– Это ничего не даст. Чылгын кюрт ведь не случайно целый час плутал по закоулкам, таская филера за собой, как пса на сворке. Время тянул. Не хотел подвергать риску сообщников в Петербурге. Наверняка у них заранее оговорен день и время для связи. Белый медведь или его подручный получил телеграмму и ищи-свищи… Но о чем таком турок мог уведомлять?

– О некоем важном событии, которое случится не позднее 25-го мая, – ответил Мармеладов.

– Почему, к примеру, не июня или июля? – переспросил дипломат.

– Зачем бы он стал так торопиться и раскошеливаться… На сколько это по стоимости потянет, Митя?

Почтмейстер прикинул:

– Пять копеек за слово. Итого выходит на семьдесят пять копеек. Все это умножим на три, поскольку срочная телеграмма передается прежде всех остальных и плата за нее взимается втрое против обыкновенной.

– То есть больше двух рублей. Дороговато. До июня успел бы отправить и обычную телеграмму. Опять же, обер-полицмейстеру турок обещал вернуть дочь завтра, к вечеру. Стало быть, нужно понять, что случится завтра днем… Давайте подумаем немного и поделимся умозаключениями.

Кавалергард сдался первым, спустя минуту он замысловато выругался и отошел к окошку. Митя старательно вглядывался в буквы телеграммы, но в голову лезли только мысли о скором обеде – розмарин чудесно сочетается с рыбой, а корицу лучше добавить к десерту… Дипломат же снова перебирал бумаги, время от времени разрывая их и бросая под стол.

Мармеладов, сложив руки на набалдашнике трости и примостив сверху подбородок, являл вид человека расслабленного и ни о чем не переживающего.

– А что, Николай Павлович… Не случится ли завтра в Москве тайная встреча канцлера Горчакова с посланником австрийского императора Франца-Иосифа?

Сыщик задал вопрос буднично, но Игнатьев так и подпрыгнул, уронив подушки с кресла.

– Откуда… Черти драные! Как вы узнали?

– И встреча пройдет при вашем непосредственном участии. Вот истинная цель вашего приезда из Константинополя, – продолжал Мармеладов.

– Но это ведь под строжайшим секретом. Даже адъютант не был поставлен в известность… Кто вам сказал?

– Телеграмма. Не знаю, сколь крепко вы оберегали этот секрет, но Чылгын кюрту и другим врагам Отечества он теперь доподлинно известен.

– Не упоминал… Ни одной живой душе! – кусая усы, бормотал дипломат.

Платон и Митя вовсе онемели.

– Уверен, вы изобрели способ, чтобы никто в министерстве иностранных дел, а также окружении канцлера, не узнал о приезде австрийского посланника. Чтобы Белый медведь не пронюхал. Даже с нами уже два часа в молчанку играете, – сыщик нисколько не оскорбился по поводу столь вопиющего недоверия, но подметил, что у юного кавалергарда заиграли желваки от обиды. – Но смею предположить, что секрет сей известен был обер-полицмейстеру. Ведь доверенные люди г-на Арапова в штатском готовятся охранять безопасность переговоров. Стало быть, похититель потребовал в качестве выкупа за дочку именно эти сведения: дату и место встречи, состав участников. А тот выложил все подробности, поскольку он в первую очередь любящий отец, а только потом – верный сын Отечества нашего.

Митя рассматривал текст телеграммы, водя по строчкам пальцем.

– Братец, я решительно не понимаю, где ты углядел князя Горчакова, г-на Игнатьева и уж тем более, австрияка…

Мармеладов прошелся по кабинету и остановился у портрета светлейшего князя.

– Первое, что мне пришло в голову – вчерашние объяснения ботаника. Вспомните, мы же видели розмарин в Аптекарском огороде. И директор посетовал, что он плохо растет в наших краях, ведь здесь маловато солнечного света.

– Но это совсем ничего не объясняет, – пробурчал Ершов, постепенно отходя от шока, в котором пребывал.

– Вы слишком нетерпеливы, юноша, а я привык объяснять ход своих мыслей в логическом порядке… Дальше я учел тот факт, что противник наш, хоть и шпион заморский, а все же свободно цитировал Пушкина. Устами подставных свидетелей, разумеется. А ведь князь Горчаков – лицейский приятель поэта, именно про него Александр Сергеевич писал: «Питомец мод, большого света друг». Большого света, понимаете! Торговец пряностями уж должен разбираться в том, как выращивают розмарин. К тому же у этого растения цветки голубые. А князь носит орденскую ленту Андрея Первозванного – она тоже голубого цвета!

