и ничего не слышал.
— Посмотрите, не случилось ли что с вашим хозяином.
Этвуд с большим удовольствием сам заглянул бы в комнату Витторио, и несомненно, что полицейский на его месте так бы и поступил, но он был частным лицом и потому не мог позволить себе подобной бесцеремонности.
— Синьор Ольми спит, — бесстрастно сообщил вернувшийся слуга.
— Этот человек очень похож на него, — заметил Этвуд. — Может быть, его кузен?…
— О, так вы видели! — воскликнул слуга с неподдельной тревогой. — Я знал, что это плохо кончится!
— Что плохо кончится? — быстро спросил Этвуд.
Смешавшись, слуга молчал, затем после довольно продолжительной паузы сказал:
— Я имею в виду кузена синьора Ольми. Он законченный негодяй, это он виноват в том, что синьор Ольми стал инвалидом. Лукино толкнул его на лестнице, и при падении хозяин повредил позвоночник. А теперь этот мерзавец еще угрожает ему и требует денег.
— В таком случае следует обратиться в полицию.
— Синьор не хочет, говорит, что это их семейное дело.
Объяснения слуги поколебали подозрения Этвуда относительно Витторио, вместе с тем в поведении самого Бруно проскальзывала какая-то фальшь.
Утром Джеймс самоуверенно заявил, что уж он-то обязательно догнал бы беглеца и выяснил, кто это: Витторио, его кузен или кто-то третий. Когда Джованни принес завтрак, Этвуд послал мальчика поискать свое полотенце, которое обронил ночью, столкнувшись с таинственным незнакомцем. Вскоре Джованни вернулся с оранжевым полотенцем в руке.
— Повесь вон туда, пожалуйста, — сказал Этвуд.
Мальчик развернул полотенце и повесил на крючок.
— Джованни, постой! Это не мое полотенце. Где ты его взял?
— Там, где вы говорили, синьор. Между коттеджами синьора Тейна и синьора Ольми. Оно лежало прямо на дорожке.
Этвуд повертел полотенце, разглядывая его со всех сторон, однако никаких меток не обнаружил.
— Мое тоже оранжевое, но с коричневой полосой посередине.
— Я поищу еще, синьор, но там больше ничего нет.
— Посмотри внимательней, Джованни. А это забери, его потерял кто-то другой.
Однако полотенце Этвуда бесследно пропало, а найденное никто своим не признал.
День выдался хмурым, без солнца; резкий порывистый ветер гнал с запада низкие рваные тучи. Джеймс изъявил желание съездить в город и сходить в кино; Этвуд решил остаться, главным образом из-за собаки: при ветреной погоде ньюфаундленд вел себя беспокойно, его почему-то тянуло к морю. Разбиваясь о скалу, волны рассыпались каскадом брызг, но ньюфаундленд, периодически отряхиваясь, упрямо продолжал стоять у самой воды, пока Этвуд, опасаясь, что он зайдет слишком далеко и сильная волна ударит его о камни, не увел пса домой. Ньюфаундленд, скуля, покрутился около закрытой двери, затем улегся возле хозяина, положив передние лапы ему на ноги.
— Когда надвигается шторм, с ним творится что-то неладное — заметил Этвуд. — Поезжай один. В кино его не возьмешь, а запереть здесь, так он выть начнет.
— Он боится бури.
— Не думаю, что боится… Если бы боялся, то прятался бы, а он,наоборот,стремится к воде.
После обеда Джеймс уехал. Репертуар кинотеатра оказался весьма сносным, и Джеймс просмотрел один за другим два фильма, потом поужинал и напоследок зашел в бар. Удобно расположившись у края стойки, он через окно вдруг заметил на противоположной стороне улочки невыносимо яркую красную машину, даже сумрачным вечером словно полыхавшую багровым огнем. Твердо решив, что теперь-то обязательно выяснит, кто владелица этой машины, Джеймс приготовился ждать и выпил три коктейля прежде, чем появившаяся из-за угла девушка открыла дверцу и скользнула внутрь машины. Быстро расплатившись, Джеймс выскочил из бара и поехал за ней.
Красная машина остановилась около отеля — через четверть часа Джеймс знал столько же, сколько дежурный администратор, перед которым он успешно разыграл жаждущего поразвлечься повесу, стремящегося завязать знакомство с приглянувшейся на улице девушкой; разумеется, информация стоила денег, но Джеймс в итоге счел, что мало какие приобретения оправдывают затраты в такой же мере, как это: девушка приехала вчера днем и сняла лучший в отеле номер, записавшись как Франческа Феррара.
Феррара! Слуга Витторио получал на почте письма для синьора Феррара, выходит, эта девушка — жена Витторио, и ее внезапное появление явилось для него полной неожиданностью, причем неожиданностью неприятной; судя по всему, она выследила мужа, одержимая ревностью к другой женщине. Джеймс вспомнил истерический крик Франчески: «Ненавижу ее, ненавижу, и тебя тоже ненавижу!» Да, все очень логично, за исключением одного: инвалидной коляски Витторио. Коляска ставила под сомнение любовную интригу, а в качестве ширмы выглядела и вовсе абсурдно: кто станет прикидываться инвалидом, ускользнув от жены, чтобы развлечься с любовницей? «И кто же эта любовница?» — задался вопросом Джеймс. Как это ни неприятно, следовало признать, что единственная подходящая женщина — Джулиана. Джулиана, вещь в себе, замкнутая и холодно-враждебная, однако нельзя отрицать, что ради Витторио она охотно прерывала свое одиночество. Джеймс вспомнил тот вечер, когда все собрались в коттедже Витторио пробовать старое вино. Бессмыслица! С упоением расписывать любимой женщине свои недуги — что может быть нелепее!
Темнота вынуждала Джеймса ехать медленно, на узкой малознакомой дороге, освещаемой лишь светом фар, он чувствовал себя неуверенно, к тому же собственные мысли почти полностью поглощали его внимание. «А в сущности, какое ему до всего этого дело?» — с раздражением подумал Джеймс, сердясь одновременно и на Джулиану с Витторио и на самого себя за то, что думает о них. — «Пусть делают что угодно, его это не касается, вернее, касается лишь в той мере, и какой имеет отношение к похищенным опалам. Тогда почему его так раздражает поведение Джулианы? Нравится она ему или все дело в том, что ее откровенное и грубое пренебрежение задело его самолюбие?» — Мысленно задав себе этот вопрос, Джеймс в темноте сам себе улыбнулся: — «Нет, он, слава Богу, не настолько глуп, чтобы всерьез негодовать из-за того, что не понравился красивой женщине. Интересно, Филипп на самом деле считает, что это так и есть, или только делает вид, чтобы подразнить меня? — Скорее последнее. Не хотелось бы, чтобы он и правда считал меля самовлюбленным идиотом. С моим самолюбием все в порядке. Но тогда почему он думает о ней? Значит, она все-таки нравится ему? Джулиана, безусловно, очень красива и обладает ярко выраженной индивидуальностью и чем-то еще, что притягивает его…» В своих размышлениях Джеймсу оставалось сделать всего один шаг, чтобы разобраться в самом себе, но этот шаг для него был пока еще шагом во тьме, и он так и не сумел понять, что приписываемое женщине очарование исходит не от нее самой, а от того, что ее окружает — неодолимая притягательность загадки. Джеймс принял твердое решение больше не думать о Джулиане, и это ему удалось, но радости не доставило: против воли его мыслями завладела другая женщина, на которой он поставил крест еще раньше, — Анна. Это было еще хуже.
