«Тебя узнать всем сердцем – это счастье…» Тебя узнать всем сердцем – это счастье судьба как редкий дар смогла мне дать. И сильную у слабого во власти приходится мне с грустью наблюдать. Высокая меня пронзает жалость. Не описать мне с помощью пера, как на лице твоём отображалась сложнейших чувств мгновенная игра. Тебя узнать всем сердцем – это милость, и нам не надо тратить лишних слов. Моя душа к твоей душе склонилась и драгоценный собрала улов. «Бухта в Тихом океане…» Бухта в Тихом океане, шум прибоя в час ночной, и душа моя на грани всей реальности земной. Острота прикосновенья, шёпот инобытия… И судьба смыкает звенья, и лечу над миром я. И пронзает ощущенье, что мы духи во плоти́, и заслужим мы прощенье, если сможем Путь пройти. Белоруссия Белоруссия, родина предков, пересыльная зона галута… Я с ней чувствую связь, и нередко душу жжёт непонятная смута. От Двины и до Припяти где-то затерялись могилы в столетьях, но струна болевая задета, и бушует огонь лихолетья. И бушует огонь лихолетья, рвётся с криками он из сарая, где родные мне мучились дети, задыхаясь в дыму и сгорая. Ничего там уже не осталось, только жизни исчезнувшей вздохи да такая прозрачная малость, как нестынущей памяти крохи. Вижу Витебск я маминым взглядом и глазами отца – Запесочье. Я пропитана судеб их ядом, и наследство моё – многоточье… Письмо в Лондон Ты спрашиваешь, друг, что здесь творится и как я выношу весь этот мрак? — Эпоха здесь крушит свои границы, и в душах у народа – кавардак. В соцстранах – эйфория революций, а тут, в затишье массовой резни, пока лишь митингуют и плюются на всё, что было свято в оны дни. И кажется, к чему все эти строфы, когда грядёт империи развал, и мы уже на гребне катастрофы, вот-вот накроет нас девятый вал… История, взошедшая на сцену, заканчивает свой эксперимент, и платим непомерную мы цену за этот исторический момент. В абсурде мы живём, и я согласна, что нет безумья хуже наших грёз. — Но что-то здесь удерживает властно, помимо ностальгических берёз. Вокруг меня клубятся все стихии, и кое-что мне нужно досмотреть. — Есть только здесь синонимы такие: уехать – пробудиться – умереть. 14 марта 1990 «Семья, мне близкая, жила…»
Семья, мне близкая, жила на Моховой, в часовне этой. И дружбы сломанной зола лежала здесь саднящей метой. Но мир ушедший воскресить сумело жизненное чудо. Вновь можно радость приносить, и вновь цела осколков груда. И нет в душе моей помех, и нет реальности невзрачной. Опять я слышу детский смех и звуки музыки прозрачной. Вирши антиалкогольные Вызвать его из бутылки так просто — этого джина огромного роста. Но коль прикажешь ему убираться — он не желает назад забираться. Весь ты во власти коварного духа — как в паутину попавшая муха. Раб ты его, перекатная голь — правит тобой господин Алкоголь. Где же всесильный магический Голем, чтобы покончить навек с Алкоголем?! Коктебель Стою я на горной дороге, и пот вновь струится со лба, и здесь, на последнем пороге, в душе затихает борьба пред этой слепящей и чистой, высокой, живой красотой: здесь море громадой лучистой лежит под небесной чертой, здесь гор ускользающий абрис навечно скрепил Карадаг, и нам свой мистический адрес оставил бродивший здесь маг. Набросок Два мальчика остались на наброске, удившие в пруду заросшем рыбку, впечатаны во времени, как в воске, но их существование так зыбко… Ушли они и где-то растворились, подобно всем объектам беспризорным, но на листке бумаги появились фигурки две в пространстве иллюзорном. Могу и я остановить мгновенье одной рукой, без фотообъектива, реальности распавшиеся звенья сцепить и дать иную перспективу. Так создает мозаику Вселенной таинственный союз души и взгляда, и лег в ячейку памяти нетленной набросок из бесчисленного ряда. |