— Самые ли лучшие ты дал законы афинянам?

— Да, самые лучшие из тех, которые они смогли применить. — ответил Солон.

На вопрос: когда исчезнут преступления среди людей? — Солон ответил:

— Когда пострадавшие и не пострадавшие будут одинаково относиться к ним.

Никодем, выступавший вначале на стороне Кассандра, а затем перешедший на сторону Деметрия, объяснял:

— Никто не может упрекнуть меня в непоследовательности, так как я всегда поддерживаю сильнейшего.

Однажды к Катону Старшему обратились со словами:

— Позор! Почему до сих пор в Риме не воздвигнута статуя Катону?

— Пусть лучше спрашивают, почему статуя не воздвигнута, чем удивляются, почему ее воздвигли, — ответил Катон.

Фалеса спросили:

— Что прежде явилось: ночь или день?

— Ночь явилась одним днем прежде, — ответил философ.

Фалеса спросили:

— Что лучше: сознаться в прелюбодеянии или лжесвидетельствовать?

— Ложная клятва не хуже прелюбодеяния, — ответил философ.

Периандр во время пира спросил сидящего рядом Солона:

— Не потому ли ты молчишь, что боишься выдать свою глупость?

— Никакой глупец не смог бы молчать, выпив столько вина, — ответил Солон.

Когда Фокаик настаивал на том, что для государственных дел нужно усердно искать человека достойного, Питтак возразил:

— Если будешь слишком усердно искать, то не найдешь.

Человек, затеявший судебную тяжбу со своим отцом, обратился накануне суда к Питтаку:

— Что мне следует говорить на суде?

— Если твои доводы будут менее справедливы, нежели доводы отца, то тебя осудят, если же — более справедливые, то будешь достоин осуждения, — изрек мудрец.

На вопрос:

— Какое из животных самое опасное?

Биант ответил:

— Из диких — тиран; из домашних — льстец.

Анаксагора укоряли в том, что он пренебрег имуществом, общественными делами и интересами отечества ради созерцания природы. Анаксагор возражал:

— Я очень забочусь об отечестве.

И при этом указывал на небо.

Анаксагору напомнили об изгнании из Афин:

— Ты лишился афинян.

— Это они лишились меня, — ответил философ.

Тяжело больной человек обратился к Анаксагору:

— Как жаль, что мне приходится умирать на чужбине.

Тот его утешил:

— Изо всех мест сход в преисподнюю одинаков.

Зенона Элейского привели к тирану на допрос и тот его спросил:

— Был ли у тебя сообщник в заговоре против меня?

— Да. Моим сообщником был ты, — ответил Зенон.

Антисфен нарочито выставлял на вид прореху в своем плаще. Сократ по этому поводу заметил:

— Сквозь прореху твоего плаща я вижу твое тщеславие.

Сократ отказался от пышных даров Алкивиада со словами:

— И мы поспорим с ним в тщеславии.

Дионисий спросил Аристиппа:

— Почему философы приходят к богачам, а не наоборот?

— Потому что философы знают, что им надо, а богачи — нет, — услышал он в ответ.

Корабль, на котором находился Аристипп, застала буря, вызвавшая у последнего сильное беспокойство. Попутчики пристыдили философа:

— Мы, люди простые, меньше испугались бури, чем ты!

— Не одинаковы души, за которые каждый из нас беспокоится, — ответил Аристипп.

Игру тучного музыканта все ругали, а Диоген хвалил. На недоуменные вопросы по этому поводу Диоген ответил:

— Этот человек заслуживает похвалы уже за то, что с такой могучей фигурой он занимается игрой на цитре, а не разбоем.

Когда Диогену сообщили, что жители Синопа осудили его на изгнание, тот возразил:

— Это я их осудил на пребывание в Синопе.

В ответ на свою просьбу, обращенную к человеку своенравному, Диоген услышал:

— Вначале убеди меня исполнить твою просьбу.

— Если бы я мог убедить тебя, то я убедил бы тебя удавиться, — признался Диоген.

Известная в Афинах гетера Фрина пожертвовала Дельфийскому храму статуэтку Афродиты. Диоген нацарапал на статуэтке:

«От невоздержанности эллинов».

После Херонейского сражения плененный Диоген был приведен к Македонскому царю Филиппу и тот его спросил:

— Кто ты такой?

— Лазутчик ненасытности твоей, — ответил Диоген.

На злословия в свой адрес Демосфен отвечал так:

— Я не хочу вступать с тобой в состязания, в котором побеждаемый был бы лучше победителя.

Пушкина спросили о барыне, с которой он долго беседовал, умна ли она.

— Не знаю, ведь я с ней говорил по-французски, — ответил Александр Сергеевич.

Микеланджело, расписывая Сикстинскую капеллу, изобразил в картине «Страшный суд» среди мучающихся в аду грешников своего врага — кардинала Сервини. Взбешенный кардинал обратился к Папе Льву X c просьбой избавить его от позора, заставив художника изменить лицо на картине. Папа урезонил кардинала:

— Это невозможно, любезнейший. Вы хорошо знаете, что я имею власть освобождать грешные души из чистилища. Тем же, кто попал в ад, я уже ничем помочь не могу.

В честь успехов, достигнутых русской армией в венгерскую кампанию, была отчеканена медаль с девизом: «С нами Бог». А.С. Меншиков предложил наградить австрийцев — вероломных союзников России медалями с девизом: «Бог с вами». А гвардейцев, которые не участвовали в сражениях, поскольку окончание кампании застало их на марше в Польше, предложил наградить медалями с девизом: «Туда и обратно».

Фома Аквинский был принят Папой Иннокентием III в тот момент, когда в Папских покоях пересчитывали огромную сумму денег.

— Ты видишь, Фома, что мы не имеем ныне нужды говорить то, что говорили прежде, — обратился Папа к реформатору христианского вероучения.

Лорду Дерби, который был знатоком и ценителем вин, да к тому же еще и страдал подагрой, однажды прислали в подарок партию вина с запиской следующего содержания: «Лорд, если вы будете пить это вино, то избавитесь от подагры». Попробовав вино, лорд Дерби возвратил подарок с припиской: «Предпочитаю подагру».

Кардинал Бокко ди Порко, в миру Франческо Альбесколо делла Ровере, имел обыкновение обедать за столом, накрытым рыболовной сетью, демонстрировавшей смирение кардинала и напоминавшей о профессии его отца. После своего избрания на Папский престол, сеть на столе теперь уже Папы Сикста IV больше не появлялась.

На вопрос по этому поводу Папа заметил:

— Нужды в сети больше нет, ведь рыба уже поймана.

Соискатель доходного места предложил герцогу Мальборо, известному своей алчностью:

— Герцог, если я получу это место, то уплачу вам 1000 гиней и не пророню об этом ни слова.

— Лучше давайте 2000 гиней и говорите об этом кому угодно, — предложил герцог.

Квакер Пен, религиозный деятель, не признававший этикета, не снял шляпу при появлении короля Карла II. Толпа замерла в ожидании реакции на эту вызывающую неучтивость и вопиющее нарушение этикета. Карл, между тем, заметив выходку своего строптивого подданного, обнажил голову со словами:

— Там, где находится король, обыкновенно в шляпе бывает один из присутствующих.