Съемки длились более двух часов, и Сергей Федоров вновь напомнил нам, что он гораздо больше, чем просто великолепный хоккеист. Он был таким же, как и когда только приехал в Детройт, сбежав на корпоративном самолете Майка Илича, – добрым, заботливым и чувственным человеком, а также одним из самых умных игроков. После интервью мы вспомнили старые добрые времена в Детройте, а также несколько редких неприятных эпизодов.

– Кит, ничего же личного, правда? – сказал Сергей и положил мне руку на плечо. Это был небольшой укол с его стороны. Напоминание о тех нечастых случаях, когда я не столь лестно отзывался о его игре в утренней газете. Критикуя команду, хоккеиста, тренера или генерального менеджера, я всегда сначала серьезно углублялся в тему. У меня было правило: никогда не пиши того, чего не можешь сказать человеку в лицо.

Возможно, это и было представлено как мое мнение. Но оно основывалось на бесчисленных интервью с хоккейными людьми, скаутами, игроками, тренерами и менеджерами клубов – то есть с настоящими экспертами. Я часто говорил Сергею и многим другим, что никогда ни к кому не относился предвзято. Я просто считал нужным поделиться этим с читателями и болельщиками. Они были эмоционально привязаны к команде, которую я освещал.

Оглядываясь назад, я понимаю, что доля критики про Сергея, услышанная мной от других игроков и тренеров, была абсолютно несправедлива. Возможно, она была основана на какой-то профессиональной зависти, которая часто встречается в мире спорта. Быть может, она была ошибочна или даже высказана со злым умыслом. Однако к критике со стороны его партнеров по команде нельзя относиться без иронии.

При каждом удобном случае хоккеисты любят напоминать, что они тоже люди, а вовсе не машины. Ни от кого нельзя требовать, что он сыграет на пятерку с плюсом в каждом из восьмидесяти двух матчей регулярного чемпионата. Тренеры тоже это понимают, хоть и не любят в этом признаваться. В то же время на скамейке вместе с Федоровым сидели и те, кто охотно судил его столь же несправедливо, как и болельщики с прессой. Они ожидали, что он в каждом матче будет из штанов выпрыгивать. А потому за спиной Сергея шептались бо́льшую часть его карьеры в «Детройте». Игроки и тренеры говорили, что неизвестно, какой Сергей сегодня выйдет на лед – претендент на звание MVP или же он просто будет отбывать номер. Некоторые даже отмечали, что было бы здорово соединить в одном игроке талант Федорова и характер Стива Айзермана.

Все это очевидно, неоспоримо и несправедливо до абсурда. Сергей Федоров был одним из самых техничных игроков в истории хоккея, одним из величайших хоккеистов в форме «Детройта». Он абсолютно заслуживает того, чтобы и его свитер с номером 91 висел под сводами арены «Крыльев».

Я никогда не относился к нему предвзято. Более того, зная то, что знаю сейчас, я сожалею о некоторой хрени, которую о нем написал. Мы толком не понимали своего счастья до тех пор, пока Сергей Федоров не ушел из команды. И теперь мне кажется, может быть, именно это он и хотел сказать.

Слава Козлов был и по сей день остается настоящей «rink rat». Перевести на русский это можно как «крыса на катке», а по смыслу – человек, который там буквально окопался, проводит там кучу времени. Его папа был известным хоккейным тренером в Воскресенске, и Слава дал слово своему отцу Анатолию, что после карьеры игрока он пойдет по его стопам. Таким образом он хотел воздать честь человеку, который обучил его навыкам хоккея, сделал одним из лучших форвардов в мире. А также отблагодарить игру, так много давшую его семье. Однако начинать все опять пришлось с самых низов.

– Я – снова новичок. Мне многому надо научиться, – сказал Козлов, когда мы пришли к нему в главный офис «Спартака» – одной из московских команд Континентальной хоккейной лиги.

Козлов провел в «Детройте» девять сезонов. Вне всяких сомнений, он был самым гордым и благодарным членом Русской пятерки. Помимо этого, он был самым скромным. Ему каждый раз удавалось оставаться в тени, даже когда он забрасывал решающие шайбы. Для него было серьезным ударом, когда летом 2001 года «Ред Уингз» обменяли его в «Баффало» на вратаря Доминика Гашека, который помог «Крыльям» выиграть еще один Кубок Стэнли в 2002 году.

