Я начала беззвучно плакать.
— Я не знал этого, когда был ребенком, но подумал, что отец Налы собрал ее вещи и переехал, потому что я никогда не мог найти их. Я всегда думал, что она жива и у нее есть наш ребенок, и злился на нее за то, что она не позволила мне быть частью этого. Смерть моих родителей повергла меня в горе, но Нала удерживала меня там, и из-за нее я держал всех на расстоянии. Я был так зол на нее... все это время не зная, что они оба мертвы из-за меня.
— Трента.
Дэмиен моргнул.
— Что?
— Они умерли из-за Трента, не из-за тебя, — всхлипнула я. — Ты должен перестать перекладывать вину на свои плечи, когда она принадлежит другому.
— Аланна…
— Нет, — прервала я его. — Ты винишь себя за все, что случилось, но ты был ребенком. Пятнадцатилетним. Ты не мог контролировать то, что делают другие люди, так что перестань винить себя. Марко обманом заставил твою семью работать на него. Он виноват во всем этом, а Трент несет ответственность за убийство Налы и твоего ребенка. Он, а не ты!
Дэмиен уставился на меня, и я знала, ему трудно сделать то, о чем я прошу.
— Ты ни в чем не виноват.
Он моргнул.
— Ты не винишь меня во всем?
— Нет, — ответила я. — И я знаю, что никто так не думает.
Он опустил глаза, и в глубине души я знаю, он мне не поверил.
— Мы можем вернуться, — сказал Дэмиен, прочищая горло. — Я хочу продолжить.
Я кивнула и стала ждать.
— После всего, что случилось. Все, что связано с «Тьмой», с нами, я решил оставить, чтобы стать лучше благодаря Броне.
— Броне?
— Ага, — кивнул Дэмиен. — Когда она зашла в комнату, в которой были мы, она откровенно поговорила со мной. Она четко рассказала мне о своих чувствах, и как ужасно я себя повел из-за того, что переспал с тобой, хотя знал, что нравлюсь тебе. Она знала, как сильно я не хотел быть похожим на своих родителей, и она заставила меня понять, что то, как я обращался с девочками, как я обращался с тобой, было неправильно. Она была жестока, но никто другой не собирался говорить мне то, что мне нужно было услышать. Она щелкнула выключателем во мне.
— Что ты делал, когда вернулся в Нью-Йорк?
— Я снял надгробие Трента с могилы Налы и заказал новое для нее и ребенка. Я знаю, он был у нее в животе, но все же это ребенок, и я не хотел, чтобы люди не знали, что его или ее не существует. Понимаешь?
— Да, дорогой, понимаю.
Дэмиен выдохнул.
— Ты ненавидишь меня за то, Нала забеременела от меня?
— Конечно, нет, — ответила я, потрясенно. — Дэмиен, ты не знал о моем существовании, когда вы с Налой были вместе. Не говори глупостей.
Он кивнул и опустил взгляд на свои руки.
— Может быть... Может быть, мы сможем купить Нале с малышом звезду, как ты купил мне, — предложила я. — Таким образом, когда мы поднимем глаза, мы будем знать, что они где-то там, наблюдают за нами. Это тебе как-нибудь поможет?
Когда Дэмиен посмотрел на меня, мое сердце заколотилось, когда я увидела непролитые слезы в его глазах.
— Плакать — это нормально, — сказала я ему. — Тебе позволено грустить и оплакивать тех, кого ты потерял. Тебе не нужно беспокоиться о том, что я чувствую по этому поводу. Мне грустно за тебя, за Налу и за ребенка. Никто не заслуживает того, через что ей пришлось пройти.
Я не пошевелилась, когда Дэмиен встал и подошел ко мне. Я обхватила его руками, когда он прижал мое тело к своему. Он положил свою голову на мою и заплакал. Когда он заплакал, это практически мгновенно вывело меня из себя. Я держала его, покачивая из стороны в сторону и позволила ему выпустить все, что он держал внутри.
— Мне нужно тебе еще кое-что сказать, — сказал он, прочищая горло.
— Кое-что о тебе или о твоих братьях?
— Кое-что о моих братьях, — ответил Дэмиен, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. — Моя история закончилась после того, как я... после того, как я лишил жизни Трента.
