Алеша кивнул и легко поднял девочку на руки.

– Освещайте путь, Родион Романович. Я совсем не ориентируюсь в здешних направлениях.

Мармеладов кивнул и пошел вперед с фонарем. Минут через десять, когда руки священника начали предательски уставать, желтый луч керосинки осветил пролом в стене – трещина шла наискосок, разрезая стену тоннеля почти ровной линией. Не исключено, что своим происхождением она обязана не природным явлениям, а зубилу и молотку.

– Сюда! – зашептал сыщик.

– Не забывайте об осторожности! Извозчик не зря предупреждал о разбойниках, – пропыхтел Алеша. – Хотя, с вашим оружием, засады можно не бояться.

Мармеладов перехватил трость поудобнее и, слегка пригнувшись, шагнул в треугольный пролом. Почти сразу вернулся: путь свободен. Они оказались в подвале, где вдоль стен стояли штабеля с пыльными бутылками. Здесь сыщик принял девочку из рук монаха и велел тому взять вина с ближайшей полки.

– Хотите отпраздновать? – растерянно спросил священник.

– Разумеется! – усмехнулся Мармеладов. – Но в свое время. А сейчас нам предстоит подниматься по лестнице, довольно скрипучей, как я убедился. Стало быть, надлежит вооружиться, Алексей Федорович. Трость тут не пригодится. Уроки фехтования вы ведь не брали? Я так и предполагал. Как дубинкой ею тоже не размахнешься, пролеты у лестницы довольно узкие. Остается вот это.

Он кивнул на бутылку в руках монаха.

– В одной парижской харчевне я наблюдал, как бандиты сражаются при помощи обычных бутылок. Первым ударом по голове вырубают самого сильного и опасного противника. А дальше в руке остается горлышко с острыми осколками, которым можно изрядно поранить всех прочих соперников. Французы называют этот прием pétale de rose[2].

– Вряд ли я смогу поднять руку на ближнего, – покачал головой священник.

– Тогда молитесь, чтобы мы выбрались без приключений, – жестко сказал сыщик, пропуская Алешу вперед.

Они поднялись из подвала, прошли мимо приоткрытой двери в первом этаже, за которой пьяные голоса не в лад пели песню о Стеньке Разине. Никто, против ожидания, не высунул любопытный нос, не задал неудобных вопросов. У здешних архаровцев свои понятия – идешь, человече, от Ведьмы-реки, так и ступай себе. А любопытные долго ли живут?

На улице Мармеладов огляделся и узнал задний двор трактира «Крым». Поспешно свернув за угол, они вышли к площади. Вокруг горели фонари, а извозчик высаживал из коляски очередную подвыпившую компанию.

– Вот что, Алексей Федорович! Поезжайте немедля к дому обер-полицмейстера. Там вас примут как родного, а девочку окружат заботой и микстурами, – скороговоркой произнес сыщик, устремляясь к освободившемуся экипажу.

Алеша бежал за ним, путаясь в мокрой рясе, которая липла к ногам.

– А вы куда, Родион Романович? Отчего же не с нами?

– Надо спешить к палатам Шуйских. Если адъютант кликнул подмогу, то все уже закончилось и шпион задержан. Но есть у меня подозрение, что Платон со свойственной всем юнцам самоуверенностью, сунется к Чылгын кюрту один. А это может закончиться большой бедой… Вон как раз конка спускается, сейчас на повороте в нее запрыгну и вмиг доберусь.

Он аккуратно уложил девочку на сиденье коляски, накрыв своим сюртуком, как одеялом. Потом обернулся к священнику.

– Вы потом сразу возвращайтесь от г-на Арапова с парой городовых, а лучше с тремя. Если Митя будет идти по нашим следам, он может столкнуться с любителями хорового пения. Кто знает, в каком они будут настроении, – тут сыщик посмотрел на бутылку, которую Алеша судорожно сжимал в руках. – Заодно оставите деньги за вино, иначе будете корить себя, что нарушили заповедь «не укради». О, какой хороший выбор. «Дюар-Милон» 1859 года. Да вы гурман, почище барона Ротшильда. Ну все, все. Трогай!

Не слушая возражений Алеши, сыщик бросился через площадь к притормозившей на повороте конке. На ходу вскочил в вагон и сразу поднялся на второй этаж, дабы не смущать пассажиров запахами пропитавшей его Неглинки. Конка снова набрала ход. Мармеладов всматривался в пролетающие мимо дома и мелькающие фонари, но мыслями он был далеко отсюда.

