Попадалово, или объяснение в любви Ларисе Щиголь В саду поэтическом шляясь без дела, но с умыслом всё ж: не увижу чего ль, я вдруг обнаружил, что в сад залетела неведома птаха – Лариса Щиголь. И так щеголяла она опереньем, такой был у песенок ейных запал, что, как Одиссей на сиренино пенье, на птицу я эту конкретно запал. Кто с бабками – лопает супчик севрюжий, хлебает уныло пустые щи голь, а я же на завтрак, обед и на ужин смакую, вкушаю Ларису Щиголь! Веронике Долиной Эти очи – на пол-лика. Эти руки – два крыла. То ли Вера, то ли Ника, то ли Долина была… «Шаги мои неспешны и не гулки…» Шаги мои неспешны и не гулки, бреду сквозь рощу, пью покоя хмель. Я полюбил бесцельные прогулки, в бесцельности которых вся их цель. Всего-то и работы – дотянуться до ягоды какой-нибудь съестной, всего-то и заботы не споткнуться о ржавый корень, спящий под травой, всего-то и делов – не оглянуться на жизнь, что притаилась за спиной. Всё поровну, всё справедливо Поэтам деньги не нужны, их бабки губят безвозвратно, с приходом денег им в штаны дуть начинает бес разврата: дружки, зелёное вино, шальные девочки-нимфетки, картишки, скачки, казино, в итоге – «русские рулетки»… Чтобы от этой маеты бедняги кровушкой не харкали, бабло метётся олигархами — оне безгрешны и чисты… Стихи, написанные после безуспешного поиска могилы друга на безлюдном кладбище Наглая сойка и шустрая белка — пряник с конфетой обеим пожива. Бабушка ветхая крестится мелко, мы здесь одни, может, только и живы. В городе, где нескончаема стройка, в новом недоме новый нежитель. – Бабушка ветхая, белка и сойка, где он покоится, мне подскажите. Не отвечают ни сойка, ни белка, бабушка тоже ушла в несознанку. Был он алкаш, допивался до «белки», вывернув души нам всем наизнанку, но был поэт и саднящие строки нам, не ушедшим, оставил в награду. …Вот уж и к нам подбираются сроки те, о которых нам ведать не надо. Гипсовый мальчик с уснувшею дудкой — напоминанье о тех, кто под нами. В детстве на кладбище странно и жутко и всё спокойней, покойней с годами. Памяти Наташи Хаткиной I …Володя умеет смешить, но сам никогда не бывает смешон Н. Хаткина Увы, Наташа, быть смешным случалось мне не раз: всю жизнь меж пьяных – трезвый в дым, частенько Гондурас меня так сильно волновал, что было спать невмочь мне от того, что я не знал, как бедному помочь, порой в чужой впрягался плуг и был кнутами бит, от ржачки лошади вокруг копытились с копыт, и уж подавно был смешон, когда в чужой толпе, ужасной вестью поражён, я плакал по тебе. II Но старость, это Рим, который… Б. Пастернак На блёклых снимках – братья, дяди, тёти, отец и мать, и прочая родня. – А вот и я… Меня не узнаёте? Мне 20 здесь. Ей-богу, это я! Показываем старенькие фото друзьям-знакомым в вечной маете, чтоб убедить себя или кого-то — мы изменились, но мы те же, те! Ещё сумеем сдвинуть с места горы, ещё, как прежде, можем пить и петь. А старость? Старость – только грим, который наносит Жизнь, чтоб нас признала Смерть. Да вот засада – со времён Адама, кривя ухмылкой свой щербатый рот, по свету бродит сумрачная Дама — глуха как стенка и слепа как крот. И потому под общую гребёнку, не видя и не слыша никого, она стрижёт и старца, и ребёнка, не обминув из нас ни одного. III Дар напрасный, дар случайный А. Пушкин Жизнь случайна и тем дорога, и поэтому, верьте не верьте, я не радуюсь смерти врага, ибо сам отвратительно смертен. А к уходу любимых друзей невозможно вовек притерпеться. Не с того ль среди зябких ночей в сны мои вы приходите греться? Как живётся вам в горнем краю? Хоть была небезгрешною ваша жизнь, я знаю, вы нынче в раю — Гриша, Славик, Петро и Наташа. Потому что Господь справедлив, не отдал вас нечистому в руки — ношей адскою здесь наделив, там, бесплотных, вас взял на поруки. Но в обители дружб и любви, среди миртов и запаха мирры вы забыли ль обиды свои, вы вкусили покоя и мира? Но, как видно, молчанья обет вами дан. Как всегда, безответно исчезаете, чтобы тот свет хоть немного согреть этим светом. |
