– Пил бы, братец. Три дня, никак не меньше. И то потом бы все эти отравленные гувернантки перед глазами стояли бы долго.

– Но ведь Платон, в отличие от нас, все время сражается, хоть и на незримом фронте. Отсюда и отношение. Война ведь без жертв не бывает, – Мармеладов пожал плечами, как бы изображая реакцию кавалергарда. – Ершов и про спасение Анастасии не думает совсем не из равнодушия или от душевной черствости. Взвешивает мысленно, что важнее. Вот спасем мы Анастасию, а шпиона с секретными сведениями упустим и из-за этого целый полк русской армии вырежут янычары. Стоит ли жизнь одной малышки гибели сотен солдат? Как бы ты выбрал, Митя?

– Это во что же мы все превратимся, если даже возможность такого выбора допускать начнем?! – взревел почтмейстер, своим оскалом более всего в это мгновение напоминая морду давешнего деревянного медведя. – Нечего в этой ситуации выбирать. Надо положить все силы и старания, чтобы спасть и девочку, и полк. Жизнь положить, если потребуется, но не сдаваться заранее.

– Гусар! – уважительно произнес Мармеладов, но после не удержался от дополнения. – А знаешь ли ты, сколько таких гусар стали влиятельными царедворцами? Ни одного. Потому что большое сердце, верная рука и горячая голова не слишком ценятся в кругах, где делается политика. Наш юный адъютант понимает это, хотя еще и до двадцати лет не дожил. А ты, Митя, и в пятьдесят не поймешь. Но это к счастью, разумеется.

Почтмейстер помолчал немного, пытаясь разобраться в том, похвалил его приятель или все-таки высмеял. Но все было так складно переплетено, что пришлось махнуть рукой.

– Вот ты, братец, стараешься посмотреть на любое дело с позиций других людей, – сказал он, подводя итог раздумьям. – Причем не только слегка неприятных, вроде этого Ершова, но и глазами мерзейших злодеев. Да это ведь то же самое, как валяться в грязи, чтобы понять, какими глазами свинья на мир смотрит… Стоит ли пачкаться, чтобы узнать ее взгляды?

Сыщик рисовал концом трости в пыли вроде бы отдельные круги и треугольники, потом соединил их дугой и получилась забавная поросячья морда.

– Именно для того чтобы не оказаться в итоге в грязи, рядом со свиньями, надо знать их мысли. Наперечет. Чего они хотят? Жрать, спать до об забор чесаться для удовольствия. Если я сведу свою жизнь только лишь к трем этим желаниям, то буду ничем не лучше ленивой хавроньи. Стало быть, важно вовремя заметить это и не допустить.

Мармеладов наступил на рисунок в пыли и пошел дальше, увлекая за собой Митю.

– Но и победить свинью довольно легко, лишив ее корыта, грязной лужи и забора. А что до злодеев… Взять хотя бы этого Мехмет-бея. Залезть к такому в мысли и понять, как они устроены невероятно сложно. Я еще могу понять, почему он так спокойно сидит на людной площади среди бела дня. Он уверен, что полиция в этом деле не участвует, а тайный сыщик, если такового и позвали, усердно ищет молодого блондина-гувернера. Думает, раз свидетели мертвы, то про его шпионскую сущность мы ничего не ведаем.

– Так это же хорошо! Вроде как у нас преимущество перед ним… Идем на шаг впереди. Разве не так?

– Нет, не так. Вот сидит он, подобно сфинксу каменному, отрешенный от всего, а нам не ясны дальнейшие намерения этого типа. Зачем ему Анастасия? Какие именно тайны басурман хочет получить в обмен на похищенную девочку? Сколь долго будет готовить следующий ход в шпионской игре? Есть ли у него сообщники, нам доселе неведомые? Видишь, сколько вопросов. А ответить не получается, не хватает пищи для умозаключений.

– Давай тогда о другой пище позаботимся. Еще по расстегайчику? На этот раз с рыбкой, – почтмейстер махнул рукой, подзывая разносчика. – Что тут…

– Каспийский осетр, г-н почтмейстер, – предложил торговец. – А то, может быть, с налимьей печенкой возьмете? Тоже-с всем по вкусу.

– Опять выбирать? Нет уж, не заставите. Давай оба! Эх, пропадать, так сытому.

Митя ловко подвернул свои роскошные усы, чтоб не мешались и принялся жевать на ходу, попеременно откусывая от разных пирожков. Шел он вслед за Мармеладовым, раздвигающим толпу своей тростью. Когда показалась широченная спина резчика, сыщик ускорил шаг, но все равно опоздал.