Это не было подозрением. Он точно знал, что кавалергард Ершов не станет просить о помощи и захочет взять турецкого шпиона в одиночку. А учитывая большой гандикап по времени, можно предположить, что он уже ворвался в логово Бешеного волка. Черт бы побрал этого заносчивого гордеца!

Особняк из красного кирпича выплывал в Подкопаевский переулок, словно корабль, ломая ровную линию заборов. Виделся в этом горделивый вызов, нарушение привычных устоев. Дом будто бы презрительно усмехался в лицо любому незваному гостю.

«Идеальное место для тайного убежища. Все равно, что прятать письмо на самом виду, где никто не догадается искать», – размышлял Мармеладов, подходя к внушительной дубовой двери во двор, окованной железом по краям.

Палаты давно уже не имели никакого отношения к Шуйским. Некоторое время назад их выкупил князь Болконский, затеял капитальную перестройку, да вскоре разорился. По этой причине два первых этажа были разобраны и ободраны до самых кирпичей, флигель стоял заколоченный, а подвалы затопило еще в прошлом году. Только в третьем этаже, под самой крышей, светилось одинокое окно.

Стало быть, там все и закончится.

Сыщик решительно потянул дверь и вошел во двор, заваленный битым кирпичом, кривыми рассохшимися досками и другим мусором. В третий этаж вела отдельная лестница, по которой Мармеладов поднялся, не скрывая своего присутствия. Постучал в хлипкую дверь набалдашником трости.

Послышалось шарканье ног, негромкое покашливание. Дверь открылась. Старый шпион вгрызся глазами в сыщика.

– А вот и вы, долгожданный мой! – турок говорил с едва уловимым акцентом, растягивая гласные. – Входите, входите.

Он попятился, пропуская сыщика в большую комнату. Тот огляделся, предполагая увидеть Платона Ершова. Связанного. Задушенного. Отравленного. Пьющего чай в обнимку с басурманином – если уж все кардинально ошибались на счет адъютанта. Однако случилось то, чего Мармеладов совсем не ожидал.

Комната была пуста.

– Вот как… Стало быть, на этот раз я успел первым, – пробормотал он.

Мехмет-бей зажег еще несколько свечей, чтобы стало светлее. Сел прямо на пол, где среди узорчатых подушек стоял низкий столик. Жестом пригласил гостя присаживаться напротив.

– Не все же вам опаздывать, – усмехнулся в бороду шпион. – Хотя признаюсь, я ждал вас раньше. Но вы, судя по ароматам и мокрым штанам, были заняты поисками моего веночка. И как все закончилось? Опять не спасли?

Мармеладов прекрасно понимал, что турок нарочно обставил декорации для финальной сцены так, чтобы посетитель испытывал сплошные неудобства: либо ему придется сесть слишком низко, в непривычную позу, либо остаться на ногах, наклоняясь вперед, чтобы лучше слышать тихий голос Чылгын кюрта, и выглядеть при этом как слуга перед султаном. Сыщик выбрал третий вариант – шагнул к шкапу из полированного дерева, что стоял в дальнем углу и привалился к нему плечом, в позе скучающего денди. И тут же скрипнул зубами от досады. Шпион предусмотрел и этот случай – теперь оба подсвечника оказались за спиной у Мехмет-бея, отчего лицо его скрыла тень, тогда как Мармеладов оказался против света и принужден был щурить глаза. Да, переиграть столь расчетливого соперника будет сложно. Для начала хорошо бы вывести его из равновесия.

– Отчего же, туда мы прибыли как раз к сроку. Не дали вашему веночку утонуть в Неглинке, – сказал сыщик, стараясь не показывать своей ярости.

– Чудесная весть! – турок и впрямь казался вполне довольным. – Значит, ждать мне счастья в этом году.

– Да какого же рожна… Простите… Какого же счастья вам еще надобно? – сыщик вспомнил свой же собственный вывод о том, насколько сильно шпион презирает всех преследователей. Нужно разыграть раздражение, тупость и все прочие признаки слабости. А как только старик начнет злорадствовать, ослабит бдительность – нанести неожиданный удар. – Вы так ловко похитили дочку самого обер-прокурора, вы разыграли спектакль с подставными марионетками, а потом устранили свидетелей, одного за другим… Я до сих пор не могу уразуметь, как это удалось…