Недельный фестиваль в канадском Квебеке стартовал в понедельник 9 февраля банкетом на полторы тысячи человек, во время которого подавали десять блюд, а затраты на каждого гостя составляли 350 долларов. На банкет были приглашены игроки обеих команд, а также пресса. Их обслуживали известнейшие повара из Канады, Советского Союза и США. Еще до того, как начали подавать десерт, среди журналистов поползли слухи о тайной встрече двух звездных центрфорвардов обеих команд – лучшего бомбардира НХЛ Уэйна Гретцки и Игоря Ларионова, который тогда был вторым по очкам в советской лиге. Ларионов уже был известен и почитаем в энхаэловских кругах. Права на него принадлежали «Ванкуверу».

Ходили даже разговоры о том, что Ларионов может под влиянием Гретцки воспользоваться этой возможностью и сбежать в НХЛ. Это, безусловно, стало бы позором для СССР. Вообще-то это было бы плохо для хоккея в целом – ведь Россия и Канада поддерживали тогда перемирие после Холодной войны на льду, длившейся десятилетиями. Более того, все, кто знал Ларионова – а таких было немного, поскольку он был закрытым и сложным молодым человеком, – понимали, что если он и уедет когда-нибудь из Советского Союза, то только легально, настаивая пусть и на неохотном, но все же благословении от властей.

Поскольку Ларионов находился под постоянным подозрением со стороны коммунистической верхушки, он прекрасно понимал, что ничего хорошего от слухов о его очередной встрече с Гретцки ждать не стоит. Игорь уже однажды попал в неприятную историю, когда в монреальской прессе прошла информация о том, что в сентябре 1984 года он зажигал на вечеринке с Гретцки и другой звездой «Эдмонтона» Полом Коффи во время розыгрыша Кубка Канады. Ларионова из-за этого посадили под домашний арест, а также отстранили от участия в заграничных международных турнирах почти на полтора года. В одном своем интервью на Рандеву-87 он назвал ту информацию ложью и заметил, что хоть и встречался с Гретцки, с которым подружился во время Кубка Канады-1981, но после матча сразу же вернулся в гостиницу.

– Ни на какую вечеринку с Уэйном я не ходил, – утверждал Ларионов. – Гретцки пошел туда без меня, а я лег спать. Ни на какой вечеринке я не был.

А вот в Квебеке на той неделе было настоящее пиршество хоккея, которое к тому же совпало с Carnaval de Quebec – ежегодным зимним фестивалем этого региона. События беспрецедентного праздника хоккея включали в себя выступления не только местных артистов, но и красноармейского хора и балетной труппы знаменитого Большого театра; а кроме того, бизнес-ланч с президентом «Крайслера» Ли Якоккой, чья компания была тогда одним из главных спонсоров НХЛ, бранч в музее, зал которого был украшен самим Пьером Карденом так, чтобы напоминать об убранстве парижского ресторана «Максим», показ моды, и самое главное – грядущее глобальное событие, которое навсегда изменит хоккей: видеообращения с посланиями мира от президента США Рональда Рейгана и председателя Верховного Совета СССР Андрея Громыко.

Перенесемся на четырнадцать лет вперед. Отпраздновав шестью днями ранее свое сорокалетие, Игорь Ларионов стал самым возрастным игроком Национальной хоккейной лиги (и это не было поводом для гордости, он ненавидел обсуждать свой возраст).

Профессор выступал за «Флориду», которая принимала дома «Колорадо». Он слушал американский гимн и светился от гордости. Впрочем, тем субботним вечером в декабре 2000 года это не было связано с тем, что он выступал в лучшей профессиональной хоккейной лиге мира. Скорее дело было в том, кто этот гимн исполнял.

Когда-то Ларионов противостоял тирании коммунистической системы, зачастую сталкиваясь с жесткой критикой со стороны общества, и рисковал навсегда лишиться любимой игры, которая значила для него больше, чем жизнь. А теперь он слушал, как его дочери Аленка и Диана исполняют государственный гимн Америки в местечке под названием Санрайз – это пригород Майами, где проводит домашние матчи «Флорида». Его переполняли эмоции.

– Вы только представьте себе – я мечтал об этом пятнадцать лет назад. Мечтал, чтобы мои дочери росли в Америке и пели национальный гимн США, – сказал мне Ларионов после игры.

