Только мне по тем самым рассказам казалось, что Мельниковы в самом конце девяностых покинули этот свет. А сейчас всего-то девяносто второй. Да и особо бурной деятельности людей с такими фамилиями я как-то не слышал. Честно говоря, я и не пытался вникать в бандитскую изнанку Новокиневска, так что эта тема меня как-то не особо парила. Но с другой стороны, если память об этих самых людоедах-Мельниковых сохранилась настолько, что их вспоминали вообще при любом упоминании этих лет, то странно, что я эту фамилию ни разу не слышал.

Жан продолжал говорит, показывая пальцем то на одну, то на другую машину. С видом эксперта он рассказывал, чем прославились хозяева той или иной крутой тачки, про их какие-то стрелки-разборки.

— А ты в теме, получается, да? — сказал я, не особо внимательно прислушиваясь к рассказу. Меня эти все организованные преступные группировки мало интересовали. Никогда эту бандитскую романтику не любил и не понимал. И на мое счастье, оказался здесь в той части общества, которая меньше всего с этой темой пересекается.

— Я вообще хотел серию статей про них написать, — гордо ответил Жан. — Даже внедриться планировал, чтобы с натуры. Информацию вот собрал.

— Вроде же должен быть еще один брат… — проговорил я как бы в воздух.

— Мельников? — уточнил Жан. — Ну да, был брат. Но он погиб лет десять назад, или больше.

«Интересно… — подумал я. — А что, если бандитский террор, о котором мои друзья-однокашники так любили рассказывать на всех на свете пьянках-гулянках, еще только предстоит?» Вроде как, в этой среде если кого-то важного грохают, то оставшиеся начинают делить его наследство вовсе не за столом переговоров, а с песнями-плясками-перестрелками.

— Вообще, офигеть, конечно! — активно жестикулируя, рассказывал Жан. — Ты правда не слышал новости про то, как погиб Илья?

— Неа, — покачал головой я.

— Прикинь, его из снайперки застрелили, — сказал Жан. — Прямо посреди улицы, как в каком-то боевике. Он из машины выходил, чтобы в ресторан пойти, и тут — бах! — и дырка посреди лба. Стреляли из гостиницы «Новокиневск», но никого там не арестовали, ничего…

— А он что, был каким-то черным губернатором? — спросил я, провожая взглядом очередную платформу. На сей раз на ней стоял стол, а вокруг, на вычурных стульях, типа тех, которые в фильме «Двенадцать стульев» были, восседали упитанные мужики в дубленках и меховых шапках. Типа, поминки прямо в процессии. Они эти машины из гаража городской администрации что ли взяли? Из фонда тех, которые демонстрации сопровождают.

— Там все как-то странно получилось, — Жан проводил взглядом платформу с поминками. — Он вроде не был в особом авторитете, во всяком случае, не светился. Только в самое последнее время. Ходили слухи, что он пытался группировки между собой примирить и внедрить там чуть ли не бандитский кодекс чести. Но не успел, потому что… ну, я уже говорил про снайпера. О, я же был как раз в это время в редакции «Молодежной правды», когда нам эту новость принесли! Там все на ушах стояли, потому что это так-то вообще не новокиневский стиль. У нас все больше как-то по простому убивают, без голливудских спецэффектов…

— А Иван? — спросил я.

— Что Иван? — не понял Жан.

— Ну, он как, вообще? — уточнил я. — Не думал из города куда-то свалить? А то и его завалят под шумок.

— Это вряд ли, — махнул рукой Жан. — Они с Ильей были в ссоре уже лет семь или восемь, и… Блин. Что-то я даже не подумал. Он же наследник, получается. Их сестра же в Америку уехала.

— Ладно, хрен с ними, — я махнул рукой и поежился, чувствуя, что пальцы на ногах начинают явственно так подмерзать. — Иван не мальчик, сам разберется. Потопали уже на трамвай, а то у Натальи Ильиничны рабочий день закончится. Не будем же мы пожилую женщину деловыми вопросами дома пытать…

Кинотеатр «Буревестник» никак не изменился с того памятного концерта «Папоротника», который мы в нем устраивали. Разве что казался еще более заброшенным. Пустой, гулкий, запах неминуемого тлена как будто в воздухе витает.

Жалко даже как-то.

