Ивана Семёновича Козловского2 чрезвычайно редко и крайне неохотно власти выпускали на зарубежные гастроли. Однажды великий тенор — альтино испросил разрешения у своего горячего поклонника Сталина на гастроли в Италию, куда его неоднократно и настойчиво приглашали.

— А не сбежишь? — Поинтересовался вождь.

— Да я, Иосиф Виссарионович, свою любимую Марьяновку под Киевом ни на что не променяю! — Воскликнул, с едва затеплившейся искрой надежды, размечтавшийся певец.

— Молодец! Вот и поезжай в свою любимую деревню. — Благосклонно разрешил генералиссимус.

И.С.Козловского часто приглашали выступать на застольях партийной элиты. В очередной раз, выйдя к высокой публике, уже изрядно разгорячённой возлияниями, певец был встречен многочисленными громогласными просьбами исполнить то или иное произведение. Сталин взял слово и в мгновенно наступившей тишине обвёл своим пронзительным рысьим взглядом собравшихся и укоризненно изрёк.

— Разве можно указывать народному артисту СССР, что он должен петь! Товарищ Козловский, сам решит, что он споёт, но, мне кажется, он хочет исполнить романс «Я встретил вас…»3

В самый трудный для Англии период противостояния фашистской агрессии, Министр обороны обратился к Черчиллю:

— Господин Премьер Министр, прошу вас перенаправить на оборону средства, выделенные на культуру.

— А что же мы тогда будем оборонять? — последовал ответ.

Русский (действительный член Императорской Академии художеств) советский (академик АН СССР) архитектор Алексей Викторович Щусев, по проектам которого до 1917 года было возведено 39 храмов, сетовал Лазарю Кагановичу:

— Если бы не революция, я был бы причислен к лику святых.

Одной из первых формулировок закона сохранения материи привёл Лукиан из Самосаты в 150 году новой эры следующим образом: «Кто-то ради насмешки спросил моего учителя:

— как взвесить дым от сжигания этой вязанки дров?

— Взвесь вязанку и взвесь золу, — ответил учитель».

Современный учитель добавил бы:

— А также учти вес кислорода, который поддерживал горение вязанки.

Фрэнсис Бэкон заметил:

— Я знавал одного мудрого человека, который при виде чрезмерной поспешности любил говорить: «Повремени, чтобы скорее кончить».

Однажды автора этой книги спросили:

— Приятно ли быть и казаться умнее других?

— Приятного мало, если придуриваться не горазд.

На вопрос читателя, обращённый к автору данной книги:

— Вы действительно понимаете всё вами написанное?

Был дан ответ:

— Изложенные идеи всех выдающихся мыслителей свидетельствуют, что они не до конца поняли значимость того, что выразили, и не до конца выразили то, что поняли, чтобы на нас, их последователях, не прервался процесс осмысления. Ваш покорный слуга не исключение. Смысла нет и писать, и читать то, что понятно. Есть смысл писать и читать то, что предстоит понять, обозначая, вникая в суть непонятого, очерчивая пунктиром его содержательность, делая ударение на значимости непонятого и для построения стратегии познания, и для развития культуры мышления. Иначе не понять неведомое и не изведать не понимаемое. Иначе не разбудить и собственный, и читательский интерес к самоуглубляющемуся постижению истинности и к фундаментальным размышлениям. (!)

Однажды, д.ф.н. Ю.Ю.Виенгольд поведал автору, что он не напрасно потратил два года на то, чтобы найти в произведениях Ленина и Маркса-Энгельса, которые он подробнейшим образом проштудировал, хотя бы одно противоречие. Автор в качестве контраргумента сослался на письмо К.Маркса З.Шотту4, где автор «Капитала» раскрыл замысел своего фундаментального произведения. Вначале, со слов Маркса, у него родилась идея теории прибавочной стоимости, а затем уже ключевые понятия «товар», «потребительная стоимость», «меновая стоимость», «абстрактный человеческий труд»… Далее Маркс пишет, что в «Капитале» ход рассуждений был изложен в обратном порядке. В известном высказывании Ленина5, в котором он воспринял «Капитал» как буквальную иллюстрацию методологии восхождения теоретической мысли от абстрактного — «товара, как клеточки капитализма» к конкретному — «теории прибавочной стоимости», т. е. с точностью «до наоборот» со всеми когнитивными, идеологическими и политическими последствиями. (!)

Однажды Гегеля спросили:

— Понимают ли ваши философские идеи?

— Их понял только один человек, да и то, если честно сказать, понял неправильно, — ответил гениальный мыслитель.

Прорицатель, увидевший Сократа в окружении учеников, воскликнул:

— Этот человек злодей!

— Он говорит правду, — остановил Сократ ринувшихся на обидчика учеников.

— По природе я такой, но занятия науками меня исправили.

Аристиппа спросили в суде, где он обвинялся противниками учения Сократа:

— Что же хорошего сделал тебе твой учитель Сократ?

— Благодаря Сократу все, сказанное здесь в мою пользу, правда, — ответил Аристипп.

Философ Бион Борисфенит был захвачен пиратами в плен вместе с богатыми афинскими торговцами.

— Мы погибли, если нас узнают! — воскликнули торговцы.

— А я погиб, если меня не узнают, — заметил Бион.

Что за польза тебе от философии? — спросили у Аристотеля.

— Благодаря ней я непринужденно делаю то, что прочие делают из-за страха перед законами, — последовал ответ.

Феофраст сказал во время пиршества своему молчаливому соседу:

— Если ты глуп, то ведешь себя разумно, а если умен — то глупо.

Диоген попросил у богача драхму. Тот удивился:

— Почему ты просишь у меня целую драхму, а от других довольствуешься оболом?

— Оттого, что от них получу еще, а от тебя — не знаю, — ответил Диоген.

Дионисий младший говорил:

— Я кормлю мудрецов не потому, что восхищаюсь ими, а для того, чтобы они восхищались мною.

Выдающийся военачальник афинян Хабрий говорил:

— Армия баранов под предводительством льва сильнее армии львов под предводительством барана.6

Произнеся перед спартанским царем Агидом длинную речь, абдерский посол в заключение спросил:

— Что мне передать моим соотечественникам?

— Скажи им, что я выслушал тебя, не перебивая, — лаконично не без снисходительности обронил царь.

На вопрос:

Что лучше: храбрость или справедливость?

Агесилай ответил:

— Будь у нас справедливость, зачем нужна была бы храбрость?

Архидам, сын Анаксидама, увидев на Сицилии катапульту, воскликнул:

— Вот и конец воинской доблести!

Македонский царь Филипп II советовал наместникам завоеванных городов:

— Заводите друзей и среди хороших люд, и среди плохих, чтобы хороших использовать в своих интересах, а плохие чтобы не использовались в чужих интересах.

Александр Македонский огорчался по поводу каждого успешного похода своего отца:

— Он мне ничего не оставит!

Ему возражали:

— Но ведь именно для тебя он и добывает все это.