Петь его дочери начали еще несколько лет назад, и вот теперь задолго до завершения карьеры Ларионов понимал, что наступил счастливый конец его мучений.

– Я представитель старой школы, коммунистической системы. Я никогда не был врагом, но народ считал по-другому. Две разные страны. Две разные системы.

В итоге он добился права эмигрировать в Северную Америку и прибыл в Ванкувер, чтобы начать карьеру в НХЛ – менее чем через три года после ничьей в двухматчевой серии против сборной звезд лиги в Квебеке. Аленке совсем недавно исполнилось три года. Диана родилась в Ванкувере. Сын Ларионова, Игорь Игоревич, появился на свет в Детройте.

– Международная семья, – говорит Ларионов с гордостью. – Это доказательство единства мира.

Мучения Игоря Ларионова не закончились, когда он приехал в новый мир. Он уже давно снискал репутацию мастера мирового класса, но первый сезон в «Ванкувере» сложился для него не слишком удачно – Ларионов забросил 17 шайб и набрал 44 очка в 74 встречах, что было скромным показателем, если принимать во внимание ажиотаж вокруг его перехода. Не говоря уже о затратах, на которые пришлось пойти «Кэнакс».

«Надо понимать, что он оказался в незнакомой стране в незнакомой ему энхаэловской системе, где постоянно выходил в разных звеньях с разными партнерами, после того как десять лет отыграл в одной пятерке, – писал в предисловии к книге Ларионова покойный Пэт Куинн, занимавший в то время пост генерального менеджера «Ванкувера». – Чтобы к такому приспособиться, должно пройти время. Надеюсь, у него все еще впереди».

За пределами льда перемены в жизни были еще более серьезными. Ларионов, его жена – двукратная чемпионка мира среди юниоров по фигурному катанию Елена Батанова, а также их дочь Аленка заселились в слишком большой дом. Ларионов описывал его следующим образом: четыре спальни, игровая комната, гостиная, семейная комната, кухня, гараж на две машины и не одна, не две, а сразу три ванных. Здание в прекрасном районе, который состоял примерно из шести домов, расположенных в лесу. И все это – для трех человек, причем одного из них толком не будет дома из-за плотного графика игр НХЛ.

В Москве Игорь жил с семьей в крохотной двухкомнатной квартире, и это им еще повезло. Ларионов был успешным хоккеистом, ему досталась лишняя комната в квартире. Поэтому их первый дом в Ванкувере казался огромным. Спустя три месяца Ларионов перевез жену с дочерью в гораздо более скромную двухкомнатную квартиру, где было всего две ванных, в доме невдалеке от центра Ванкувера – однако и это было роскошью по сравнению с тем, что имелось у них в Советском Союзе.

Русский эксперимент оказался неудачным в сезоне 1989–1990. По крайней мере, в «Ванкувере». Если Ларионов еще как-то проявлял себя, а временами даже демонстрировал тот хоккей, который принес ему успех в Советском Союзе, то его соотечественник Владимир Крутов полностью провалился.

Крутов, один из самых мощных крайних нападающих в истории советского хоккея, играл в тройке Ларионова большую часть карьеры, но за «Кэнакс» забросил всего 11 шайб в 61 матче. Не приспособившись к более плотному и силовому хоккею в Северной Америке, Крутов уехал из НХЛ уже через год.

В следующем сезоне статистика Ларионова лишь ухудшилась – он забросил всего 13 шайб и набрал 34 очка в 64 встречах. Однако на третий год Ларионов, возможно, приободренный появлением в команде потрясающего русского новичка Павла Буре, наконец нашел свою игру. Взяв Буре под крыло, Ларионов выдал один из самых результативных сезонов в энхаэловской карьере. По крайней мере, с точки зрения статистики. В 72 встречах он забросил 21 шайбу и набрал 65 очков. Буре же выиграл «Колдер Трофи», который присуждается лучшему новичку сезона.

А затем Ларионов уволился. Когда в НХЛ хлынула первая волна советских игроков, согласно пункту в контракте часть их доходов отходила «Совинтерспорту» – на тот момент важному регулирующему органу в бывшем Советском Союзе, который переживал непростые времена. Чтобы выйти из этого договора, Ларионов провел сезон в Швейцарии, выступая за «Лугано».