Из-за травм Козлов сыграл всего 38 матчей за «Баффало», и следующим летом его отправили в «Атланту», где он провел еще семь результативных сезонов, прежде чем уехать из НХЛ и отыграть еще пять лет в КХЛ, после чего завершил карьеру. В НХЛ Козлов провел 1182 матча, забросил 356 шайб, отдал 496 передач и набрал 853 очка. Вдобавок к этому он забросил 44 шайбы и набрал 88 очков в 139 матчах плей-офф.

В раздевалке «Детройта» его прозвали Ворчуном – он подыгрывал этому образу, но, как мне кажется, никогда на самом деле таким не был. Слава Козлов – один из добрейших, теплейших, учтивейших и почтительнейших людей, которых я вообще когда-либо встречал в мире спорта. У меня в голове бесчисленное количество воспоминаний о том, как мы проводили с ним время вместе. Но одно стоит особняком.

Как-то раз он приехал после игры ко мне домой в Диаборн. Я организовал вечеринку-сюрприз для своего хорошего друга Лена Хойеса в честь его выхода на пенсию. Он освещал матчи «Ред Уингз» для ряда изданий компании «Бут Ньюспейперз» по всему Мичигану. Я пригласил всю команду – игроков, тренеров и генерального менеджера Джима Дэвеллано. Пришли практически все, хотя всего за пару часов до этого «Крылья» проиграли «Нью-Йорк Рейнджерс».

Козлов тогда только приехал в Северную Америку. Когда я открыл ему дверь, он оглядывался вокруг с широко раскрытыми глазами. Мы жили в хорошем доме на рабочей окраине недалеко от автозавода «Форд». Дом был большим и удобным, но вычурным его никак нельзя было назвать. В гостиной Козлов спросил меня шепотом по-русски:

– А это частный дом?

– Да, конечно.

– А кто здесь живет?

– Мы с женой, еще пара собак.

Вне всяких сомнений, это был первый и последний раз, когда мне удалось произвести такое впечатление на игрока Национальной хоккейной лиги. Вскоре Козлов и сам поселился в роскошном районе Блумфилд Хиллс, где мой дом выделялся бы не в лучшую сторону.

Я очень благодарен Славе за то, что он не раз, а даже дважды пригласил меня к себе домой в Россию. Он привез меня в Воскресенск осенью 1994 года во время локаута НХЛ и познакомил со своей семьей. А когда в декабре 2015 года я снова прилетел в Москву на съемки документального фильма о «Русской пятерке», Слава вновь открыл для нас двери своего дома. Несмотря на то что во время хоккейного сезона Козлов жил в Москве, а его жена и дети – в Испании, он по-прежнему навещал дом своего детства, хоть его родители и дедушка уже ушли из жизни. Теперь отчий дом – это мемориал игровой карьеры Славы и тренерской карьеры его отца.

Козлов сидел перед камерой и более двух часов отвечал на вопросы о времени, проведенном в «Детройте» и Русской пятерке. После съемок он тихо подошел к одному из продюсеров и сказал, что поймет, если в фильм в итоге не попадет ни один кадр из этого интервью. Он даже и подумать не мог, что поделился чем-то интересным.

Это все, что вам надо знать про Славу Козлова. С одной лишь поправкой – он глубоко заблуждался.

Игорь Ларионов стоял на импровизированной сцене на «Джо Луис Арене» со склоненной головой, в то время как тысячи владельцев абонементов стоя аплодировали ему, скандировали и умоляли: «Останься еще на год! Останься еще на год! Останься еще на год!»

Двумя днями ранее он и его товарищи по Русской пятерке помогли «Детройту» выиграть первый Кубок Стэнли за сорок два года. Ларионову тогда было тридцать шесть, у него истек срок контракта с «Ред Уингз». Он мог перейти в любую команду по своему желанию. После круга почета с кубком, который они совершили со Славой Фетисовым, Ларионов переживал одну эмоциональную волну за другой.

Чемпионский парад на проспекте Удуорд, собравший более миллиона людей, произвел на него неизгладимое впечатление. На Красной Площади не было ничего подобного в честь ни одной золотой медали, которую он выиграл в составе сборной СССР. А теперь ему скандировали: «Останься еще на год! Останься еще на год!»