Граф Н.П. Румянцев, восхищавшийся творчеством Вольтера, загостился в замке Ферне у своего любимого автора. Вольтер по этому поводу заметил:

— Этот господин — сущий Дон-Кихот. Только тот принимал гостиницы за замки, а этот принимает замки за гостиницы.

Милостивый государь! — обратился к Талейрану один из его кредиторов. — Я хотел бы знать, когда же, наконец, вы со мною расплатитесь?

— Экий же вы любопытный! — услышал в ответ кредитор.

Регент поинтересовался у Фонтеля, как избежать ошибок при оценке поэтических произведений.

— Говорите обо всех, что они плохи, и вы рискуете впасть в ошибку в одном — двух случаях из ста, — последовал совет.

Фридрих Великий поклялся перед боем под Росбахом генералу Ицилиусу:

— Если я проиграю битву, то уеду в Венецию и стану лекарем.

— Значит, все же не оставите своего занятия — отправлять людей на тот свет, — заключил генерал.

Человек, постоянно одалживавший у знакомых нюхательный табак, поинтересовался у Биевра:

— Где вы берете такой славный табачок?

— Это вы берете, а я покупаю, — поправил его тот.

Всю ночь толпа злорадствовала под окнами последнего пристанища Марии Антуанетты в предвкушении предстоящей казни.

— Мои мучения скоро кончатся, а ваши только начинаются, — изрекла королева.

Наполеон после учреждения премий по литературе и искусству поинтересовался по этому поводу мнением Бугенвиля.

— В древности заставляли дураков состязаться для забавы умных, а ныне умных заставляют состязаться для забавы дураков, — ответил тот.

Министр Корбьер во время беседы в первую свою аудиенцию у Людовика XVIII от волнения стал извлекать из карманов и класть на стол носовой платок, табакерку, очки… Задетый его бесцеремонностью, король поинтересовался:

— Вы что же намерены опорожнить свои карманы в моем кабинете?

— А вы, ваше величество, предпочитаете, чтобы я их набил? — переспросил министр.

Герцог Оссоне во время посещения каторжной тюрьмы в Неаполе, выслушал всех заключенных, каждый из которых утверждал, что невиновен. Лишь один заявил, что несет заслуженную кару за совершенные злодеяния. Герцог приказал:

— Немедленно выгнать этого душегубца вон, чтобы он не испортил остальных праведников.

Французский композитор Даниель Обер, автор знаменитой оперы «Фра-дьявол», однажды признался Рихарду Вагнеру:

— Мне понадобилось почти тридцать лет, чтобы убедиться в отсутствии у меня композиторского таланта.

— И что же, вы перестали сочинять?

— Отнюдь, ведь к этому времени я уже стал знаменитым.

Рихард Вагнер позаимствовал один из мотивов второго акта «Валькирии» из «Фауста» Ференца Листа. Когда Вагнер сознался в плагиате своему знаменитому тестю, тот с удовлетворением заметил:

— Очень кстати! По крайней мере, публика будет чаще слышать этот мотив.

Тальма, исполняющий главную роль в «Ричарде III», после произнесенных слов:

— Коня! Коня! Полцарства за коня!

Был прерван репликой с галёрки:

— А осёл годится?

— Годится. Прыгай сюда, — предложил актер.

Чарльз Дарвин придерживался теории: что ни делается — все к лучшему. А в качестве иллюстрации приводил следующий пример. При стечении огромной толпы в Ньюгейте происходили последние приготовления к казни двух преступников. В это самое время сорвавшийся с цепи разъяренный бык врезался в толпу и стал прокладывать себе дорогу, расшвыривая рогами и топча зевак.

— Как хорошо, Джек, что мы стоим с тобой на эшафоте, а не в толпе, — обратился один из приговоренных к другому.

Английского банкира Джима Сейра обвинили в том, что он задумал похитить короля Георга III и переправить его в Америку. Представ перед судом, обвиняемый удивился:

— Я прекрасно понимаю, зачем королю нужен банкир, но зачем банкиру мог бы понадобиться король, мне непонятно.

В старой доброй Англии добропорядочные пассажиры чинно следовали в дилижансе. Вдруг один из них обвинил соседа в краже, но вскоре обнаружил пропажу в своем же кармане и принес извинения. Его спутник в ответ невозмутимо заметил:

— Ошибка была обоюдной, так как вы приняли меня за вора, а я вас — за джентльмена.

Дижонская академия объявила конкурс на лучшую речь в честь Бейяра. Тальбер опоздал к началу и не был допущен к конкурсу.

— Я полагал, что буду состязаться в красноречии, а здесь состязаются в быстроте, — резюмировал Тальбер.

Лорд Сандвич высказал актеру Футу свои предположения:

— Ваша жизнь закончится или от дурной болезни или на виселице.

— Это будет, лорд, зависеть от того, что я от вас позаимствую: любовницу или образ жизни, — согласился актер.

Во время маневров, войска под предводительством генерала Витте, не отличавшегося храбростью, вдруг стали отступать. Николай I, наблюдавший за маневрами, был удивлен увиденным. А.П. Ермолов происходящее пояснил так:

— Похоже, генерал принял маневры за сражение.

Александр I в беседе с Нарышкиным — отцом коснулся последних событий военной кампании и, в частности, сказал:

— Позиция, занятая войсками, возглавляемыми вашим сыном, менее удачная, чем у французов.

— Мой сын, Ваше Величество, весь в меня: коли уж что — то занял, то не отдаст, — намекнул Нарышкин — старший на свои сложные отношения с кредиторами.

Фаддей Булгарин поинтересовался у Греча результатами голосования по поводу своей баллотировки в члены английского клуба.

— Избран ты единогласно, так, как только един мой голос и был в твою пользу, — сообщил Греч.

Репетируя со статистами сцену «ропот толпы», актер Васильев недоумевал:

— При вашем-то жалованье вы должны роптать образцово!

Насреддин подрядился за десять денежек переправить через реку десять слепых и взял плату вперед. Один слепой во время переправы утонул, а остальные подняли крик, обнаружив несчастье. Насреддин возмутился:

— Это же надо так кричать из-за одной денежки!

Итальянская певица Каталани так отозвалась о немецкой певице Генриетте Зонтаг:

— Она велика в своем жанре, да жанр не велик.

Диметрий Полиоркет после того, как его войска захватили город Мегару, увидел среди горожан философа Стильпона и обратился к нему с вопросом:

— Не ограбили ли тебя?

— Мудрость никогда не станет военной добычей, — изрек философ.

Людовик XI предложил известному сутяге епископу Шартрскому Миль — д` Илье помирить его со всеми многочисленными врагами.

— Государь! — взмолился епископ. — Оставьте мне хотя бы два-три десятка тяжб, собственно, только для развлечения.

Кальвин в свои школьные годы в Орлеане постоянно возводил напраслину на своих товарищей, которые по этому поводу говорили:

— Жан умеет склонять только до винительного падежа.

После того, как знаменитый врач-гугенот принял католицизм, Генрих IV сказал министру-гугеноту Сюлли:

— У твоей религии скверное здоровье.

Биевр написал такую эпитафию на смерть молодого человека, погибшего от любви к оперной певице Ламире: «La Mire` l`a mis la». В переводе это означает: Ламире уложила его сюда. А звучит так: «Ля — ми — ре — ля — ми — ля».