Понятно, в принципе, почему Наталью Ильиничну до сих пор не осаждают всякие разные дельцы на предмет помещений. Место так себе. Вокруг сплошной частный сектор, от остановки само здание не видно, нужно сначала углубиться в совершенно неприветливый район. Значит клиентов для магазинов мало. А чтобы начали прицельно ездить, недостаточно просто открыть ларек, мало чем отличающийся от базарного прилавка.

Наталью Ильиничну мы нашли в клетушке под лестницей в обществе телевизора, электрического чайника и вязания. Кажется, она еще больше постарела с прошлого раза. Хотя времени-то прошло всего ничего… Показалось, наверное. Просто лицо у нее грустно-сосредоточенное. Глаза из-за очков кажутся еще больше. Тонкие, почти бесцветные губы шевелятся. Петли считает, наверное.

Я кашлянул, привлекая ее внимание.

— Наталья Ильинична, здравсвтуйте, — сказал я, стоя в дверях. — Вы нас помните? Я Вова Корнеев, а это Жан… Мы у вас концерт устраивали.

— Ох, батюшки! — директриса «Буревестника» всплеснула руками, клубок упал с ее колен и укатился под стол. — Зачем же так пугать-то?

— Простите, что мы без звонка, — сказал я, быстро плюхнувшись на колени в погоне за сбежавшим клубком. Укатился, зараза, в самый дальний угол!

— Ничего-ничего, ребятишки, — Наталья Ильинична вскочила. — Сейчас я чайку соображу, еще у меня тут печенье оставалось. Сама пекла, на магазинное уже давно денег нет. Зарплату никак не заплатят, все завтраками кормят.

— Чай — это хорошо, — пропыхтел я, протискиваясь в узкую щель между тумбой стола и боковыми ножками. Ага, получилось ухватить клубок за шерстяной бок! — Мы к чаю тоже кое-что принесли. Жан, достань там из моей сумки…

Я выбрался из-под стола и протянул директрисе «Буревестника» клубок.

— А я уж думала, вы не придете больше, — вздохнула Наталья Ильинична, втыкая разлохмаченный провод чайника в расколотую розетку. — Никто не приходит. Неделю назад был какой-то тип, но я его выпроводила. Под склад он, видишь ли, хотел кинотеатр взять. Мол, что просто так бесхозное здание пылится, давай я сюда свои ящики с коробками привезу…

— У нас есть деловое предложение, Наталья Ильинична, — сказал я, глядя как Жан выкладывает на стол конфеты, шоколадку и парочку этих дурацких химозных бисквитных рулетов. Не знаю, за что их все так полюбили, мерзкая приторная дрянь же. Хотя с голодухи и не такое можно сожрать, что уж.

— Вот и он так же сказал — деловое предложение, — проговорила Наталья Ильинична, замерев с чайной чашкой в руке. — Все стали деловыми людьми… Слушайте, ребятишки, если вы тоже хотите склад какой тут устроить, то лучше не заикайтесь даже. Только сразу не говорите, давайте сначала хоть чаю попьем. Соскучилась я тут одна…

— Не склад, Наталья Ильинична, — я покачал головой. — Вы садитесь, давайте я поухаживаю.

— А магазин я может даже и не против сюда впустить, — вздохнула директриса, усаживаясь обратно в свое потертое кресло. — Да только на кой он тут, магазин-то? В магазин покупатели должны ходить…

Я вскрыл упаковки сладостей, расставив их по столу с претензией на сервировку. Заглянул под крышку заварника. Эх, надо было еще пару пачек чая захватить! Этот явно уже «женили» раза четыре. Такое от хорошей жизни не делают.

Ладно, в следующий раз буду умнее. А сейчас и водичку похлебаем.

— Наталья Ильинична, давайте я напрямую все расскажу, без виляний и дипломатии, — сказал я, сев на стул напротив директрисы. — И если вам не понравится, можете смело гнать нас ссаными тряпками, мы не обидимся.

— Ну-ну, я слушаю, — директриса сцепила пальцы на коленях. Напряженно так. Или потому что боялась, что мы с Жаном что-то дурацкое будем предлагать, или по каким-то своим причинам.

— Нам нужна крыша над головой, — сказал я и рассказал, ничего особо не скрывая, кому это «нам», и чем мы занимаемся.