Все присутствующие посмотрели на портрет, чтобы убедиться в правдивости слов Мармеладова.

– Но откуда турок так хорошо в русской поэзии разбирается? – удивился Игнатьев.

– Я не в курсе, как устроена подготовка шпионов, тут вам лучше знать, – сыщик улыбнулся, глядя в непроницаемые глаза дипломата. – Но я поставил себя на место Чылгын кюрта. Если бы мне велели ехать в чужую страну, где вокруг – одни враги, то чтобы не попасть впросак, я бы первым делом выучил тамошний язык. Важно же понимать, о чем шушукаются за моей спиной. А русский язык удобнее всего учить по стихам Пушкина – там, по сути, все уложено: наша культура, наша история, наши обычаи, традиции и мудрость народная. Кроме того, шифр мог подсказать столичный дворянин, тот самый Белый медведь, возможно – страстный любитель поэзии. Кроме того, он описал турку ваши выразительные усы.

– Откуда это вы взяли, Родион Романович?

Сыщик помахал телеграммой.

– Да все отсюда же. Турок с вами лично не знаком, однако же назначил вас быть ванилью. У нее на стебле, знаете, изрядные усики. А корица – это приближенный Франца-Иосифа. Тут вообще легко угадать, ведь именно ею австрийцы щедро сдабривают и кофе, и чай, и модный торт Эстер-Хази. Я недавно пробовал такой в Вене.

– Выходит, вы все это постигли одной только силой мысли? – на этот раз Игнатьев даже не пытался скрыть своего удивления. – Блистательно! Что же, если вы сами о многом догадались, то мне остается лишь добавить небольшое пояснение. Завтра в Москву с тайным визитом прибывает граф Андраши. Цель его переговоров со светлейшим князем – обсудить политическую обстановку в Константинополе и на Балканах. Меня пригласили в качестве очевидца, который не понаслышке знаком с ситуацией. Если удастся убедить графа, то он поможет организовать официальную встречу австрийского императора и нашего государя-батюшки, на которой, собственно, и будет решена судьба Европы.

– Вы уж простите, Николай Павлович, я как и многие литературные критики, чаще читаю о выдуманных королевствах и фальшивых чувствах, а потому в политике не слишком разбираюсь, – признался Мармеладов. – С какой стати мы зависим в турецком вопросе он австрияков?

Игнатьев удивился еще больше, ведь в их ведомстве это было понятно всем и каждому. Но раз уж обещал объяснения, извольте.

– По окончании Крымской войны мы подписали мирный договор в Париже. Ущерба для России в нем почти не было, кроме одного пункта, который шел под восьмым номером. Стоит нам теперь объявить войну Османской империи, и в поддержку турок сразу же выступят Франция, Англия и Австрия. За годы ситуация изменилась. Французы обескровлены, они совсем недавно капитулировали в битвах с Пруссией, по сути откупились от Бисмарка двумя приграничными провинциями – Эльзасом и Лотарингией. Англичане погрузились во внутренние политические распри, им сейчас тоже не до того. Остаются только австрияки. Если удастся уговорить их не вмешиваться, то мы прогоним турков с Балкан…

Мармеладов кивнул, прерывая речь дипломата.

– Стало быть, османским шпионам выгодно сорвать тайную встречу, – резюмировал сыщик. – Но что еще зашифровано в телеграмме? На кого указывают мята и базилик?

– Выясните это, Родион Романович! – с неожиданной страстью проговорил Игнатьев. – Отменить прием графа Андраши уже невозможно: мы так долго уговаривали австрийцев, что не можем теперь оконфузиться. Иначе все пойдет насмарку. Но мы перехитрим Бешеного волка! Изменим место встречи и усилим охрану. Прямо сейчас я отправлюсь к князю Горчакову и потребую отстранить обер-полицмейстера, чтобы г-н Арапов не узнал новых сведений. А вы уж постарайтесь! – и, перейдя на сугубо деловой тон, добавил. – Платон будет и дальше неотступно следовать за вами, выполняя любые указания. Экипаж также в вашем распоряжении. Поймите, вы знаете слишком много, чтобы отпустить вас совсем без присмотра…