Услышав, как он произнес это вслух, я не пришла в ужас, как я думала; это принесло мне невероятное чувство облегчения и огромное чувство справедливости по отношению к Нале и ребенку, которых убили.
— Я рада, — сказала я, беря его за руку. — Я рада.
Дэмиен закрыл глаза и прижался своим лбом к моему.
— Кроме того, я не хочу слышать от тебя истории твоих братьев. Я хочу услышать все от них самих.
Дэмиен кивнул, не открывая глаз.
— Ты в порядке?
— Я просто наслаждаюсь чувством близости с тобой, — ответил он, открывая глаза. — Я так сильно по тебе скучал.
— Я тоже скучала по тебе, — сказала я. — Меня убивало то, что я отгородилась от вас всех, но мне это было необходимо. Мне нужно было собраться с духом, чтобы я смогла выслушать тебя.
— Я знаю, Веснушка.
Когда я поцеловала Дэмиена, он был так удивлен, что несколько секунд не отвечал на поцелуй, а когда ответил, это было словно волшебство. Когда мы отстранились друг от друга, он продолжал обнимать меня.
— Я хочу поговорить с тобой об Алеке, — сказал он. — Он дал мне разрешение рассказать тебе это. То, что знаю только я, и, позволяя мне рассказать это тебе, он хочет, чтобы ты знала, он любит тебя и доверяет тебе достаточно, чтобы сохранить этот секрет между нами.
Я попятилась назад.
— Я не хочу знать. Я больше не хочу хранить секреты.
— Это секрет, которым ты не захочешь делиться, — заверил меня Дэмиен. — Это только для того, чтобы помочь тебе понять моего брата и понять уровень любви и доверия, которые он испытывает к тебе после всего, через что ты прошла с Картером.
Я глубоко вдохнула.
— Хорошо.
— Алеку тридцать один, и он все время счастлив, — начал Дэмиен. — Он делает намеки, слишком остро реагирует на многие вещи, он придурковатый и хихикает над всем, что приходит ему в голову. Он другой. Ты когда-нибудь задумывалась почему?
Я приподняла брови.
— Нет.
— Из всех моих братьев, — продолжил Дэмиен. — Алек — тот, кто заслуживает улыбки и смеха над глупым дерьмом, потому что очень долгое время жизнерадостного, счастливого человека, которого ты знаешь, не существовало. Он был лишь оболочкой от человека.
— Что? — прошептала я. — Почему?
— Он подвергался жестокому обращению на своей работе, — Дэмиен сглотнул. — В глазах Марко он был проституткой, но считал себя эскортом. Большую часть времени на работе он занимался сексом по обоюдному согласию, большую часть времени ему даже не приходилось целовать своих клиентов, но иногда... он был вынужден делать вещи, в подробности которых я не хочу вдаваться.
— Изнасилование?
— Да.
В моем горле застрял крик, и я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать его.
— Было ужасно. — Голос Дэмиена стал грубым. — Когда мне было шестнадцать, через год после начала работы, двое мужчин причинили Алеку такую боль, которую я никогда не смогу пережить.
Мне стало дурно.
— Он всегда поздно возвращался домой, тем вечером я готовил немного полуночного перекуса, когда услышал, как он вошел и поднялся по лестнице. Он плакал. Я никогда раньше не слышал, чтобы он плакал, поэтому знал, что бы с ним ни случилось, это что-то ужасное. Через минуту или две я последовал за ним вверх по лестнице, просто чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке, и...
Мое сердце остановилось.
— Он пытался покончить с собой, Аланна, — произнес Дэмиен, и на его лице появилось выражение боли. — Он воспользовался кабельной стяжкой, перекинул ее через одну из потолочных балок и надел себе на шею. То, что эти люди сделали с ним, заставило его захотеть умереть.
— О боже.
— Я до сих пор не знаю, как мне удалось спустить его или снять кабельную стяжку с его шеи. Все было как в тумане, но я счастлив, что не спал, когда он вернулся домой, и что последовал за ним, чтобы узнать, все ли с ним в порядке.
Я заплакала, и Дэмиен обнял меня.
— Он рассказал мне все, что с ним случилось, и заставил меня поклясться, что я никогда не расскажу об этом остальным. Не потому, что он им не доверяет, а потому, что хочет избавить их от боли знания об этом.