– Уж простите, барин, – толстяк прижимал мокрую тряпицу к разбитому носу, из которого обильно сочилась кровь. – Я старался поглядывать незаметно, да только раскусил меня бородач. Подошел и говорит: «И какую же цену назначили за мою голову?» Я отвечать-то не хочу, а язык вроде как сам ляпнул: «Два целковых». Тогда он улыбнулся: «А я ведь гораздо дороже стою». И что-то мне протягивает. Смотрю я на его руку, а потом вспышка яркая и дальше ничего не помню. Очнулся с разбитым носом, видимо двинул он меня своим ящиком в харю-то…

– Фигурки, разумеется, и след простыл, – подметил Мармеладов, пристально глядя на чурбан, за которым работал резчик.

Тот уныло кивнул и потянул из кармана серебряную монету.

– Забери, барин, не сработал я даже на грош.

– Напротив, все вышло как нельзя лучше, – сыщик выдал ошарашенному мастеру второй рубль. – Подержи-ка его на холоде, да к носу прикладывай. Быстрее заживет.

– Но голова… – вздохнул толстяк.

– Голову мы у него заберем, непременно. Теперь это уж моя забота.

Митя меж тем успел обшарить глазами половину рынка, но турецкого шпиона нигде не заметил. Однако, видя, что его приятель ничуть не переживает по этому поводу, решил дождаться объяснений. И они последовали, как только приятели отошли на самый край стихийного рынка, к трактиру «Крым». Здесь стояла черная карета, возле которой нетерпеливо вышагивал адъютант Ершов.

– Родион Романович, все вышло, как вы заранее предупредили! – горячо зашептал он, стараясь не привлекать интереса прохожих. – Как только вы обозначили Мехмет-бея, я тут же поспешил к жандармам и привлек двух лучших филеров для слежки.

– Все прошло тихо? – спросил сыщик, также вполголоса. – Не заметил ли турок, как вы указываете на него тайным агентам?

– Какое там! Он так заинтересовался – что же толстяк вырезает, – чуть шею не свернул, на соседний ряд заглядывая.

– Так ты всю эту историю затеял, чтобы внимание шпиона отвлечь? Ну да, этот тюха точно не мог бы действовать скрытно, турок его мгновенно заметил и раскусил, – восхищенно присвистнул Митя и вдруг помрачнел лицом. – Но ведь он запросто мог убить резчика, а у того, как ты слышал, детки малые.

– Не только отвлечь. Важно было столкнуть Мехмет-бея с места. Показать, что мы уже близко и заставить действовать немедленно. Так больше шансов, что он сделает непродуманный шаг. А что до резчика, – тут Мармеладов сжал трость, аж побелели костяшки пальцев, – риск был минимальным. Я все обдумал: не стал бы турок убивать на глазах у десятков очевидцев. Это ему невыгодно.

– Обдумал… То есть так в свою правоту уверовал, что готов был невинной жизнью рискнуть? – продолжал кипеть почтмейстер. – Как вчера с доктором? Однажды ведь уже ошибся. Да как ты вообще знать-то мог?

Мармеладов подошел так близко к Мите, будто хотел обнять, но тот вскинул руки, отстраняясь. Сыщика этот жест очень расстроил.

– Митя, да поверь же мне, не таков наш злодей. Нет, этот Мехмет-бей старается действовать издалека, чтобы не быть узнанным. Потому и поспешил свой портрет забрать. Заметь, он всех ядами травит, хотя мог бы сообщников в каком-нибудь переулке прирезать или дома задушить. Но его василиск…

– Только не начинай сызнова про своих василисков! – бушевал Митя уже не так сильно, однако же из природного упрямства гнул свое. – Ты не мог знать наверняка, как поведет себя турок, если ударится в панику. Ведь съездил же он резчика по морде. А если бы ножом ткнул? Смерть была бы на твоей совести.

Мармеладов помолчал, раздумывая, но лишь короткое мгновение. И вдруг заявил, совершенно вразрез:

– Так ведь шпион резчика не бил!

– Как же… А кровь? – опешил Митя. – Кровь из носа…

– Осмотрел ли ты колоду, на которой мастер резал фигурки? Вряд ли. А я вот проверил и, доложу тебе, на ней тоже была красная лужица. Прямо в центре. Если бы Мехмет-бей ударил кулаком или двинул ящиком в нос, то резчик бы опрокинулся назад. Представил картину? В тот момент вперед помешал бы упасть кулак а уж, тем более, ящик, мы же его видели – огромный короб… Могла ли эта лужица накапать после из разбитого носа? Сомневаюсь, для этого надо было нарочно сидеть в неудобной позе, нагнувшись вперед. Зачем бы резчику вдруг это делать? Нет, вариант тут напрашивается единственный… Лужица эта оттого, что резчик упал лицом на колоду. Помнишь его слова? Яркая вспышка, а дальше ничего не помню.